Внучка берендеева. Третий лишний - Демина Карина (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
И оттого поспешил племянницу замуж выдать?
Нет, муж Красаве хороший достался.
Спокойный.
Разумный.
И ее балует… и непраздна она, а значит, благословила Божиня брак этот… и чего еще желать? Разве чтоб племянница его, Милослава, норов изменила. Горда больно.
Капризна.
И на Красаву глядит так, будто бы она, Красава, нищенка, из милости в дом взятая. Сперва-то и не скрывала презрения, пыталась себя хозяйкою показать, но супруг скоренько укорот дал. Вот и затаила обиду Милослава… а с чего?
Ей бы благодарною быть, что нашлось в тереме место для нее, сироты… ан нет, ходит царицею, дворнею повелевает, а на дядьку глядит свысока. Красаву и вовсе будто бы не видит. Мол, недостойная она… ох, не о ней, глупой, думать бы…
– Поедешь? – муж Красаву обнял и поцеловал в щеку. Царапнула нежную кожу борода, и Красава поморщилась: пахло от оной табаком. А ныне ей все запахи тяжелы были, табачный же и вовсе отвратен.
– Нет. – Она прижалась к мужу, пытаясь защититься не то от ветра, не то от собственного страху безымяннного. – Далеко, да и… его уже схоронили. А помолиться я и тут помолюсь. Божиня услышит.
Она-то знает, что был дядечка хорошим человеком, если и грешил, то не с зла… со всеми случается…
– Как знаешь. – Муж вздохнул с облегчением. Не хотелось ему отпускать супругу…
…в тот день они вернулись поздно. И ночь Красава не спала. А с утра самого заявила Милослава:
– Я в столицу отправлюсь.
– Зачем? – Супруг Красавы посмурнел, налился грозовым гневом, чего досель с ним не приключалося.
– В Акадэмию пойду. Мне Мишенька давно писал… приглашал…
– Мишенька?
– Братец мой, – Милослава улыбнулась со смыслом. Мол, тебе ли, дядюшка, не знать, что не ты один роднею, – еще когда говорил, что дар у меня имеется немалый… и я могла бы магичкой стать.
– Тебе нельзя в столицу.
– Почему это? – Она подхватила с блюда орешек и, повертев, на землю кинула.
– Договор…
– С кем и когда он был? – Милослава плечиком дернула. – Небось когда договаривались, меня не спросили, хочу ли я всю жизнь в глуши провести. А я не желаю! Что мне здесь делать?
– Замуж…
– За кого, дядя? За соседа?
– А хоть бы… вон, Вояр на тебя давно заглядывается…
– Пусть хоть все глаза выглядит, – промолвила Милослава. – Он мне не ровня…
– Хватит! – Верень ляснул кулаком по столу. – Я сказал…
– Ты жене своей говори, она послушает, клуша. А я, дядечка, чтоб ты знал, своим умом жить приучена… мне таланты развивать надо… дар!
– Своим…
– Тише. – Красава взяла мужа за руку. – Пускай…
Не то чтобы она хотела помочь Милославе, просто вдруг осознала: не уживется. Не даст супруг Милославе воли, не позволит ей в столицу отбыть, так ведь кого Милослава изводить станет?
На ком обиду выместит?
А дом, в котором свара на сваре, долго не простоит.
– Пускай едет. Здесь и вправду… молодой девушке в столице жениха отыскать проще… – Она говорила тихо, и муж остывал.
Успокаивался.
– Дура ты, – сказал он Милославе, и та вспыхнула.
– Это жена твоя…
– Еще одно слово – и отправишься. Не в столицу. В монастырь. И будешь там свои таланты развивать, – тихо он произнес, но Красава поняла: и вправду отправит он племянницу в монастырь.
Та тоже, верно, осознала.
И разрыдалась.
Слез же женских он на дух не выносил.
– Вот чего с нею делать… неможно ей в столицу… – сказал он ночью.
– Почему?
По ночам на Красаву нападала бессонница. И лежала она в перинах, что овец считала, что звезды, что думала о всяком, да без толку – не шел сон.
И голова становилась на удивление ясной.
– Прости. – Муж поцеловал ее в щеку. – Но тебе о том лучше не знать… и что мне делать?
– Если… если и вправду у нее родичи имеются, то напиши. Будут готовы принять? Пусть едет.
Она точно помнит, что этой ночью видела деда. Что будто бы стоял он на распутье, опираясь на посох свой, и глядел в упор на нее. И губы дедовы шевелились, да только Красава, как ни силилась, ни словечка разобрать не могла.
…Милослава отъехала летом. И, говоря по правде, пусть и заповедано Божиней с роднею ладить, но дни до отъезда Красава считала, опасаясь, как бы не передумал муж. Он же, невзирая на письмо, со столице пришедшее – родич Милославин от слов своих не отступился, ждал ее у себя, – ходил смурен, вздыхал и все про договор вспоминал. Но что за он – говорить не желал.
Милослава же чуяла неуверенность эту.
И в слезы ударялась.
В жалобы.
Дескать, вздумал дядечка сгноить ее в глухоманиях. И только когда села в возок – а пришлось для этакой дороги новый покупать, ибо не дело это – боярыне знатной на старом возку в столицы ехать, – успокоилась. И даже нашла в себе силы улыбнуться Красаве.
– Счастья вам, – пожелала Милослава скупо. И оглянулась, проверяя, стоит ли подвода, ладно ли гружена, все ли сундуки на нее поставлены.
– И тебе удачи, – ответила Красава от чистого сердца, – пусть дорога твоя легка будет…
Она стояла и глядела на возок, запряженный парой коней, может, не больно-то красивых, зато сильных – этакие и по дороге полетят птицами, и по бездорожью вытянут, – и думала, что теперь-то жизнь ее нехитрая наладится.
Заживут они.
Миром.
Ладом.
Дитя появится и…
…и счастье порой становилось безмерным, за ним Красава забывала обо всем.
Напомнили.
Сестрица дорогая, забытая уже, явилась в первый день осени. И намедни собаки выли, будто упреждая, а старую яблоню, про которую супруг сказывал, что росла она во дворе едва ль не от начала времен, ветер повалил. Ветер был не силен, а вот поди ж ты, не вынесла, обрушилсь под собственной тяжестью. Добре, что никого не загубила.
Яблоню и убирали. Пилили.
Корчевали пень, как назло, разлапистый и цепкий. А Красава смотрела, чтоб, корчуя, чего лишнего не порушили. Да и то, хорошая погода была. Тепло, а не жарко, ветерок обдувает, и комарье притихло… милое дело. Она не сразу заметила, что пылит дорога.
– Едет, едет, – закричал дворовой мальчонка, который крутился подле. Мало ли, вдруг да боярыне яблочка поднесть надобно или водицы, или чего восхочется.
Местные холопы Красаву любили за норов тихий и незлобливость.
Вот и мальчонка старался.
Знала, чаял – вдруг да приглянется, тогда, может, и в дом взят будет. А родит Красава мальчика, так тому приятель надобен будет… и как себя не показать.
– Возок едет! – крикнул он на самое ухо.
Красава к дороге и повернулась. Ничего, помимо пыли, что столбом стояла, и не увидела. А мальчонка, просьбы не дожидаясь, на тын взлетел, уселся, кота дворового потеснивши.
– Возок едет! – крикнул он, и холопы остановились. Смолкли топоры, поунялись пилы. Куры и те перестали копаться в мусорной куче. Видать, им тоже интересно было. – Не нашенский… коней ажно четверо… и заводные еще… охрана… двое… верхами идут… неа, точне не нашенский…
И Красава поверила.
Своих мальчонка знал. Да и не было принято в гости являться вовсе без упреждения.
Она поднялась, с печалью подумав, что день ныне пропадет. Нет, гостям Красава была рада, но ныне, в тягости, сделалась медлительна. Уставала быстро. И ей бы в светлицу вернуться.
Прилечь на часок.
А надобно будет гостей встречать, привечать, сидеть с ними до позднего вечера, ибо не пристало хозяйке долгом хозяйским пренебрегать.
– А хорошо идут… – Мальчонка проводил Красаву взглядом и отвернулся. Чужой возок был ему интересней. Этакого в нынешних местах не видывали.
Сам, что желудь, меж колес подвешенный. И колеса задние огроменные, а передние – махонькие. На крыше будто бы креслице резное поставлено, и на нем уж извозчик сидит. Как только взоперся?
Глядела Красава на диво этакое.
На колеса золоченые. На ободы их, медными крыльями прикрытые. На сам возок, пухлый, что тыква, и на оконца его стеклянные, алыми занавесями прикрытые.
Глядела и пыталась уразуметь, как он на подворье-то их тихом очутился.
