Убежище (ЛП) - Кук Тонья (читать хорошую книгу .TXT) 📗
«Счастлив?» — произнес он, слегка улыбаясь полным ртом.
«Очень счастлив, Великий Беседующий».
Вместе с тем, давнишний камердинер, а иногда и генерал королевской стражи, ретировался. Послышалось оптимистичное «Хорошего отдыха, сир», произнесенное через плечо, когда тот скрылся из виду.
Перед битвой у Санктиона, когда он назначил Планчета командовать квалинестийскими войсками, Гилтас просто сказал Планчету, как тот важен для него. Друг, советник, заменивший отца, телохранитель, всем эти и большим был Планчет. Кериансерай была сердцем Гилтаса, его любовью, его жизнью; Планчет, осознал он, был его силой, его центром опоры во вращающемся хаосе их жизней.
Гилтас снова поднес чашку к губам. Его рука дрожала. Раздраженным этим, он быстро осушил чашу. Нектар был молодым и невыдержанным, и отдавал горечью. Невозможно было сделать хорошее вино в безудержном бегстве. Нектару, как и нации, нужна была стабильность, чтобы полностью раскрыть потенциал.
Он налил еще. Нужно было уметь обходиться тем, что имеешь. Он снова осушил чашу, откинулся в кресле и закрыл глаза.
Мир перевернулся с ног на голову. Мерзкие гоблины рыскают по Квалиносту, грабя лесные переулки города Кит-Канана. Великое множество буйных минотавров заселили хрустальные залы Сильваноста. Громадные уроды едва протискивались сквозь типичные эльфийские дверные проемы — что им толку со всего города? Только подумать, что в таких грубых руках два образца изящности, культуры и цивилизованности! Видения в его голове — а может невыдержанное вино — вызвали у Гилтаса приступ тошноты. Закашлявшись, он подавил его.
Он обругал себя за то, что попал в ту ловушку, полагая, что места образуют нацию. Города и башни, сады и храмы были всего лишь недвижимостью. Настоящую ценность имела жизнь и то, что ее обеспечивает: пища, вода, простой кров. Нужно обеспечить эти предметы первой необходимости, если эльфийской расе суждено было выжить.
И его народ непременно выживет. В этом Гилтас был непреклонен. Все иное было суетой.
Гилтас вывел свой народ из поглотившего Квалиност кошмара, провел по Пыльным Равнинам, к мнимому убежищу в Кхуре. Судьба передала ему в руки трон Сильванести, когда его кузен Портиос, Беседующий со Звездами, исчез. Сын и наследник Портиоса, Сильванеш, погиб в конце войны. Королева-мать Эльхана, оплакивая смерть своего сына, отправилась на безнадежные поиски Портиоса. Прежде, чем уйти, она отдала в руки Гилтаса корону Сильванести.
Катастрофа исхода привела к величайшим событиям в жизни Гилтаса, в жизни любого эльфа: объединению двух королевств, разделенных со времен Братоубийственных Войн. Эльхана, сильванестийка, и Портиос, квалинестиец, надеялись, что их брачный союз воссоединит обе нации. Вместо этого, они еще сильнее разошлись. Теперь же, вопреки всему, две нации снова были одной, объединенной личностью Гилтаса. Когда-то насмешливо прозванный «Королем-марионеткой», теперь он был известен как Гилтас Следопыт. Ему предстояло найти дорогу к постоянному дому — где бы тот ни оказался.
На время можно было пожертвовать гордостью, отказаться от уважения, потратить сокровища. Чтобы удержать вместе древнюю расу Перворожденных, он бы имел дело с любым, с кем пришлось, даже мерзавцем вроде Сахим-Хана, одним из самых лживых и алчных людей, с которыми он когда-либо сталкивался.
Даже в королевском роду, славящемся черными сердцами, неприкрытое честолюбие и непомерная жадность Сахима выделялись исключительно. С половиной своей столицы в руинах, он мечтал, как эльфийские богатства потекут рекой на ее восстановление. Но если требуются сокровища, чтобы купить убежище, неважно, насколько временное и неудобное, для его изгнанного народа, Гилтас использует всё, до последнего куска стали и золота, что смогут собрать его подданные. Сокровища, как и здания и земли, были восстановимы. А жизнь нет.
Когда-то он измерял свою жизнь скоротечными минутами, проведенными с Кериан. Словно закаленная сталь, она была яркой, острой и смертоносной, и требовала бережного обращения. Тихий уют и нежные клятвы любви шепотом были не для них с Гилтасом. Их брак был союзом противоположностей. Планчет однажды сказал — после особенно трудного дня и слишком большого количества крепкого нектара — что боги словно раскололи надвое некоего героя, создав сильную, пылкую Кериансерай и задумчивого, чувствительного Гилтаса. Их брак снова воссоединил эти половинки, создав единую личность, единую душу.
Она жива. С той же уверенностью, с какой ощущал биение собственного сердца, Гилтас знал, что Кериан не была мертва.
Он не заметил, что заснул, пока внезапный шум резко не разбудил его. Пустая бутылка из-под нектара лежала рядом с креслом; глиняная чашка выпала из его руки.
Пока он сидел, гадая, как долго был в забытьи, и что разбудило его, крыша палатки затряслась, осыпая его голову пылью. Снаружи послышались крики. Должно быть, сирокко обрушился на палаточный комплекс, опрокинув несколько наименее устойчивых строений.
Звук рвущейся ткани опроверг это предположение и заставил эльфа вскочить. Его лицо сквозь крышу заливал солнечный свет, по мере того, как меч прорезал потолок. С затуманенной от вина и сна головой, Гилтас уставился на яркий кончик меча, удивляясь, как кто-то может стоять на колышущейся крыше. Колья и подпорки палатки явно не выдержали бы его веса.
До его ушей донеслись новые крики, уже громче, и звуки извлекаемых мечей. Фигура в маске, облаченная в грязное белое платье, спрыгнула в отверстие, тяжело, но ловко приземлившись на пальцы рук и ног. Под кхурским платком у фигуры блестел стальной шлем.
В то же мгновение сквозь полог палатки ворвался Планчет, с мечом наготове. Позади него возникла толпа домочадцев Беседующего, вооруженных чем попало, от копий до шампуров. Гилтас поднял руку, останавливая на пороге своего телохранителя. Он указал взглядом на нарушителя.
«Леди, вы проделали дыру в моей крыше».
Кериансерай, покрытая слоем пыли и запекшейся кровью, выпрямилась. Она сдернула пыльную маску с нижней половины лица и сунула меч обратно в ножны. Не обращая внимания на изумленного Планчета и раскрытые рты остальных, она наклонилась и тепло поцеловала своего супруга.
Отходя назад, она воскликнула: «Те чертовы сильванестийцы не позволили бы мне войти!»
Лорд Мориллон со своей когортой, помешанные на придворном протоколе Сильваноста, делали все возможное, чтобы управлять доступом к Беседующему — даже для Львицы, когда только могли.
«Как ты пробралась мимо них?» — весело спросил Гилтас. Он положил ладонь на ее гладкую коричневую щеку, впавшую от изнурения.
«Орлиный Глаз».
Он посмотрел наверх, на дыру в крыше. В ней мелькал круживший над головой грифон. У них были поразительные взаимоотношения. С Львицей свирепое существо было кротким, как котенок, повинуясь каждому ее слову. Грифоны обычно с ранних лет привязывались к одному всаднику и, в случае его потери, никогда не были доброжелательны к другому. Первоначальный всадник Орлиного Глаза погиб в стычке с минотаврами. Вопреки всему, разумный зверь почувствовал симпатию к Львице — скорее всего потому, что они были одного поля ягоды, считал Гилтас.
Потенциальные спасители беседующего разошлись, и Планчет ушел, чтобы принести еще нектара. В это время Кериансерай угостилась апельсином, распространенным фруктом приморских садов Кхура. Она стянула капюшон и шлем, и провела рукой по спутанным волосам.
«Посыльный лорда Таранаса только недавно убыл», — Гилтас оценил угол, под которым падал солнечный свет, — «менее часа назад. Выслушав его доклад, я опасался за твою безопасность».
Казалось, от его слов улетучилась ее радость от их встречи. Выкашливая кхурскую пыль из горла, она проскрежетала: «Да, я в безопасности, и я здесь».
Не дождавшись от нее ничего более, он спросил об упоминавшемся Гитантасом арьергарде, пяти сотнях лучников, с которыми она осталась в заслоне против минотавров. Она ответила: «Они отдали свои жизни ради остальной армии».
