Охотник на духов - Демченко Антон (бесплатные полные книги TXT) 📗
– Поня-атно. А как вы определили, что он хитер и лишен злобы? – поинтересовалась у наставника Итта.
– Мальчик сумел выжить в Бокко в одиночку, – пожав плечами, ответил тот. – Заставил считаться с собой сверстников, если помнишь рассказ сестры, имеет работу, пусть и неквалифицированную, но мы говорим о двенадцатилетнем мальчишке! Самостоятелен. Все это говорит об уме, хитрости и силе воли. Ну а то, что при этом в нем нет злости и ненависти к окружающим. Я эмпат, ты не забыла? А вообще могу заметить, что наш гость довольно скуп на эмоции. По крайней мере для окружающих.
– Защитная реакция? – тут же предположил Рандон, готовый вновь оседлать любимого конька.
– Возможно, – кивнул наставник. – Но как в этом случае быть с любопытством? Единственное чувство, которое в нем так и плещет, за исключением, может быть…
– Что? – поторопил старого эмпата хозяин дома.
– Я впервые в жизни видел человека, который так наслаждается самим фактом своего существования, – медленно проговорил Химм.
Родители Итты озабоченно переглянулись.
– Думаешь, он одержим? – после небольшой паузы хмуро осведомился Рандон.
– Нет-нет, он человек, несомненно. Мои печати не пустили бы в дом даже высшего демона, а любого мелкого беса просто испепелили бы на пороге, вместе с носителем, – покачал головой Химм. – Но знаете, почему этот мальчишка, например, ходит босиком?
– Мм… ну, может быть, у него нет денег на обувь? – выдала очевидность Итта, потакая любви наставника к объяснениям. Уж за десять лет учебы у Химма она освоила эту хитрость, не раз спасавшую от неминуемой расправы за невыученный урок. Всего-то и надо было дать наставнику выговориться, и он тут же подобреет.
– Ну да, но при этом у него достаточно денег пусть на дешевую, но неплохую одежду, да? – усмехнулся довольный Химм, не обратив никакого внимания на промелькнувшие улыбки. – Нет, все куда проще. Ему просто так больше нравится. Честное слово, когда он шел по ковру в столовой, от него так и шибало удовольствием. Про сам обед я и вовсе молчу. У мальчишки очень ярко выраженная чувствительность, по крайней мере в том, что касается осязания и обоняния. Я же говорю – очень, очень интересного гостя привела наша Имми.
– Маленькие странности, да, Химм? – покачав головой, тихонько вздохнула Ринна.
– Ну да, – с усмешкой кивнул наставник, наполняя кружку чаем. – Они самые.
– Что ж, я доверяю твоему мнению, Химм. – Хлопком в ладоши хозяин дома закончил обсуждение и повернулся к супруге. – Попробуем уговорить мальчика остаться у нас. Поможешь ему освоиться, дорогая?
– Думаю, возложим эту обязанность на наших дочек, и жить он будет в садовом домике, – после недолгого раздумья согласилась Ринна, тряхнув гривой роскошных рыжих волос, и договорила: – По крайней мере, пока я не буду в нем уверена.
– Ой, кот! – вдруг воскликнула Итта, увидев выглянувшую из‑за среза крыши веранды черную ушастую мордочку, сверкающую зелеными огоньками глаз.
– Кот? – не понял Химм и, сделав рукой какой-то пасс, фыркнул. – Тебе померещилось. Мальчик спит!
– Да нет же, не тот Кот, а кот – в смысле, котенок! – Итта ткнула пальцем в сторону черной морды, с любопытством рассматривающей сидящих на веранде людей. – Видите?
На этот раз долго бодрствовать мне не довелось. Муть перед глазами, встревоженные голоса поблизости и знакомый писк медицинских приборов у изголовья. Кажется, понял: мое дряхлое тело вновь угодило в больницу. Что ж, вполне закономерно. В последнее время мне и на ногах-то стоять тяжело было: так что ничего удивительного. Слабость? Да, чуть больше, чем обычно, – тоже понятно. Значит, состояние ухудшилось. А вот то, что во время визита врачей и госпитализации я даже не проснулся, это действительно нехорошо. Значит, проделано все было в экстренном порядке.
Тихий плач в стороне. Маша? Внучка… поня-атно. Кажется, мое дело – труба. Если уж наша маленькая «железная леди» не сдерживает слез.
– Док-тор, сколь-ко? – Рука изо всех утекающих сил хватается за полу прошелестевшего рядом халата. Размытое лицо замершей от неожиданности женщины… да, женщины – запах духов я чувствую.
– Вам нельзя говорить, – ровный мягкий голос, усталый.
– Дедушка! – Маша срывается с места и одним рывком оказывается рядом со мной. – Де-эда! Ты очнулся!
– Не шумите, или я выведу вас отсюда, – немного недовольства в голосе врача… наигранного недовольства. – Вашему дедушке нужен покой.
– Покой нам только снится, – раздвигаю сухие губы в подобии улыбки. – Девочка, мне недолго осталось, дай поговорить с детьми, а?
– Что вы, вам нужно отдохнуть. – В голосе врача появляются нервные ноты. Молодая еще, неопытная, точно. Сколько я их на своем веку повидал.
– Скоро отдохну, милая. – Кашель прерывает слова, и на белоснежном пододеяльнике появляются красные пятна. Ну да, этого следовало ожидать. Значит, предчувствие не врет, оно никогда меня не обманывало, да… Вытираю тыльной стороной ладони губы, и другая рука начинает шарить вокруг, и в нее тут же утыкаются мои очки, поданные внучкой. Умница. – Родители где?
Врач тихонько отходит в сторону.
– Там. И Иринка с Лешкой тоже, и дядька. И тетя Оля со своими, – заплаканная мордашка внучки кивает на входную дверь. Ну да, вчера же мой день рождения отмечали: ничего удивительного, что вся семья в сборе. Хотя подарочек я им подарил, конечно… м‑да… – Позвать?
– Конечно. – Хочу кивнуть, но понимаю, что на это уйдет слишком много сил. Поберегусь. Недолго осталось.
– Де-эда…
– Зови их, егоза.
В палате становится людно. Докторица явно не в восторге от происходящего, но перечить главврачу, а по совместительству моему среднему сыну, опасается… или стесняется. Зря, он хороший человек, только женился, придурок, на своей работе. Автоматически окинув взглядом мнущуюся у окна врачиху, неожиданно легко понимаю ее смущение. Во как…
На глазах у удивленных детей жестом подзываю ее к себе, а когда не менее удивленная докторица склоняется к моему лицу, чуть не задевая весьма внушительным бюстом, усмехаюсь. О да, хороша…
– Позаботься об этом оболтусе, пока он окончательно в монахи от медицины не ушел.
Глаза женщины округляются, она краснеет и чуть ли не отпрыгивает от меня, одновременно устремляя ошеломленно-испуганный взгляд на начальника.
– Ну, ба-атя-а! – гудит этот медведь, пунцовея не хуже докторицы. Кха-ха-ха…
– Ты мне… еще поговори, – с трудом справившись с кашлем, содрогающим тело, отзываюсь я.
Докторша исчезает из палаты, провожаемая взглядами моей младшей дочери и Маши. Ну да, теперь Василек точно не выкрутится. Все вызнают, все выпытают… и женят. Хорошо.
– Де-эд, мне страшно, – оказавшийся рядом младший внук смотрит мне в глаза.
– Всем страшно, Игоряша. Мы, люди, существа тха-кхакие, смерти боимся, неизвестности боимся. Зря. – Сжимаю ладошку мальчишки и улыбаюсь. С трудом, но пока получается. – Знаешь, как наши предки кха-хговорили? Пока мы есть, смерти еще нет, а когда нас нет, ее уже нет. Смерти нет, слышишь?
Внук сосредоточенно кивает, а за ним и подобравшиеся сыновья. Молодцы… надеюсь, у них хватит сил, чтобы угомонить женщин, когда те поймут. Темнота наплывает, размывая лица семьи, детей. И сознание словно падает в колодец. Милая, я иду…
Однако вместо встречи с почившей супругой меня ожидает рассеивающаяся темнота, открывающая черно-белый вид и миллиарды запахов и звуков. Мокрый после дождя сад, и стремительный полет сильного тела по ветвям деревьев. Бег по влажной земле – вперед, вперед, вымывая из мыслей тоску и боль по потерянной семье теперь уже точно потерянной, навсегда.
Взгляд цепляется за ползущую по ветке змею… Рывок! И сильное тело бьется и извивается, но не может вырваться. Несколько судорожных рывков чуть не сбрасывают меня с дерева, но в конце концов змея обвисает. Мертва! Охота удалась. С удовольствием вгрызаюсь в холодное тело и, чувствуя, как по подбородку стекает черная кровь, облизываюсь. Окинув взглядом огромное тело убитой твари, потягиваюсь и приступаю к пиршеству.
