Кровь ворона - Прозоров Александр Дмитриевич (книги без регистрации полные версии txt) 📗
– Что у тебя там за отрава… – закашлялся Олег.
– Токмо полынь, да можжевельник, да слово Велесово, – покачал головой старик. – Не терпят их духи подлые да твари, Чернобогом придуманные. Вижу, заловил ты, мил человек, марьянок водяных, что в грудь забираются да душат смертного кого до муки, а кого и до смерти… Али еще какая ломота к тебе прицепилася.
Волхв отступил, дунул на туесок, и дымление тут же остановилось.
– Нельзя тебе, гость наш, с людьми ныне в одном доме жить. Марьянки, твари подлые, с человека на человека быстро бегают. Севар, твой двор?
– Мой, Радша, – выступил вперед один из мужиков. Как раз тот, что входил за Премыслом, в рубахе с мокрыми рукавами и короткой всклокоченной бородой.
– Баню свою истопи, в нее гостя покамест поселишь. Пока марьянок не изведем, со двора не выпускай. Завтра приду, посмотрю, каков будет.
– Так ведь вечер скоро, волхв!
– Сам вижу. Свечу жировую принесу отговоренную. Не сунется нынче нежить в баню, не боись.
– И-эх, – крякнул мужик и двинулся к дому. Хозяйка побежала следом, что-то тихо приговаривая.
Прочие деревенские наоборот, подступили ближе, с видимым изумлением рассматривая подвешенный на стальной тросик двухсотграммовый серебряный груз с множеством острых граней.
– Никак, всю казну свою в кистень перелил? – поинтересовался Премысл.
– Жизнь дороже… – отвернув голову, опять закашлялся ведун. – Коли нечисть на пути встретится, так саблей от нее особо не отмахнешься. А вот кистень из священного металла в самый раз приходится. Зачастую лишь покажешь – болотник али водяной враз в омут свой прячутся.
– И часто встречался? – поинтересовались из толпы.
– Приходилось, – кивнул Середин и, пользуясь случаем, перешел к рекламе: – Я ведь, большей частью, тем на жизнь и промышляю. Где рохлю из дома сведу, где волкодлака в лесу поймаю, где мавку или криксу изведу. Глядишь, селяне и на стол накроют, и в дорогу припасов соберут, а где и серебра отсыплют, коли тварь опасной окажется.
– То-то тебя самого марьянки оседлали, – презрительно хмыкнул кто-то из мужиков и стал пробираться к воротам. – А ведь туда же, ведуном прикидывается. И ведь имя какое выбрал – Олегом назвался! Видать, под Олега-ведуна прикидывается. Кистенем серебряным хвалится. Тьфу!
Еще несколько человек двинулись за ним.
– Знатно, знатно, – покачал головой Сбыслав. – И в лоб дать сподручно, и казна на черный день всегда под рукой. Ну, ты это, ломоту свою гони. А коли назад в Сураву сберешься, меня кликни. Кузница моя у Мокрого угла, всякий покажет.
– Ты прости, что за человека зараз не признали, – запахнув зипун, чуть поклонился Премысл. – Сам видишь, половодье кругом. Зело чудно, коли по воде путник на телегах является.
– Так в том и дело! – попытался оправдаться ведун. – Почти сутки ноги в холодной воде, вот и простыл…
Он опять закашлялся.
– Ты не боись, волхв у нас мудрый. И от нежити оборонит, и с ломотой любой справится. – Бородач тоже направился к воротам, увлекая за собой прочих деревенских.
Поняв, что для здешних обитателей он опозорен окончательно и бесповоротно, и никаких заказов и просьб к нему не будет, Олег пожал плечами:
– Вот и думай. То ли гордиться, что имя мое в каждой захудалой деревушке известно, то ли обижаться, что признавать ведуном не хотят… – Он отвернулся к телеге и туго затянул узел сумки. Если хозяева баню обещают, то там и отогреется, можно и без меховых штанов немного потерпеть.
– Ушли наконец… – На дворе опять показался хозяин в покрытой черными пятнами рубахе, опоясанной широким, в полторы ладони, ремнем, с разлохмаченными, как и борода, каштановыми кудрями. Он закрыл ворота, повернулся к гостю: – Тебя, сказывал, Олегом кличут?
– Есть такое дело, – кивнул Середин.
– Баба моя молвила, ты серебро новгородское за постой сулил?
– Чешую [1] обещал, – на всякий случай уточнил ведун.
– Мы так помыслили… – Хозяин пожевал губами. – По монете за день с тебя попросим.
– За три, – покачал головой Олег. – С едой, дровами, баней и постелью.
Монета в день – это было слишком много. На торгу осенью за три монеты возок огурцов купить можно. А по весне – по бочке квашеной капусты за деньгу.
– Кони еще у тебя. И ломоту изгонять волхв придет. А ну, в доме останется?
– Ладно, – смирился Середин. – По монете в два дня. Только как с простудой справлюсь, в дом меня примешь! Еще мне не хватает, чтобы банники ночью запарили. Волхв-волхвом, а поберечься стоит.
– Баня топится ужо, – ответил Севар. – Ну, коли сговорились, задаток клади. За пять ден, не менее. А то, может статься, и нет у тебя серебра вовсе.
Олег презрительно хмыкнул, перебросив с руки на руку тяжелый кистень, полез опять развязывать сумку:
– Три монеты дам. За шесть дней. Не перекусывать же одну пополам?
– Тюки свои под навес перебрось, – повеселел мужик, пряча серебро за пояс. – Бо дождь случиться может. Да и роса, что ни ночь, обильная выпадает. Кабы не отсырели. Пойду дров в печь подкину. К сумеркам проветрю, да можешь укладываться, коли Радша свечу принесет. Устал, небось, за день?
– Дорога – она не спрашивает, – мрачно ответил ведун, вешая сумку на плечо. – Устал ты, нет – ей без разницы. Гонит, и всё.
Тюки с запасной одеждой, дорожными припасами, посудой и кузнечным инструментом он сложил под навес, а вот оружие и чересседельную сумку с деньгами отнес в баню, кинул на пол и, закашлявшись, поскорее выскочил наружу. Банька топилась вовсю – из широкого продыха над дверью валил сизый дым.
Середин проверил коней – подбросил сена, наполнил бадейку доверху. Поговорил с гнедой, ткнувшейся мордой в плечо, отер ее и чалого шкуры пучком сухой травы, подобранной возле крыльца.
Потихоньку вечерело. Сразу стало заметно, что зима, в общем-то, отступила совсем недавно: холодок стал пробираться под налатник и рубаху, изо рта вырывались клубы пара. Олег – чего уже давно не случалось – застучал зубами, опять закашлялся, плюнул на всё и пошел в баню.
В очаге под медным котлом еще горела краснотой россыпь углей, но дыма от них почти не было, и ведун решительно закрыл доской продых над дверью, развернул медвежью шкуру, расстелил на нижней полке, сел было сверху – и тут же с руганью вскочил:
– Мокрая, зар-раза!
Он вздохнул, перекинул шкуру выше, чтобы сохла, разделся и разложил сверху остальную свою одежду – тоже ведь влажная. Несмотря па раскаленную печь, голому в бане ему показалось зябко. Олег достал и натянул на ноги меховые штаны, на плечи накинул налатник. Простер руки над очагом.
– Никак, мерзнешь?
От неожиданности ведун чуть не подпрыгнул, как потревоженная кошка, резко развернулся, облегченно перевел дух:
– Это ты, волхв?
– Не пугайся, коли так пронимает. – Старик поставил на печь небольшой оловянный котелок. – Места здешние таковы, всякая нежить во три-десять раз сильнее, духи в сорок раз вреднее.
– С чего это?.. – собрался было расспросить ведун, но его опять задушил кашель.
– Наверх тебе надобно, в самый жар, – покачал головой волхв. – Марьянки жара не любят, убегают. И пара горячего не любят. Потерпи, пугнем их маленько.
– Дым наверху, – поморщился Олег. – Першит.
– Тебя першит, их прочь гонит…
Радша достал из рукава толстую бурую свечу, поднес к углям, запалил, повернулся к двери, дунул. Свеча погасла, но длинный тонкий дымок потянулся в угол. Волхв зажег ее снова, потушил в сторону противоположной стены, опять зажег… Только в пятый раз запалив огонек, поставил свечу на пол:
– Гляди, не опрокинь. Пока огонек тлеет, нежити сюда входа нет. И не поднимай. Задохнется в пару свеча.
– Я сильно париться не собираюсь, – ответил Середин. – Мне бы выспаться с дороги.
– Успеешь еще бока отлежать. – Волхв кинул в котелок один из камушков, что были в очаге, плеснул из большого котла воды. Послышалось шипение, вверх поднялся столб пара. – Ты, мил человек, давай налатник свой на голову накинь, да над репой пареной жаром подыши. Духи лихоманок всяких страсть этого не любят. Может статься, и убегут. Ворожить ныне не с руки. Тяжко ночью супротив Чернобога колдовать, его время.
