Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим (читать полную версию книги TXT) 📗
В остальные дни такие площади обычно пусты, но сегодня там что-то есть. На этом «чем — то» сидит воронье и деловито набивает желудки.
— Что же это такое? — опять спрашивает Дин, а Гай-Ворчун (наш лейтенант) медленно оборачивается и обводит нас — свой сквад — взглядом, от которого мне становится очень тоскливо и тревожно. Я видел Гая в ярости, я видел его в печали, мне даже случалось видеть его испуганным. Ничего этого сейчас в его взгляде нет, он кажется совершенно спокойным и даже безмятежным. Вот только глазами его сейчас смотрит сама Смерть.
— Это вольпы, — говорит он негромко, — молитесь, кто умеет.
И отворачивается обратно. Воронье, словно только этих слов и ожидало, вдруг срывается и, громко каркая и хлопая крыльями, разлетается. И теперь уже ничто, к сожалению, не мешает разглядеть их необычные насесты. Трупы. Детские. Числом двенадцать, насажены на колья. Все раздеты догола, у некоторых не хватает рук или ног. Над ними уже порядком потрудилось воронье, совершенно изуродовав черты их лиц, но одну деталь вороны «стереть» не успели: нарисованные углем широкие — от уха до уха — улыбки.
— Что же это? — спрашивает Дин совершенно беспомощным голосом и всхлипывает.
Ворчун отвешивает ему такую затрещину, что Дин кубарем летит в щедро припорошенную пеплом придорожную пыль.
— Длинный, сними трупы, сложи в сторонке и прикрой чем-нибудь. Потом похороним.
Если будет кому. Будь осторожен, там наверняка ловушки. Страх, Птица, идите к обозу, принесите кольчуги и арбалеты на каждого.
— А мы разве не в лес идём? — недоумевает Децим, получивший кличку «Птица» за попытку сбежать через окно третьего этажа от неожиданно появившегося ревнивого мужа.
Ворчун смеривает его тяжёлым взглядом.
— Ты сколько раз вольпов чистил?
— Ни разу…
— Тогда засохни и топай к обозу. И заткните уже кто-нибудь эту мерзкую кошку! Шелест!
— А! — я встряхиваюсь, с трудом отвожу взгляд в сторону и смотрю на лейтенанта, — кошку?
Заткнуть? Как?
Ворчун хмурится, кривит губами.
— Нет. Не кошку. К лешему кошку! Найди Весельчака и Цезаря, пусть идут сюда. Им надо на это посмотреть.
Ван-Весельчак и Юлий по кличке «Цезарь» — это остальные лейтенанты нашего отряда.
Нас здесь тридцать егерей и три лейтенанта — а это, между прочим, немало. Я делаю шаг в сторону, но потом останавливаюсь и задаю мучающий меня вопрос:
— Почему…
— Что почему? — Лейтенант не даёт мне и рта открыть, — Потому что они хотят, чтобы ты сдох! И чем больше ты думаешь о всякой… хрени, тем они к своей цели ближе!
Это он не столько мне, сколько поднявшемуся с земли Дину.
— Я не об этом, — говорю я, — почему… улыбки?
— А… Потому что они над нами смеются. Вольпы. А еще это значит, что ничего не кончилось. В деревне их нет, но они далеко не ушли. Они хотят нашей крови, они ждут нас. И это — очень плохо. Потому что вольп не отказывается от драки только тогда, когда полностью уверен в своей победе.
— Понятно, — киваю я и топаю по бывшей улице в сторону тракта. В деревню только наш сквад пошёл. Два остальных должны были окружить её плотным кольцом, на случай, если предположительно еще хозяйничающие в деревне бестии решат оттуда драпануть. Так что Ван с Юлием могли быть где угодно — но я всё равно пошёл уже хоженой дорогой. Я понимаю, что остальные здешние улицы ничем от той, по которой мы от тракта сюда пришли, не отличаются. Да и Гай вон — уверен, что все вольпы из деревни ушли, а он уже шесть лет как лейтенант и зря слов на ветер не бросает. Но всё равно — эта улица мне более безопасной кажется. Да и на площадь мне, признаться, выходить не хотелось.
Хорошо, что трупами заняться Гай Марку поручил. Мог ведь и мне — и куда б я делся?
Возился бы сейчас, рыча от бессильной злости и пытаясь удержать в желудке скудный походный завтрак.
Лейтенантов, однако же, я нашёл прямо у тракта. Даже искать их не пришлось — вышел к нашим повозкам, да сразу их и увидел. Ван сидел на земле и придерживал руками какой-то большой свиток, а Юлий, уперев руки в колени, нависал над ним и что-то там усердно выглядывал. Неподалёку переминался с ноги на ногу Кипарис — длинный и худой, как жердина, егерь из сквада Юлия. Услышав мои шаги, Ван поднял голову и посмотрел на меня вопросительно.
— Ворчун просил подойти, — сказал я, — обоих. Он там, на площади, и там…
Я замялся. Юлий выпрямился, посмотрел на меня холодным оценивающим взглядом.
— Дети на кольях?
— Ага, — кивнул я, радуясь, что не придется объяснять, зачем Гай их зовёт.
— Я же говорил, — Юлий посмотрел на Вана, — дом Шейрас, их почерк. Пойдём, Весельчак, поговорим с Ворчуном. Подумаем, как дальше быть.
Ван отпустил, не замедливший свернуться, свиток, подобрал его, сунул под мышку и оба лейтенанта быстро ушли по дороге. Я наладился было за ними, но задержался — Ван с Юлием определённо уже знали, с кем нам придётся иметь дело. Откуда?
— На следы наткнулись? — почти утверждая, спросил я у Кипариса.
— Угу, — кивнул он, — рыл десять-двенадцать. К холмам ушли, на юг.
— Точно? Не больше?
Кипарис пожал плечами.
— Мне откуда знать, я их не считал. Так Проныра сказал. Не больше пятнадцати, говорит.
Я вздохнул с облегчением: Проныра — следопыт бывалый. Раз он сказал «не больше пятнадцати», значит — так оно и есть. А еще это значит…
— Ну да, — я торжествующе улыбнулся, — не могли же они знать, что нас тут три сквада вместо одного окажется. Ну теперь-то уж мы им поджарим хвосты, тварям проклятым.
Сквад Арле десять егерей насчитывал и одного лейтенанта — Юлия. Район этот довольно безопасным считался, здесь уже лет пять ни одного нападения бестий не случалось. Не окажись в Арле случайно еще двух сквадов, в Фракию направлявшихся, Юлий со своей десяткой только и пошёл бы в деревню. Здесь бы они все и полегли, несомненно.
— Ты их поймай сначала, — скептически отозвался Кипарис, — я думаю, они уже узнали, что нас три десятка вместо одного. И удрали, конечно же — это ж вольпы. Уже вторую сотню стадий, небось, разменивают.
От повозок послышался громкий металлический лязг. Я повернул голову и встретился глазами с Птицей. Он с натугой перевалил через борт повозки кучу кольчуг и поманил меня пальцем.
— Шелест, подь сюды!
— Зачем?
— Ты совсем страх потерял? — а это Страх. Спрыгнул с другой стороны повозки, держа за рога одиннадцать арбалетов — пять в левой и шесть в правой.
— Поможешь Птице кольчуги нести. И не спорь. А то мне страх как хочется кому-нибудь рожу начистить, так что не давай повода.
Я вздохнул и пошёл к повозкам.
Тяжелые они, кольчуги. Мин тридцать каждая весит. Не знаю как Птица, но я весь вымок, пока свои шесть штук обратно до площади дотащил. Огляделся, отметил с облегчением, что колья уже опустели, нашел взглядом негромко о чем-то разговаривающих лейтенантов, и, подойдя к ним пасов на десять, с грохотом ссыпал кольчуги на землю. Птица сделал то же самое. Ворчун посмотрел на нас тяжёлым взглядом.
— Одевайте. Арбалет каждый возьмите и болтов с десяток, — вздохнул, — больше точно не потребуется.
Юлий с Ваном, однако, свои сквады в кольчуги одевать не стали. Ну не знаю, может они и правы. В кольчуге, конечно, защищенней себя чувствуешь. Увереннее как-то. Но и движения она порядком сковывает, особенно когда не просто рукой или ногой, а всем корпусом двигаешься. В сторону отскочить, от удара меча отклониться, развернуться на звук — уже не так быстро получается. Так что в принципе я понимаю, почему егеря кольчуги, не говоря уж о лориках, не жалуют. Но когда идешь по следам диких вольпов, каждую секунду нападения ожидая, вес кольчуги как-то и не в тягость кажется.
Солнце уже высоко поднялось, утреннюю хмарь разогнало, росу высушило. Стадий двадцать от сожженной деревни по следам мы спокойно шли — на юг, прямо по дороге.
Слева от неё поле под чёрным паром лежало, а справа — горох рос. Горох, он низко растет — и крысе не спрятаться, так что нападения мы не ждали. Шли себе и шли. Солнышко греет, облака белыми брызгами на яростной синеве неба курчавятся, жаворонок в вышине поёт — ну прям жить хочется. А вот потом справа от дороги холмы начались, и следы к ним через поле свернули. Тут мы уже насторожились. Взвели арбалеты, болты на ложа положили. Прошли по следам до распадка, потом Ворчун с Юлием посовещались немного, и мы разделились — Юлий свой сквад дальше по следам повёл, а остальные в стороне пошли — по вершинам холмов. Мы — слева, а Ван со своей десяткой — справа от, идущего долиной, Юлия. Цезарь следы ищет, а мы его, стало быть, прикрываем. Таким образом стадий на десять в холмы углубились, потом заминка вышла. Следы раздвоились.
