Царица Аттолии (ЛП) - Тернер Меган Уолен (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Он оттолкнулся от стены и, шатаясь, побрел вдоль нее. Он с трудом удерживал равновесие и цеплялся правой рукой за стену, чтобы не упасть, чувствуя под пальцами прохладу камней. Ладонь распухла и горела. Боль этой раны отвлекала его от пульсирующего гула в голове и многочисленных укусов, где собаки смогли добраться до его тела зубами.
Он кружил по камере. Здесь не было ни одного окна с решеткой, чтобы просочиться сквозь нее. Свет проникал через единственное узкое отверстие в двери. Не было никаких скользящих камней и скрытых тоннелей, а дверь оставалась закрытой наглухо.
Молча он воззвал к богу воров, хотя не знал, о чем ему молиться. Может быть, просить быстрой смерти? Молить о спасении из Аттолии значило просить невозможного. В конце концов он попросил о помощи, любой помощи, и оставил на усмотрение бога решать, что будет лучше для вора.
Кто-то протолкнул поднос с едой в щель под дверью. Он, шатаясь, подошел к двери и выглянул в крошечное окошко.
— Слышал, что она собиралась повесить тебя, но передумала, — сказал охранник. — Не беспокойся, парень, она всегда сможет придумать что-нибудь похуже.
Он засмеялся и хлопнул по прутьям решетки дубинкой. Евгенидис успел убрать пальцы.
— Кушать подано. Это может оказаться твоим последним ужином, — пробормотал солдат, отходя прочь.
Евгенидис сел на пол, чтобы выпить водянистый суп, но оставил черствый кусок хлеба рядом с миской. В своем бедственном состоянии он не мог получать удовольствия от еды, но подумал, что его кормят лучше, чем других заключенных в этой тюрьме. После ужина сил встать уже не оставалось. Голова болела ужасно. Он не мог ни откинуться на стену позади себя, ни положить ее на согнутые колени. Наконец, скрепя сердце, он лег, положил ее на руки, и тьма снова сомкнулась над ним. Глаза деда жгли его презрением, как угли.
Он все еще спал, когда стражник вернулся к двери.
— Гляди веселей! — крикнул он. — Она решилась.
Пока охранник поворачивал ключ в замке и открывал дверь, Евгенидис с трудом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь и ожидая, когда солдаты возьмут его за руки.
Он шел между двумя стражниками вниз по подземному ходу к открытой двери. Из комнаты воняло кровью. Он почувствовал этот запах снаружи и остановился перед дверью, но один из охранников толкнул его внутрь. Вор судорожно вздохнул и шагнул через порог. В круглом каменном очаге с низким бортиком горел огонь. Железные орудия с длинными ручками, похожие на кузнечные инструменты, были сняты со стен и помещены в огонь. Очаг чадил, в комнате было невыносимо жарко.
В стороне стоял огромный каркас с веревками, винтами и железным колесом, со вбитых в стены крюков свисали какие-то лохмотья, на которые Евгенидису не хотелось смотреть. Но рядом с огнем, весь покрытый пылью, как будто вынесенный из дальнего угла после долгого забвения, возвышался большой стул с неестественно длинными подлокотниками и кожаными ремнями для руки и ног.
Рядом с креслом, одетая для ужина в нарядное платье цвета молодой листвы, стояла царица Аттолии. Вышитые вокруг ворота нежные белые цветы с листочками темнее цвета платья, казались издали богатым ожерельем.
Вор замер в дверях. Он перевел взгляд с царицы на стул рядом с ней. Его недоумение длилось лишь мгновение. Он смотрел на нее, но взывал к богу — покровителю воров: «Боже, нет», и бросился назад. Охранники схватили его. Он вывернулся из их рук, потом снова поднялся, чтобы ударить ладонью раскрытой руки в нос одного из солдат. Стражник упал, как подкошенный, но на этом силы вора были исчерпаны. Он ухватился за дверь, но они отогнули его пальцы по одному и потащили к стулу.
Наконец солдаты заставили его сесть, в пылу сражения ударив головой о спинку стула. Казалось, из вора выбили дух одним ударом. Его глаза закатились, и голова упала на грудь. Через некоторое время он открыл глаза и поднял лицо. Кожаные ремни приковали его к креслу, он не мог пошевелиться.
— Ваше Величество, — в отчаянии воскликнул он, повернувшись к царице. — Позвольте мне служить вам. Позвольте стать вашим Вором.
Аттолия покачала головой.
— Однажды я предложила тебе место у меня на службе. Ты отказал мне ради возлюбленной, которую считал более доброй.
— Теперь я смог бы служить вам, — прошептал Евгенидис.
— Неужели? — спросила Аттолия.
— Да, — вор выругался.
Она видела выступившие у него на шее жилы, когда он напряг мышцы под ремнями. С правдоподобной серьезностью царица спросила:
— Что бы ты мог украсть для меня, вор?
— Все, что угодно, — заверил он ее. — Я могу украсть все, что вы захотите.
— А почему я должна верить тебе?
— Я хотел бы дать вам мое слово.
— Твое слово? — королева была удивлена. — Что в нем хорошего?
Ничего хорошего вообще. Аттолия улыбнулась.
— А как насчет царицы? Она предпочла бы увидеть тебя моим живым слугой или мертвым пленником? Она сказала тебе это, прежде чем отправить тебя из Эддиса?
— Да, сказала.
— Ну, конечно, — кивнула Аттолия. — Эддис знает, что ты не предашь ее. Что ты самый замечательный инструмент ее власти, слепо преданный своей возлюбленной.
Она наклонилась к нему, протянув вперед обе руки. Он вздрогнул от ее прикосновения, но она только взяла его лицо в ладони и посмотрела в глаза.
— Твоя царица думает, что ничем не рискует, посылая тебя сюда, потому что я не смогу использовать тебя против нее. А думаю, что смогу. И то, что я собираюсь взять не имеет ничего общего с тем, что Эддис согласится отдать мне. Ваш посол сказал, что царица имеет право повесить своего врага, — сказала Аттолия. — Но у вас не секут преступников кнутами до смерти, не вешают вниз головой на стене дворца и не морят голодом в железной клетке посреди двора. Посол считает, что я не должна выходить за рамки права и обычаев. Он уверял, что я могу оскорбить богов, хотя не сказал, каких именно. Меня мало заботит гнев любого из богов, но я все же думаю, что твою проблему лучше решить традиционным способом.
Она выпустила его и отступила назад. Дородный тюремщик снял кривой меч со своего места на закопченной стене. Евгенидис успел испугаться раньше, испугаться так, словно его сердце начало каменеть в груди. Увидев палача с мечом, он снова посмотрел на царицу и почувствовал, словно весь мир вокруг превращается в камень. Воздух в комнате затвердел, и он начал задыхаться. Он бился в кожаных путах, сражаясь с мертвым воздухом, сражаясь с бездушным упрямством царицы Аттолии. Он умолял:
— Пожалуйста, пожалуйста, — словно его сердце вырывали из груди.
Человек рядом с ним поднял меч. На мгновение огненная искра пробежала по лезвию клинка, прежде чем меч обрушился вниз, глубоко вонзившись в ручку стула. Кисть его правой руки исчезла за блестящим клинком.
Аттолия видела, как его тело рванулось из ремней. Она ожидала, что он закричит, но вор не издал ни звука. Он отвел глаза от своей правой руки, и она увидела, как лицо стало мучнисто-белым, словно вся кровь в один момент иссякла под кожей. Его глаза были крепко зажмурены, рот искривился от боли.
Он боролся за каждый глоток воздуха, его мысли кружили словно чайки в поисках добычи, ища способ изменить действительность, изменить приговор царицы Аттолии, но ее решение было окончательным и обжалованию не подлежало.
— Евгенидис, — он услышал ее спокойный голос сквозь багровую завесу боли, — я нарушила обычай? Посмела ли я оскорбить богов?
И он услышат свой слабый голос:
— Нет, Ваше Величество.
— Прижгите рану, — бодро приказала царица. — И пусть доктор посмотрит его. Я не хочу, чтобы рана воспалилась.
Железо для прижигания было готово, и она задержалась, чтобы увидеть, как он закричит под раскаленной кочергой. Он снова дернулся, но так же не издал ни звука, только резко вдохнул и не позволил воздуху выйти из груди. Аттолия наблюдала, как посинели его губы, и он потерял сознание; его голова упала на грудь, а темные волосы закрыли лицо. Она наклонилась ближе, чтобы убедиться, что вор дышит, затем снова повторила приказ вызвать доктора и вышла.
