Чёрная Тень - де Кастелл Себастьян (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
«Драцца» — так Фериус говорит всякий раз, как я влипаю в неприятности.
— Но я же видел, как ты побила этого амбала в городке. Он же был здоровый, как буйвол.
— Не маленький, — согласилась Фериус. — Но я с ним не дралась. Я с ним немного потанцевала.
— Его удар обычному человеку голову бы снес. У тебя челюсть небось железная!
Она улыбнулась, словно я сказал что-то смешное, и зажгла свою соломинку от спички, извлеченной из рукава льняной сорочки. Глубоко, медленно затянувшись, она выпустила густой клуб дыма, окутавший нас голубовато-белой пеленой.
— Малыш, челюсть у меня не крепче твоей. Или любой другой. Вспомни, что ты на самом деле видел, а не то, что ожидал увидеть.
У меня хорошая зрительная память — развилась за годы практики представления заклинаний перед тем, как их сотворить. Я вспомнил драку. Фериус, отставив правую ногу назад и наклонившись вперед, подставила челюсть противнику. Косой замахнулся, и вся сила разворота ее бедер и плеч ушла в его удар. А потом… Было что-то странное в том мгновении. Все произошло слишком быстро, чтобы толком рассмотреть, но когда я задумался о том, что же я видел, я мог поклясться, что, к тому моменту, как удар Косого достиг цели, Фериус не только развернулась на 180 градусов, но и всем телом отклонилась назад. А это значило, что ровно в тот миг, когда кулак коснулся ее лица, Фериус развернулась, в точности следуя за линией удара, чтобы ослабить его силу.
— Ты обманула его, — вдруг сказал я. — Выглядело так, как будто он тебе врезал, но ведь он тебя едва зацепил, так?
Фериус потерла челюсть.
— Он меня зацепил достаточно. Не то сообразил бы, что я увернулась от основного удара.
— Но двигаться так быстро, это же…
— Танец, — сказала она.
Изучая магию, прежде всего учишься точности. Заклинания — точная наука. Каждый слог, каждая соматическая фигура, каждый образ, который рождается в голове, — все должно быть безупречно. Но вся моя наука и близко не подходила к тому, что должна была уметь Фериус, чтобы провернуть такое.
— Расчет времени должен быть идеальный, — сказал я почти шепотом.
— В танце нужно чувствовать время, — ответила Фериус, как будто это все объясняло.
У меня это все еще в голове не укладывалось.
— Но ты должна была точно знать, куда он ударит. Но как ты могла это знать? Разве что…
И тут до меня дошло: там, в городке, она точно указала пальцем на свой подбородок и наклонилась вперед, так, что ему было удобно бить только туда. И все равно — каждое движение, угол наклона — все должно было быть идеально выверено.
— Он мог сломать тебе шею.
— Мог.
Я почувствовал, что щеки у меня налились краской от стыда.
— Ты рисковала жизнью, чтобы спасти меня. Опять.
Фериус поправила шляпу и заправила под нее выбившиеся кудри.
— Я вся такая благородная, да?
Не успел я ответить, как она пустила лошадь рысью, и моя тоже прибавила ходу.
— Давай-ка отъедем подальше от этого городка, — сказала она, — чтобы мне не пришлось демонстрировать благородство дважды за день.
5
ИСТОРИИ У КОСТРА
В ту ночь мы разбили лагерь, как обычно. Фериус отправила меня собирать хворост, а сама расставила свою любимую коллекцию ловушек. Она ни разу не дала мне на них взглянуть, что бесило меня несказанно. Рейчис отправился на охоту и притащил слегка изуродованные останки кролика в дополнение к нашему ужину. Мех белкокота приобрел зеленовато-бурый оттенок, а полоски стали похожими на тонкие угловатые веточки полыни.
Белкокоты умеют менять цвет шкуры, чтобы сливаться с окружающей средой, и поэтому они отличные охотники. Любимая тактика Рейчиса — спрятаться за кустом. Ведь к тому времени, как кролик или любая другая мелкая зверушка подберется настолько близко и догадается, что перед ней не просто какой-то особенно пышный куст, станет уже слишком поздно.
Мой народ кроликов обычно не ест, но мне они нравятся. Заметьте, однако, ничто не может внушить отвращение к вкусу любого животного быстрее, чем звуки, с которыми Рейчис его убивает. Проблема не столько в том, с какой свирепостью он в них вгрызается, сколько в том, что он продолжает беседовать с ними, когда они уже умерли.
— Вот так, глупый грызун. Кто тебя убил? Я тебя убил, — Рейчис стоял над трупиком кролика, кровь которого капала с его морды. — Когда попадешь на тот свет, скажи своему глупому кроличьему богу, что это я вырвал тебе глотку, а теперь мне хочется божественной кроличьей плоти.
Иногда его заносит в поэзию. По большей части на темы насилия.
Час спустя, когда еда была приготовлена и мы ее уже наполовину съели, Рейчис продолжал восхвалять свою великую победу, подробно описывая каждую мелочь; с новыми комментариями история становилась еще красочнее.
— Вы видели, какие зубы были у этого кролика? — спросил он нас. — Здоровенные. Как у льва, вот какие. Я даже не уверен, что это был кролик. Наверняка это был какой-то гибрид, полукролик-полумедведь.
В такие минуты лучше всего молча продолжать есть и дать Рейчису выговориться. Обычно помогает представлять его не двухфутовым белкокотом, а восьмифутовым львом.
Иногда я спокойно слушаю, как он бахвалится; ночами в чистом поле делать обычно нечего. Кони уже накормлены и напоены, огонь горит вовсю. Чаще всего я просто смотрю на языки пламени, пытаясь не дрожать, пока у меня в голове одна воображаемая катастрофа сменяет другую. Раньше я трясся куда больше, но в последнее время, видимо, привык все время бояться.
Фериус обычно сидит, скрестив ноги, бренчит на маленькой гитаре, которую всюду таскает с собой, и рассказывает истории — она знает их сотни. Я почти уверен, что почти все это — выдумка. Особенно невероятные, лихие приключения, которые, по ее словам, она пережила с разными замечательными людьми в разных экзотических местах, о которых я никогда не слышал. Учитывая, что в школе я много учил географию, я был вполне уверен, что все эти места она тоже придумала.
Рейчис любит во всем быть первым, так что он всегда пытается обскакать ее со своими собственными рассказами. Они бывают двух видов: про необыкновенно огромных животных, которых он убил, и про невероятные сокровища, которые он украл. Ни первому, ни второму особых подтверждений нет, но он все равно заставляет меня переводить эти повествования о белкокотской отваге, чтобы Фериус не упустила ни одной подробности, и вечно требует, чтобы я подчеркнул: «А в следующей части, которая, кстати, чистая правда…» Фериус умеет замечательно притворяться, что она ему верит. Пара сильных укусов в руку — и я тоже научился.
В ту ночь Рейчис как раз начал в особенно кровавых подробностях живописать, как он убил — и сожрал — зверушку, которая, по моему глубокому убеждению, была просто крупной мышью, когда Фериус неожиданно прервала его и убрала гитару в полотняный чехол.
— На сегодня с историями покончено.
— Правда? — спросил Рейчис. — А как насчет истории про аргоси, которой откусили пол-лица за то, что мешала рассказывать?
Фериус проигнорировала его трескотню, подошла к нашим седельным сумкам и стала что-то искать. Когда она выпрямилась, в руках у нее была колода карт, которую я узнал: стальные, тонкие, острые как бритва. В ее руках они были смертельным оружием. Она сдвинула колоду и протянула мне половину.
— Сегодня мы будем тренироваться бросать карты? — спросил я. Она научила меня основам в первую же нашу встречу, и у меня уже неплохо получалось.
— Можно и так сказать, — она всматривалась в длинную дорогу, петлявшую по склону холма к городу. — А пока помолчи, ладно, Келлен?
— Что?..
Она качнула головой, жестом велев мне заткнуться. Что-то происходило. Я закрыл глаза, пытаясь расслышать то, что услышала Фериус. Пустыня всегда кажется тихой, но, если прислушаться, там стоит непрерывный шум: звери шуршат на холмах, трещат насекомые, ветер шелестит листьями и песком. Я не сразу расслышал под этим гулом стук конских копыт. Один всадник, решил я, хотя не слишком разбирался в таких вещах. Я поймал взгляд Фериус, гадая, почему она так волнуется. Даже если кто-то из горожан решил нас преследовать, нам вряд ли стоит особо бояться.
