Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
– Они недалеко бежали, – вздохнул Никодим, каким-то образом затесавшийся в свиту нового кади. – Покойный граф Тулузский отдал пизанцам половину Джебайла, в награду за оказанные услуги.
– Я обещал визирю аль-Афдалю вернуть под власть халифа не только Триполи, но и все порты на Ливанском побережье, – громогласно заявил аль-Барзани. – И сдержу слово. Как только вы разгрузите мои галеры, я немедленно отправлюсь в Джебайл и накажу пизанцев за вероломство.
Торговцы города Триполи отозвались на хвастливые обещания адмирала гулом восхищения и обожания. Эти люди, еще совсем недавно умиравшие от голода, уже думали о грядущих барышах, и Саббах не осуждал их за это. Триполи богател от торговли, а пизанцы были конкурентами как иудейских, так и арабских купцов, привыкших к господству в Средиземном море. И если Каир сумеет отстоять их интересы в борьбе с конкурентами из Европы, то трипольцы станут самыми надежными слугами халифа аль-Амира. Понятны были Саббаху и старания византийца Никодима подлить масла в разгорающийся костер. Друнгарий Кантакузен, обосновавшийся в Латтакии, испытывал немалое давление, как со стороны суши, так и со стороны моря. Разгром пизанского флота стал бы для друнгария воистину даром небес и укрепил бы позиции Византии в Северной Сирии. Перечить Барзани в его стремлении прибрать к рукам порт и город Джебайл, Саббах, естественно, не собирался. Более того, готов был всячески содействовать ему в этом благом начинании. Останься фатимидский флот в Триполи, и новому кади пришлось бы делить власть с самодовольным и вздорным адмиралом, а ему вполне хватало забот с ассасинами Бузург-Умида. Саббах много бы дал, чтобы кади ассасинов, совсем недавно считавшийся его союзником и другом, убрался бы куда-нибудь подальше. Но, к сожалению, у Бузург-Умида были совсем иные планы.
Пизанский флот вернулся в порт Джебайла в сильно потрепанном виде. Благородный Симон сошел на берег чернее тучи и, и, не отвечая на вопросы земляков, толпившихся на пристани, отправился в свою резиденцию. Пизанцы выторговали у покойного Раймунда Тулузского несколько городских кварталов и добрую половину пристани, но цитадель осторожный граф оставил за собой. После смерти Сен-Жилля в цитадели обосновался шевалье де Пейн, назначенный сюда то ли по воле графа Серданского, то ли вопреки ей. В последние месяцы разлад в стане провансальцев усилился настолько, что готов был перерасти в настоящую междоусобицу. Часть из них горой стояла за графа Гильома, племянника покойного Раймунда, другие во главе с шевалье де Сент-Омером ратовали за сына и наследника Сен-Жилля, находившегося в далекой Тулузе. Благородного Симона раздражали бесконечные свары между провансальскими баронами и шевалье, но, к сожалению, его мнение не интересовало ни графа Серданского, отсиживающегося в Мон-Пелери, ни Годфруа де Сент-Омера, управляющего Тортосой, ни даже Гуго де Пейна, сохраняющего, похоже, нейтралитет. К сожалению, Симон вынужден был делить власть в Джебайле не только с Гуго, но и с Венцелином фон Рюстовым, на которого у пизанцев имелся давний и острый зуб. Венцелин владел третью джебайльской пристани и несколькими кварталами в южной части города. Падре Себастиан, остроносый, худенький и бесконечно надоедливый человек, прожужжал Симону все уши по поводу надменного руса, не желающего считаться с пизанцами. Симон давно бы уже выбросил клирика из своего дворца, но, увы, Себастиан был посланцем патриарха Даимберта и защищал в Джебайле его интересы. Этот серенький мышонок с маленькими круглыми глазками, которого адмирал поначалу не брал в расчет, сумел найти общий язык с представителями торговых домов Пизы, которые прочно обосновались на чужой земле под крылышком адмирала и теперь пытались навязать ему свою волю. Конечно, флот снарядили богатые пизанские купцы, но командовал-то им Симон. Это он помог Сен-Жиллю захватить город с удобной гаванью. Казалось бы, пользуйтесь плодами чужих трудов и благодарите Господа за то, что он послал вам даровитого флотоводца, сумевшего отстоять интересы города Пизы в чужих землях, так ведь нет, эти плебеи так и норовят куснуть благородного человека, чей род уходит корнями в эпоху Великого Рима.
– В городе должен быть один хозяин, – неожиданно произнес кругленький как головка сыра человек, стывший в почтительной позе перед впавшим в задумчивость Симоном.
Портного Андроника рекомендовала адмиралу благородная Жозефина, супруга шевалье де Мондидье, к коей Симон имел сердечную слабость. Именно поэтому армянину позволялось многое, но далеко не все, о чем ему следовало бы помнить днем и ночью. Пизанец едва ли не на две головы превосходил портного в росте и был гораздо шире в плечах, а его огромный кулак вполне мог отправить на тот свет здоровенного быка, не говоря уже человеке. И, тем не менее, Андроник не испугался. Он даже не изменил почтительной позы, несмотря на явную угрозу своему здоровью. Симона хладнокровие портного удивило и даже позабавило.
– Пелиссон готов? – спросил адмирал, возвращаясь в покинутое кресло.
– Готов, – кивнул Андроник, – но, к сожалению, стоимость его возросла втрое.
– Издеваешься? – полюбопытствовал Симон.
– К сожалению, не я устанавливаю цену на меха, – печально вздохнул портной. – Жадность русов воистину не знает пределов.
– И наглость тоже, – буркнул адмирал.
– Вот я и говорю, будь ты, благородный Симон, единственным правителем в городе, Жозефине не пришлось бы лить слезы. Ты бы видел пелиссон благородной Марьицы, шевалье! Это же чудо, а не пелиссон. Одних горностаев на него пошло никак не менее десяти штук. А рядом стоит несчастная Жозефина в мехах, истертых еще до начала крестового похода.
– Где стоит? – не понял Симон.
– В церкви, естественно, – удивился Андроник. – Где еще в этой дыре могут встречаться благородные дамы. Шевалье де Пейн, не в обиду ему будет сказано, слишком простоват, чтобы придать нашему городу необходимый блеск. А ведь в хороших руках Джебайл мог бы стать жемчужиной Востока.
Портной уже не раз заводил в присутствии адмирала подобные разговоры, но до сих пор Симон пропускал их мимо ушей. Сегодня он впервые задумался о своем будущем. Потерю десяти быстроходных галер так просто в убыток не спишешь. Теперь у завистников появится весомый аргумент против адмирала. А то, что фатимидский флот вдвое превосходил пизанский, никому уже не интересно.
– Шепчутся, – подтвердил Андроник. – Чем значительнее человек, тем больше у него завистников. Падре Себастьян уже строчит письмо патриарху Даимберту. Якобы ты, благородный Симон, погряз в распутстве и пьянстве. В результате не только позволил Фатимидам прибрать к рукам город, уже практически павший к ногам крестоносцев, но и утопил едва ли не весь свой флот. Шевалье де Пейн тоже недоволен и весьма нелестно выразился по твоему адресу. И еще он сказал, что Мондидье следует лучше присматривать за женой, дабы по городу не ходили слухи, бросающие тень на провансальских дам. Благородный Антуан был вне себя от гнева. О Жозефине я уже не говорю. Она поклялась отомстить благородному Гуго, с твоей, разумеется, помощью, благородный Симон.
– Это ты о чем? – нахмурился адмирал.
– О цитадели, – ласково улыбнулся Андроник. – Кто владеет городской твердыней, то правит городом и портом. У тебя есть шанс стать бароном дель Донго, благородный Симон, и меня удивляет, что столь даровитый человек, как ты, упускает такую великолепную возможность.
– Я дал слово Раймунду Тулузскому!
– И ты его сдержал! – подтвердил Андроник. – Граф Сен-Жилль был великим человеком, чего не скажешь о благородном Гуго. Шевалье де Пейн просто выскочка, не имеющий никаких прав на город.
– А у меня, выходит, они есть? – криво усмехнулся Симон.
– Так ведь именно ты вырвал Джебайл из рук арабов, – развел руками Андроник. – Кому же еще здесь править как ни тебе.
– Я не собираюсь штурмовать цитадель.
– А кто говорит о штурме? – удивился портной. – Антуан де Мондидье откроет тебе ворота. За стенами крепости всего несколько сотен полусонных провансальцев. Если у них хватит ума сдаться, то все обойдется без кровопролития. Ты погрузишь Гуго де Пейна и его сержантов на галеры и высадишь где-нибудь подальше от этого города.
