Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Послав вести князю Скородуму, сотник Рьян без устали уговаривал княжну отправиться домой. Не знать ему покоя, пока она не окажется снова в Глиногоре, под защитой отца и в полной безопасности! Но Дарована медлила с отъездом: она не могла покинуть Велемога и Жизнеславу в таком горе.
Княгиня уже было совсем поправилась, но потеря сына снова уложила ее в постель. Не в пример мужу, она не верила, что Светловой мертв, ждала вестей о нем с такой непоколебимой верой, что и Дарована не могла ей не поддаться. Неделя проходила за неделей, а она все жила в Славене, не имея других дел, кроме бесед с княгиней.
И вот однажды он вернулся. Просто, как случайный путник, въехал в ворота детинца, и за ним бежала толпа посадских жителей, не верящих своим глазам. Люди толкали друг друга, кто причитал, кто призывал богов, кто плакал от радости. Но иные не спешили веселиться. Княжич воротился непохожим на себя: прежде приветливый, теперь он сделался молчалив и ко всему равнодушен, не глядел по сторонам, рассеянными кивками отвечал на поклоны старых знакомых и не изъявлял никакой радости, что снова дома.
Дарована вышла в верхние сени, как вдруг навстречу ей по лестнице с громким топотом взлетел отрок и чуть не сбил княжну с ног. Глаза у него были совершенно безумные, рот открыт – настолько его распирала новость.
– Княжич вернулся! – гаркнул он, от потрясения забыв поклониться.
Не раздумывая, Дарована зажала ему рот: княгиня только что заснула, и будить ее подобной вестью не годится, и не важно, правда ли это. Такая суровая встреча отрезвила отрока: когда ему дали говорить, он почтительно поклонился и зашептал, кося глазами вниз, в нижние сени:
– Княжич Светловой приехал! Вот-вот здесь будет! Только он чудной какой-то! Ни на кого не глядит, слова не скажет!
– Сиди здесь, молчи и никого не пускай! – распорядилась Дарована, указывая ему на дверь княгининой горницы.
Он неожиданной вести у нее сильно забилось сердце, но Дарована сама не знала, рада она или нет. Для утешения Велемога и Жизнеславы она как-то пообещала, что выйдет за Светловоя, если каким-то чудом он окажется жив. Его возвращение само по себе ее не слишком потрясло: она ведь не видела его мертвым, а рассеяние конницы, которое она наблюдала с холма, оставляло ему немало надежд остаться живым.
Гул и топот внизу все приближались. Подхватив подол, Дарована поспешила вниз и успела как раз занять место на краю скамьи возле княжеского стола, где сидел бледный и осунувшийся князь Велемог, когда через порог гридницы шагнул его сын.
Несомненно, это был он, хотя узнать его удалось не сразу. Не сказать, чтобы Светловой казался изнуренным и измученным, но все же он стал другим – похудел и теперь выглядел старше. Спокойный до бесчувствия, он смотрел на дом и близких равнодушно, точно ему все равно, где он и с кем. Душа, когда-то так остро воспринимавшая и красоту, и страдание мира, заснула, огонь в глазах угас.
– Князь Держимир отпустил меня, – сказал Светловой, и люди решили, что его сдержанность объясняется стыдом. – Он отпустил меня через несколько дней, я ехал вслед за вами. Он обещал отпустить и других речевинов, только потом.
– Видят боги, как я рад снова видеть тебя, сын, – негромко сказал Велемог. Невидимая рука держала его за горло: он хотел радоваться, хотел быть счастливым, видя сына живым, на что почти не надеялся, но почему-то вид Светловоя настораживал. Князь не мог отделаться от впечатления, что перед ним призрак. – Твоя мать… И я… и все наше племя молило богов… Видишь, даже твоя невеста! – Велемог поспешно обернулся к Дароване и указал на нее Светловою, как будто искал у нее помощи. – Она не покинула нас, она ждала тебя, чтобы… Чтобы теперь, когда ты вернулся, вы могли исполнить давний обет… Боги желали…
Светловой повернулся к Дароване, и она поднялась на ноги. Спокойное лицо княжича внушало ей почти ужас. Не сомневаясь, что его сглазили, она боялась даже подать ему руку. Но как можно перед людьми отступиться от данного слова?
– Сын мой! – вдруг вскрикнул голос позади него.
Княгиня Жизнеслава стояла на пороге, пряди светлых волос выбились из-под кое-как накинутого на голову платка, на бледном лице глаза казались огромными и не видели никого, кроме Светловоя.
– Я знала! Я всегда знала! – еле слышно, как будто у нее больше не было сил, пробормотала она и бросилась к сыну, словно боялась опоздать, словно какой-то вихрь грозил унести его в дальние края, на сей раз безвозвратно.
Светловой обнял мать, прижал к груди, улыбнулся. Лицо его оттаяло, у Дарованы полегчало на сердце. Люди в гриднице перевели дух.
– Должно быть, натерпелся, бедный, в полоне-то! – стало раздаваться по сторонам неясное бормотание. – Да и по дороге… И не диво, что устал! Тут не до веселья…
Князь Велемог провел тыльной стороной ладони по щеке. Лицо его странно кривилось, и Дарована с изумлением поняла, что он плачет, что это слезы текут по глубоким, совсем старческим морщинам возле носа, а виски его белы от седины. Сердце Дарованы перевернулось от этого зрелища. Так не должно быть! Морена глядит в глаза племени, если князь не может удержать слез.
– Теперь боги с нами! – проговорил Велемог, и его голос тоже выдавал попытку побороть слезы. – Теперь мы будем… И свадьбу сыграем, да?
Светловой кивнул, поверх головы матери глядя на отца.
– Когда, скажи? – спросил Велемог, и никогда еще сын не слышал, чтобы у отца голос звучал так нетвердо, даже робко.
Всю жизнь, сколько он себя помнил, отец приказывал. Теперь он просил. Только новая жизнь способна побороть смерть, и главным его стремлением теперь было скорее закрепить свой едва уцелевший род в жизни.
– После Купалы, – спокойно ответил Светловой. – Как Купала пройдет, так можно и свадьбу. Или жив не буду…
Князь Велемог предпочел понять последние слова как крепкую клятву. После всего пережитого, отчаянно цепляясь за надежду на радость, он не хотел допустить даже мысли о новых несчастьях.
Дарована упорно смотрела на Светловоя и наконец встретила его взгляд. Не такие глаза она хотела бы видеть у своего будущего мужа. Но и отказаться у нее не поворачивался язык. Невозможно было нанести такой удар князю и княгине, всему племени, которое только теперь может воспрянуть духом и поверить, что на обломках прежнего боги позволят построить будущее счастье. Не таким уж легким будет это дело, но, быть может, сама Макошь предназначила для него свою питомицу? Дарована не ощущала ни малейшей любви к Светловою, но верила, что сил у нее хватит на многое.
До рассвета оставалось совсем недолго, розовые блики играли в небе и отражались в воде Сварожца. Какая короткая ночь – значит, и в самом деле весна. Светловой сидел на холодном ковре прошлогодней травы, сквозь который пробивались зеленые острые стрелки новой, и на ветках берез над его головой уже развернулись маленькие, нежные листочки. До полного расцвета им еще неблизко, но они – словно дети, что высунулись из дверей и окошек дома встретить отца – Ярилу. «Мы здесь, и весна снова здесь!» – неслышно шепчут они. И снова все впереди – и долгие световые дни, и тепло, и цветы, и ягоды, и веселые праздники Ярилы, Купалы, Рожаниц*… Но где взять то чувство бодрой радости, наполнявшее грудь в прежние годы? Весна земли приходит каждый год, и никому не под силу ее остановить; человеческая же весна минует, и никому не под силу ее вернуть…
Но вот в это Светловой не хотел верить. В прохладном сумраке березняка ему мерещилась легкая девичья фигура, сотканная из радужных лучей. Только бы дозваться ее, только бы дождаться! И тогда один ее взгляд сделает его счастливым, как прежде, и теперь уже навсегда…
Осторожно развернув вышитую пелену, он расстелил ее на влажной траве и поставил маленькую глиняную чашу в самую середину. Теперь на ее горле тлел густым красным огнем знак месяца травеня, а следом пойдут два больших солнечных креста – месяц кресень. Но кресеня не надо ждать. Леля пришла в земной мир давным-давно, еще в Медвежий велик-день. Она еще холодна, но теплеет и веселеет с каждым днем. Ярилин день* будет наивысшим ее расцветом, но Светловой не мог больше терпеть разлуку.