Записки Черного Властелина - Дихнов Александр (читать книги полные .TXT) 📗
Между тем при появлении объекта в поле зрения Бьорн, а вместе с ним и весь отряд, остановился, и это вызвало у некоторых законное недоумение, спустя минуту-другую выразившееся в вопросе:
– Чего мы ждем, волшебник?
– Когда дверь откроется, принцесса.
Самый мягкий ответ, на который был способен Бьорн, все равно показался Фин хамским, и она саркастически поинтересовалась:
– Сама собой? С чего бы ей?
– Да так просто. Для двери, согласитесь, обычная работа.
Гномиха не очень понимала, что происходит с чародеем и почему надо разговаривать подобным образом, но продолжить ей было нетрудно:
– Почему же дверь еще не открылась, если делает это столь регулярно?
– Потому что она уже начала выкобениваться, – с тяжелым вздохом ответил волшебник, и Фин почувствовала, что здесь под «она» подразумевается нечто более одушевленное, чем дверь.
– Кто она? Вы знаете, кто здесь живет?
– Конечно. И ты тоже могла бы сообразить. – Фин явно собиралась возразить, но Бьорн не позволил. – Да попробуй, что уж там! Кто может жить в одиночестве посреди глухих лесов? В таком красивом маленьком домике. Дровосек, наверное, или лесничий, да? А стали бы они печь топить посреди дня в конце июня? Навряд ли, смысла нет. Он вообще появляется, только если этим дымом кому-то хотели подать сигнал. Давай подумаем кому? Помимо лесных зверей в округе присутствовали еще волколаки, мантикоры и мы, так что от обилия вариантов голова действительно может пойти кругом… Ну, если тебе всего этого мало, то есть и другие подсказки, и прежде всего, при каком условии уважаемая Элли могла бы оказаться права? Раз герои не должны умирать, то кто был бы способен спасти нашего? Как, по-прежнему нет догадок?
– Ведьма, – задумчиво пробормотала гномиха. – Это и впрямь все объясняет.
«И в первую очередь твое дурное настроение», – она оставила при себе. Общеизвестно, что волшебники не любят ведьм, и наоборот. За редчайшими исключениями чародеи полагают и не упускают случая заметить вслух, что ведьмы – невежественные знахарки, ни бельмеса не смыслящие в высоком искусстве и вообще наделенные даром благодаря глупейшей ошибке природы. Ведьмы обычно тоже не отстают от собратьев и отзываются о них в том ключе, что волшебники – зарвавшиеся пижоны, вечно бормочущие всякую ахинею, портящие любое практическое колдовство, за которое берутся, и вообще неспособные отыскать в темноте собственный… э-э… собственное мужское достоинство, даже если дать им карту и фонарик. При этом стороны придерживаются полярных точек зрения относительно того, кто положил начало древней вражде (не принципиально, но отмечу – это были волшебники), и на временные замирения идут лишь с целью улучить момент и пнуть оппонента, когда он меньше всего этого ждет.
Взглянув по-новому на поведение Бьорна, Фин признала, что для ситуации «придется просить помощи у ведьмы» тот держится молодцом, но тем не менее высказалась безжалостно:
– Можете стоять, если хотите, а я пойду и постучусь!
– Иди, – кротко согласился Бьорн, и немало удивленная такой покладистостью гномиха двинулась к крыльцу, но у самой цели поняла что к чему и остановилась.
Для разнообразия волшебник оказался прав, и ведьма действительно сразу принялась демонстрировать характер, коим их сословие было славно. По крайней мере, едва Фин достигла крыльца, дверь в дом открылась и на пороге появилась хозяйка, ничуть не выглядевшая как человек, которому преподнесли сюрприз. Собственно, выглядела она довольно заурядно, что для ведьм не типично. Они могут принять облик безобразной старухи, или ослепительной красавицы во цвете лет, или еще кого-нибудь, но обязательно выберут нечто оригинальное. Эта же конкретная более всего походила на важную, крупную женщину средних лет, одетую в простое домотканое платье. Черты ее лица были грубоваты и маловыразительны, карие глаза отнюдь не светились вековой мудростью, а при взгляде на выпяченный подбородок в памяти всплывал широко распространенный и не самый приятный вариант базарных торговок. Единственное, что создавало небольшой диссонанс, – ее черные, как смоль, волосы и смуглый цвет кожи, крайне редкие для северного Даланда, но это так, частности…
Зато манера поведения ведьмы вполне соответствовала классическим образцам. Потратив несколько секунд на обзор гостей, она деловитой походкой спустилась с крыльца и направилась прямиком к волшебнику. Фин, правда, предприняла попытку перехвата, но только начатая речь:
– Добрый день, уважаемая! Мы… – была прервана, брошенным на ходу:
– Да знаю я, знаю.
Голос ведьмы – низкий, бархатистый, красиво модулированный – не только не вязался с внешностью, но для знатока сразу выдавал настоящего мастера своего дела. «Мастера по чарующему выпеванию заклинаний, так замечательно задуривающих мозги непосвященным», как охарактеризовал это Бьорн, уже подобравшийся в ожидании первого ушата помоев, вылитых столь замечательным голосом.
Ушат последовал, но оказался сравнительно небольшим. Остановившись в шаге от Бьорна, ведьма улыбнулась одними губами и поклонилась с преувеличенным почтением.
– Какая честь! Сам великий волшебник Дарн-о'Тор изволили посетить мой скромный приют.
– Простите, мы незнакомы, – Бьорн сухо кивнул в ответ.
– Меня зовут Элинор, если для вас это имеет какое-то значение.
Бьорн понимал, что ведьма настроена куда более миролюбиво, чем ожидалось, и лучше бы вести себя пай-мальчиком, но проблема с недостаточной дипломатичностью формулировок преследовала его всю долгую жизнь.
– Как бы там ни было, а я здесь не один. Может, кому-то интересно…
Ведьма поморщилась и махнула рукой.
– Ладно, перейдем к делу, а то у кого-то, кто ничего не может спросить, очень мало времени. Не буду прикидываться, будто не знаю, что вас сюда привело, однако, волшебник, вам придется попросить у меня помощи. Официально.
– Что значит «официально»? Мы не в сказке про исполнение желаний.
– Безусловно. К вам, правда, это тоже относится. Так что просите. По-простому, без условий и клятвенных обещаний. Все равно мне от вас ничего не надо.
– Зачем тогда?
Лицо ведьмы приняло каменное выражение, и Бьорн заставил себя говорить любезно:
– Давайте в самом деле не будем прикидываться. Не знаю откуда, но вы хорошо осведомлены о том, что происходило в этом лесу, и сами подали знак, когда мы попали в беду. Разве нет?..
Элинор промолчала, как бы признавая сей факт, и Бьорн продолжил в увещевающей манере:
– Но если вы сознательно дали нам знать о своем существовании и при этом ничего от нас не хотите, значит, собирались помочь в любом случае. Зачем же ставить всякие нелепые условия? Это как минимум непоследовательно.
– Мне не обязательно быть последовательной. Я не волшебник, – отрезала ведьма, и Бьорн почувствовал, что краснеет. Но помимо нежелания унижаться он видел в ситуации некоторые по-настоящему тревожные симптомы, поэтому решил гнуть свое:
– Слабый аргумент.
– Я ни с кем и не спорю. Либо вы меня попросите, либо нет.
– И если я не стану?..
– То я не стану помогать.
– А парень умрет.
– Умрет. Заставить меня не в ваших силах.
– Это правда, – спокойно, без вызова признал Бьорн и умолк надолго.
Ведьмы часто и охотно капризничали, но к Элинор в данном случае это не относилось. Она на полном серьезе ставила волшебника перед выбором, казалось бы – очевидным. Действительно, что можно выбрать между жизнью и смертью потенциального героя? Да если уж на то пошло – между жизнью и смертью вообще…
Однако за поверхностной примитивностью тут скрывались ого-го какие глубины, ибо когда ведьмы не капризничают, они загадывают загадки. К примеру, зачем предлагать Бьорну Скитальцу однозначный выбор. Если не из вредности, то причина может быть только такова: ей, Элинор, известны возможные последствия решения, что она таким вот поведением и доводит до сведения волшебника. Это автоматически предполагало наличие у Элинор дара ясновидения, причем очень развитого. Впрочем, это и так не вызывало у Бьорна сомнений – он прекрасно знал рамки, отведенные чудесам, и понимал, что ведьма не могла узнать об их существовании, не будучи ясновидящей. Но вот дальше начинался туман, плотный и липкий. Дилемма номер один: либо последствия очевидного решения сулили громадные неприятности, либо просто были столь масштабны, что ведьма не отваживалась взвалить на себя ответственность. Последнее было менее вероятно – ведьмы редко обременяли себя беспокойством за кого-либо кроме собственной персоны, но всегда есть шанс нарваться на исключение, и сейчас этот шанс отнюдь не казался мифическим.
