Я – Кирпич (СИ) - О'Санчес (Александр Чесноков) (книга регистрации .TXT) 📗
– Девушка! Ау-у!
Ноль внимания. И не слышит. Однако я уже привык к мелким ведическим чудесам, ок, продолжим эксперименты: я опять монеткой по крохотному прилавку стучу, и вновь моя подопытная удивляется прямо в трубку, просит Натусика подождать… Но на сей раз она даже привстает, дабы увеличить сектор обзора: вдруг, типа, кто-то на корточках присел под окошечком и шутит со стуками… И напрасно вы глазки выпучили, милая девушка, ибо кроме вас и меня здесь никого нет, а я, получается, что невидим. Почему так? Понятно, почему так, и к Дэви за справкой не ходи: давеча, стоя на крыльце, я мысленно пожелал и – видимо, очень уж велико было мое желание – мольба обернулась заклинанием, а я стал невидим для окружающих. Теперь я человек-невидимка, угу, так я себе и поверил! А почему бы и нет, а хрена ли стесняться!? Я давно уже и лалеко перескочил за грани здравого смысла, с компьютером гендерно общаюсь, крыс выпиваю, нечисть Букач, вон, в планшетке сидит…
Так, так, так… кстати… А было бы не худо, прежде чем я пущусь в дальнейшее плавание по июльской ночи, проверить возможность обратных пертурбаций…
– Букач, детка, слышишь меня? Отвечай так, чтобы другие люди тебя не слышали.
– Да, о Великий!
– Я что – невидимкой стал?
– Ты так пожелал, о Великий!
– А ты тогда почему слышишь и видишь меня?
– Ты так пожелал, о Великий!
М-да. Букач – тот еще инструмент познания, видимо, придется самому извлекать истины из Природы.
– Хорошо. А вернуться в прежнее состояние – тоже достаточно пожелать? И если да – то вербально, или невербально, телепатическим путем?
– Я не поняла, о Великий, речений твоих, не гневайся.
Ладно. Я отошел подальше от хорошо освещенных участков местности и пожелал вслух:
– Хочу вернуть себе видимость и слышимость. Хочу, чтобы меня видели и слышали.
– Я тебя вижу и слышу, о Великий, а возвращать ничего не умею. В твоей власти желать. Не гневайся, о Великий!
Ы-ы-ы… Это я сам лоханулся слегка, забыл мою Букач выключить.
– Букач! Хочу, чтобы ты с этого мига научилась различать, когда я обращаюсь именно к тебе, даже если делаю это мысленно, и не зовя тебя по имени. Поняла?
– Да, о Великий.
– Сможешь выполнить это мое повеление, отвечай вслух?
– Да, о Великий.
Отлично: последняя часть нашего с Букач диалога получилась смешанная: вопрос я задал мысленно, а она ответила вслух, своим мерзким скрипучим голоском. Хотя… не такой уж он и мерзкий, притерпелся, что ли…
– Девушка, добрый вечер!
– Ой! Добрый! Только, скорее ночь уже! Погоди Натусик, у меня покупатель… не клади трубку…
Девица молоденькая, а рудименты старого телефонного лексикона впитала: адекватнее было бы сказать: не отключай связь. Интересно вышло. Сунул я жвачку в один карман, мелочь со сдачи в другой, пластиковой бутылкой Букач в планшетке утеснил, но она не против… Дойдя до Богатырского проспекта, я вдруг повернул направо, потому что передумал идти к Черной речке… Да, пойду по Богатырскому: оно и просторнее, и народу меньше…
Странная штука наш Питер: ночью автомобильное движение изрядно угасает против дневного, зато воздух пропитывается смогом! Откуда бы ему взяться в ночное время, ведь по логике событий должно быть наоборот!? Минут пятнадцать я шел, не испытывая никакого дополнительного беспокойства, просто поглядывал по сторонам. Прогулка по ночному городу – это своего рода путешествие по пересеченной местности, только вместо ухабов перекрестки, а вместо оврагов постоянный перелив относительной тьмы в относительный свет – фонари, фары, окна… То там, то сям – смех, крики, молодежь гуляет. В свое время, еще когда я на стройке трудился, мне тоже хотелось вот так вот: беззаботно, вполпьяна, с веселыми подружками, всю ночь напролет… Не довелось: то мозгов не было, то лишних денег, то внутреннего стимула.
Небо принялось, было, накрапывать и перестало… И хорошо, а то хоть возвращайся за зонтиком.
Нет, конечно же, чуть позже, когда с деньгами полегчало, а разум подрос, я все наверстал: были и белые ночи вдоль Невы, и развод мостов, и подружки, и кофе в круглосуточных кафешках, и романтика поцелуев…
Тот же и дождь: когда ночь теплая, и город весь твой, и ты не один под зонтиком, и о карманных деньгах думать не надо – всё очень даже здорово: ты и она вроде бы и на улице, но в то же время одни-одинешеньки в шелестящей ночи: неба нет, его заменяет мгла, прохожих и велосипедистов нет или их очень мало, автомобилей побольше, чем пешеходов, но они оголтело мчатся с выпученными фарами как правило мимо тротуаров, по проезжей части… Правое плечо обязательно подмокает, потому что зонтик ты держишь чуточку левее линии симметрии… Но и это ненадежная защита против воды: твоя новая девушка – полдня знакомства – все равно ойкает, вздрагивает и старается прижаться к твоему сухому плечу потеснее – исключительно чтобы спастись от этих противных осадков… Помню, остановились посреди очень мелкого, но очень частого дождя… это было на краю Троицкой площади, что на Петроградской стороне, почти на линии Пулковского меридиана, и затеяли обниматься-целоваться… её звали Саша, мы познакомились накануне, на пляже Петропавловки… Очень непросто, вернее, хлопотно, малокомфортно осуществлять страстные объятья, когда в левой руке открытый зонт, а сверху плотная морось сыплется – ну, да чего не вытерпишь ради либидо и эстетики! Целуюсь, по-моему, даже, шепчу какую-то лопушастую фигню, положенную в таких случаях, а сам вдруг вижу впереди уличный светильник, с комком электрического света на нем, и комок этот, намотанный на фонарь, словно бы растрепан по краям ветерком и водами небесными – точь в точь сахарная вата на палочке!.. И я засмеялся этому наблюдению, и Саша – врубившись мгновенно – вслед за мною… и нам было хорошо. Скорее всего, это и есть романтика, если да – то она мне по душе.
Саша через две встречи на третью променяла меня на кого-то другого (вернее, не стала менять: «знаешь, у меня есть парень, у нас с ним серьезно, давай остановимся?..»), я почти мгновенно зализал сердечные царапинки, познакомившись с Катей, но запомнил навсегда эти «сахарные» фонари на Троицкой площади, в грустной надежде – еще раз увидеть все это и ощутить… Что-то я должен вспомнить, дорогой Кирпич, что-то такое очень и очень важное вспомнить!.. Букач, может, ты поможешь?
– Не ведаю, о Великий, не гневайся!
– Я не гневаюсь. А это кто?.. Это что такое, вон там, нам наперерез движется?
– Это мара, о Великий. Не отдавай меня!
Мара. Угу. Тут как бы самому не отдаться!.. Если оно… она сюда направляется, значит, на Букач среагировала, ибо я ее ничем не укрывал, кроме как «фартуком» планшетки… либо моя невидимость на нее не дейс… сстопп, я же сам ее отключил ради стакана минералки!
Место для свидания с марой было выбрано просто дивное, словно специально созданное, чтобы приносить людские жертвы нечисти, а именно в той точке, где почти смыкаются три проспекта: Богатырский, Комендантский и носящий имя героя социалистического труда (надо будет при случае узнать – что данный термин означает?) Сизова! Машины здесь еще так-сяк, ездят, а люди не ходят, ночью им здесь абсолютно делать нечего, потому что жилых домов вообще нет, а торговые комплексы закрыты. Справа от меня недозастроенные пустыри, слева Серафимовское кладбище, а позади и впереди Богатырский проспект, узенький в этом месте и довольно грязненький, видимо, так ему легче встраиваться в неприглядную ночную тьму. Цепочка уличных фонарей вдоль проезжей части горела через один, однако же в том месте, где я стоял, не работали три фонаря подряд, как нарочно, типа…
– Не скрипи, Букач, постараюсь не отдавать.
Пришла мара – откуда ей и положено, со стороны Серафимовского кладбища, и выглядела как белесая полупрозрачная тетка без возраста… Одетая в нечто вроде тумана, или туники из тумана, туника до земли, рукава широкие и длинные, одни когти оттуда торчат!.. Когти я рассмотрел чуть позже, когда сумел оторвать взгляд от ее бледного лица с черными провалами глазниц. Глаза у нее отсутствуют, а взгляд имеется: мрачный такой… голодный такой… Бессмысленный, мозги там явно, что не предусмотрены. Зато имеется пасть, еще более черная, чем глазницы, в которых вместо глаз все-таки тлеет какой-то багровый отсвет…
