Легенда - Геммел Дэвид (бесплатные версии книг .txt) 📗
Как видно, боги любят его.
Чье-то копье оцарапало ему плечо, и Цзубодай перерубил копейщику руку. О да, боги любят его! Он отразил щитом рубящий удар.
Накраш бросился ему на помощь и вспорол дренаю живот — тот упал с криком и исчез под ногами воинов, напиравших сзади.
Справа от них надиры дрогнули, и Цзубодая оттеснили назад, а Накраша ткнули копьем в бок. Меч Цзубодая, просвистев в воздухе, обрушился на шею дреная — кровь брызнула струей, враг упал навзничь. Накраш корчился у ног Цзубодая, сжимая руками скользкое древко.
Цзубодай нагнулся и вытащил друга из свалки. Больше он ничего не мог сделать — Накраш умирал. Это было несправедливо, и день сразу потускнел для Цзубодая. Накраш был ему хорошим товарищем последние два года. Цзубодай поднял глаза и увидел белобородого старца в черном — он прорубал себе путь вперед, и страшный топор из серебристой стали сверкал в его окровавленных руках.
И тут Цзубодай позабыл о Накраше. Он видел перед собой только обещанных Ульриком коней. Он двинулся навстречу седому воину, наблюдая за его движениями и приемами. «Неплохо поворачивается для своих лет», — подумал Цзубодай, когда старик отразил убийственный удар и обратным движением рубанул по лицу кочевника, который с воплем рухнул со стены.
Цзубодай прыгнул вперед, нацелившись острием в живот старику. С этого мгновения ему стало казаться, будто все происходит под водой. Белобородый устремил на него свой голубой взор, и ужас проник в кровь Цзубодая. Топор медленно взвился навстречу мечу надира, отбросив клинок в сторону, а после обернулся другой стороной и мучительно медленно врезался Цзубодаю в грудь.
Его тело ударилось о парапет и осело рядом с Накрашем.
Цзубодай увидел яркую кровь, сменившуюся темной артериальной струей. Он зажал рану кулаком, сморщившись от боли в сломанном ребре.
— Цзубодай! — прохрипел Накраш, и этот тихий звук каким-то образом дошел до раненого. Он придвинулся к другу и положил голову ему на грудь.
— Да, Накраш, я слышу.
— Кони были почти что твои.
— А хорош старикан, верно?
Шум битвы утих — Цзубодай понял, что виной тому гул в ушах. Точно прибой шуршит галькой, набегая на берег.
Ему вспомнился подарок Гат-суна — и то, как Гат-сун плюнул Ульрику в глаза в день своей казни.
Цзубодай усмехнулся. Ему нравился Гат-сун.
Зря он тогда так громко выражал свою радость.
Зря он...
Друсс перерубил веревку и обернулся лицом к надиру, лезущему на стену. Отбив удар меча, он раскроил врагу череп, перешагнул через труп и отмашкой вспорол живот второму.
Все его годы как рукой сняло. Он находился там, где ему подобает, — в самой гуще кровавой битвы. Позади бились в паре Рек и Сербитар — альбинос с тонкой шпагой, Рек с длинным тяжелым мечом.
К Друссу примкнуло несколько дренайских воинов, и они расчистили свой участок стены. По обе стороны от них пять тысяч воинов проделывали то же самое. Надиры тоже почувствовали это — дренаи хоть медленно, но все же теснили их назад. Кочевники удвоили свои усилия, рубя и круша с дикой отвагой. Им требовалось продержаться лишь до тех пор, пока не коснутся стены осадные башни — а там новые тысячи их товарищей хлынут им на подмогу. Башни же были всего в нескольких ярдах.
Друсс оглянулся. Лучник и его стрелки отошли на пятьдесят шагов и торопливо разжигали многочисленные костры.
Друсс махнул Хогуну, тот отдал приказ трубачу.
На стене несколько сот человек, выйдя из боя, стали брать запечатанные воском глиняные горшки и бросать их в надвигающиеся башни. Горшки разбивались о деревянные боковины, пятная их темными потеками.
Джилад, с мечом в одной руке и горшком в другой, отразил удар надирского топора, рубанул другого врага по голове и метнул горшок. Джилад успел еще увидеть, как тот влетел в открытую дверь на верхушке башни, где толпились надиры, но тут на него навалились еще двое. Первому он взрезал живот колющим ударом, но меч накрепко застрял у врага в кишках. Второй с воплем замахнулся — Джилад выпустил меч и отскочил. Надира принял на себя другой дренайский воин — он отбил удар и почти что обезглавил врага. Вытащив свой меч, Джилад благодарно улыбнулся Брегану.
— Неплохо для крестьянина! — крикнул он, снова вступая в бой и пробив оборону бородатого надира с окованной железом дубиной.
— Давай, Лучник! — прокричал Друсс.
Разбойники наложили на тетивы стрелы, обмотанные промасленной паклей, и поднесли их к разожженным кострам.
Град горящих стрел полетел над стеной. Осадные башни занялись, и густой, удушливый черный дым повалил вверх, уносимый утренним ветром. Одна стрела влетела в дверь, куда угодил горшок Джилада, и вонзилась в ногу надира в облитой маслом одежде. В одно мгновение воин превратился в вопящий, извивающийся живой факел, и от него загорелись те, кто был рядом.
По воздуху летели новые горшки, подбавляя масла в огонь.
Двадцать башен пылали, как огромные факелы, и к стене плыл жуткий смрад горелого мяса.
Щурясь от дыма, Сербитар двигался в гуще надиров, его шпага ткала в воздухе волшебный узор. Он убивал без усилий, словно наделенная сверхъестественной силой смертельная машина. Позади возник кочевник с ножом в руке, но Сербитар, обернувшись, одним плавным движением перерезал ему горло.
— Спасибо, брат, — передал он Арбедарку на второй стене.
Рек, хотя и не обладал грацией и смертоносной быстротой Сербитара, орудовал своим мечом с не меньшим толком, держа его двумя руками и прорубая путь к победе бок о бок с Друссом. Брошенный кем-то нож отскочил от его панциря и порезал бицепс. Рек выругался и тут же забыл о царапине, как о многих мелких царапинах, полученных в этом бою, о порезе на бедре, об ушибленных ребрах...
Пятеро надиров, прорвав оборону, бросились на беззащитных переносчиков раненых. Лучник с сорока шагов сразил первого, Каэсса — второго, а бар Британ с двумя своими людьми преградил путь остальным. После короткой и яростной схватки кровь надиров обагрила землю.
Картина боя медленно, почти незаметно менялась. Все меньше кочевников взбиралось на стену, ибо их товарищей теснили к краю и задним не оставалось места. Надиры сражались уже не за победу — они сражались за свою жизнь. Переменчивый прилив войны обратился против них, и теперь уже они защищались.
Но надиры — суровый, отважный народ. Они не молили о пощаде, не сдавались в плен, они бились стойко и умирали в бою.
Они падали один за другим, пока последних не сбросили со стены и они не разбились о камни внизу.
Надиры отошли в поле дальше полета стрелы и опустились на землю, глядя на Дрос с тупой неутоленной ненавистью.
Черный дым столбами валил из горящих башен, и запах смерти наполнял ноздри.
Рек оперся на парапет и потер лицо окровавленной рукой.
Друсс подошел к нему, лоскутом обтирая Снагу. Кровь оросила седую сталь его бороды. Он улыбнулся новому князю:
— Я вижу, ты послушался моего совета, паренек?
— В последний миг. А мы нынче как будто неплохо поработали?
— Это только присказка. Настоящее испытание начнется завтра.
Друсс ошибся. Еще трижды в тот день надиры шли на приступ, и только сумерки увели их обратно к лагерным кострам, отброшенных и временно побежденных. На стенах усталые люди опускались на окровавленный камень, отбрасывая прочь тяжелые шлемы и щиты. Носильщики подбирали раненых, убитые пока оставались на месте: с ними можно было не торопиться. Три особо назначенных отряда осматривали тела надиров: мертвых сбрасывали со стены, раненых добивали и отправляли туда же.
Друсс потер усталые глаза. Плечо у него горело, колено опухло, руки и ноги будто налились свинцом. Однако день прошел для него лучше, чем он надеялся. Он посмотрел вокруг. Одни воины спали, растянувшись на камне, другие просто сидели спиной к парапету с остекленелым взором, мысли их блуждали где-то. Разговоров почти не было слышно. Чуть дальше на стене молодой князь беседовал с альбиносом. Они оба хорошо сражались, и альбинос выглядел свежим и ничуть не усталым — лишь брызги крови на белом плаще и панцире свидетельствовали о его дневных трудах. Зато Регнак устал за двоих. Серое от изнурения лицо точно состарилось, и морщины стали глубже. Пыль, кровь и пот запеклись на коже, красные капли падали на камень с наспех завязанной руки.
