Искушение Эльминстера - Гринвуд Эд (прочитать книгу .TXT, .FB2) 📗

Давно разрушенная крепость теперь была скорее лесом и осыпающимся камнем, чем зданием. Туман целеустремленно двигался сквозь путаницу склонившихся деревьев и лиан, которые росли внутри, как будто знал, где какие комнаты можно найти. По мере продвижения стены становились все выше. Кое-где сохранились потолки или кровля, хотя все арочные проходы были открыты в отсутствие дверей, и не было никаких признаков того, что кто-то или что-то обитало внутри. Туман с тихим звоном остановился в комнате, которая когда-то была действительно большой и величественной. В щели в её стенах снаружи проглядывал лес, но там все еще был потолок и даже мебель. Кровать с прогнившим балдахином, больше, чем многие стойла конюшни, была богато украшена позолоченными столбиками и золотой тканью, поблескивающей среди зеленого меха плесени на матрасе. Рядом стоял буфет, наклоненный тем углом, где была сломана одна ножка, а за ним несколько стульев, обильно поросших грибами. Чуть дальше, на потрескавшемся мраморном полу рядом с провисшим рядом шкафов стояло облупившееся овальное зеркало высотой в человеческий рост. Вода капала на то, что когда-то было большим столом в другой части комнаты, а за ним, в самой темной задней части помещения с лучше всего сохранившейся крышей, был кольцеобразный парапет. За круглой стеной высотой по колено была только глубокая тьма... И когда туман начал двигаться, он направился прямо к этому колодцу. Когда он приблизился, в воздухе над парапетом появились внезапные вспышки света.

Туман заколебался, поднялся немного выше и отважился приблизиться к колодцу. Сияние достигло его, становясь ярче, и ему вторили похожие отблески, которые змеились по каменным стенам и окружающему полу, очерчивая невидимые до сих пор руны и символы. Туман на мгновение заплясал среди этих огнеподобных языков безмолвного света, а затем устремился вниз, нырнув прямо в колодец. Сложные узоры магии вспыхивали и разгорались на мгновение, когда туман пронесся мимо, словно хлеща и царапая его, но, когда он исчез в колодце, эти слабеющие остатки защитных заклинаний снова погрузились в тишину. Шахта насчитывала приличное расстояние в поперечнике и спускалась прямо вниз. Путь был долгий и без света. Она заканчивалась полом из неровного натурального камня — краем огромной и темной естественной пещеры. Туман двинулся в эту бархатную пустоту с уверенностью человека, который движется сквозь кромешную тьму к знакомому месту. Он тихо зазвенел, когда его собственное слабое сияние открыло что-то в пустоте впереди: высокое пустое каменное сиденье, обращенное к нему. Туман остановился, не дойдя до трона размером с человека, и завис над полукругом больших сложных рун, которые были выгравированы на полу перед троном. Если бы трон был центральным сиденьем баржи, обращенным вперед, руны образовывали ее округлый нос. Туман, казалось, на какое-то время задержался в раздумьях, затем легкий ветерок от его движений внезапно ускорился, превратившись в закручивающийся стремительный вихрь, искрящийся и звенящий. Когда он набрал бешеную скорость, пыль поднялась и закружилась вместе с ним, камешки покатились по его приказу, и вихрь превратился в рогатый движущийся столб. Из него выросли руки и снова поглотились, затем появились горбы или движущиеся комки, которые могли быть головами или чем-то, прежде чем он вспыхнул один раз, а затем потускнел. Ни вихрь, ни змея тумана теперь не светились в темноте. Там, где только что был туман, стояла полупрозрачная фигура высокой худой женщины в простом платье, с голыми ногами и руками, непослушными спутанными волосами до колен, с диковатыми глазами. Она вскинула руки в триумфе или ликовании и разразилась безумным смехом, резким, высоким и пронзительным, эхом которого отразилось от сокрытых во тьме каменных расщелин.

* * * * *

— Ты смеешь сомневаться в видениях, посланных нашей Леди, Которая Поет Во Тьме? —  сухо спросил голос из-за вуали. — По мне, это звучит опасно близко к ереси — или даже неверию.

— Н-нет, Ужасная Сестра, — поспешно ответил второй женский голос. — Мой разум подводит меня — личный недостаток, не акт неверия или непочтения по отношению к Ночной Певице — и я не могу понять, почему это святилище должно быть установлено в глубине леса, где никто не живет и никто не будет знать о его существовании или местоположении.

— Это необходимо, — ответил голос за вуалью. — Ложись на плиту. Ты не будешь закована в цепи; твоя вера будет продемонстрирована тем, что ты останешься на месте, пока совомедведь кормится. Предложи ему себя без сопротивления и будь свободна от страха. Мои заклинания сохранят тебе жизнь, сколько бы он ни поглотил от тебя — и неважно, насколько болезненным это покажется, неважно, какие раны ты получишь, ты будешь полностью восстановлена, когда обряд завершится. Я пережила такой ритуал в свое время, как и собравшиеся здесь. Сделать это — знак истинной чести. Кровь кого-то столь преданного — лучшее посвящение, которое мы можем предложить Ужасной Госпоже Всего.

— Да, Ужасная Сестра, — прошептала младшая жрица, и в ее голосе была слышна дрожь ее тела. — Б-буду ли я... мой разум останется нетронутым, если я буду смотреть, как что-то съедает меня?

Ее голос поднялся почти до пронзительного крика ужаса при этой мысли.

— Что ж, Ужасная Сестра, — спокойно промурлыкал голос за вуалью, — это зависит от тебя. Плита ждет. Самые дорогие из тех, кем я руководила, заставили меня гордиться этим днем, а не стыдиться. Я буду наблюдать за тобой — и так же та, кто намного, намного больше, чем любой из нас когда-либо будет.

* * * * *

— Клянусь улыбкой Мистры, это так приятно! — удивленно сказал Белдрун, потягиваясь и для пробы шевеля пальцами. — Я действительно чувствую себя моложе, все боли прошли.

Он принял сидячее положение, потирая лицо вокруг глаз, и сквозь пальцы уставился на Табараста ровным взглядом.

— Время истины, доверенный коллега по тайному, — твердо сказал он. —  Волшебники определенного положения не просто «находят» новые заклинания на доселе пустых последних страницах своих книг заклинаний. Откуда это на самом деле взялось?

Табараст Три Пропетые Проклятия довольно сурово оглянулся поверх своих запачканных большим пальцем очков.

— Вы не стареете изящно, высокочтимый Друн. Я замечаю в вас растущую и решительно непривлекательную тенденцию открыто не верить свидетельствам ваших более мудрых старших товарищей. Сокрушите этот недостаток, мой мальчик, пока вы еще сохраняешь некоторые дружеские отношения с людьми, которые могут быть вам более мудрыми старшими товарищами — ибо, учитывая ваш собственный возраст и мудрость, их немного, и, несомненно, впредь будет еще меньше.

Старый волшебник сделал несколько задумчивых шагов в сторону, почесывая переносицу.

— Я действительно только что нашел это на странице, которая всегда была пустой, и которую я хотел заполнить заклинанием, достаточно могущественным, чтобы быть достойным написания за последние три десятилетия. Я не знаю, как оно там оказалось, но я верю — могу только верить, — что не обошлось без священной Руки Леди. Избавьте меня от вашей обычной лекции о полном и вечном отказе Мистры давать магию смертным. Не хочу выслушивать, как вы теряете дыхание и брызгаете слюной.

Белдрун моргнул. Табараст ждал, стараясь не улыбаться.

— Очень хорошо, — сказал более молодой маг после паузы, которая казалась длиннее, чем была на самом деле, — Но вы почти не оставляете мне тем для разговора. Боюсь, что молчание затянется.

Затем Табараст действительно улыбнулся — за мгновение до того, как спросить невинным тоном:

— Обещаете?

К счастью, омоложенный Белдрун Согнутый Палец так же плохо метал подушки, как и старый.