Похороны чародея - Хантер Ким (читать книги без регистрации TXT) 📗
Впоследствии нашли виноватого. Обвинили не невесту, не братьев и кузенов, забравших у нее жизнь; виновным стал человек, околдовавший девушку своими льстивыми речами. Валехор. Соседский ублюдок, ворующий землю и поджигающий церкви. А если не он сам, так его отец, если не отец — так дед. Все одно. Драммонды страдали веками. Правда, в отместку они тоже поджигали стога и амбары, убивали забредших в их леса крепостных, воровали лошадей и скот. Впрочем, так поступали все граничащие друг с другом кланы. Таков был образ жизни и путь к смерти. Но увести девушку из родного гнезда, из семьи, да не силой, а льстивыми словами и золотыми обещаниями?.. Неслыханно! Разве можно такое стерпеть? Драммонды такого не прощали, они крепко держались за своих.
А теперь… Теперь Драммонд гулял по королевским садам, держа за руку самого короля. Теперь Драммонд смеялся над сальными королевскими шуточками и принимал небрежный поцелуй монарха в щеку, а увитые драгоценностями ножки королевы щекотали его бедра под большим банкетным столом. Теперь Драммонд не спал с грязными кухонными девками; он вкушал прелести утонченных заграничных дам, плененных жен баронов и герцогов. Теперь Драммонд мог взять себе в жены прекрасную принцессу, обвенчаться с ней, делить с ней ложе, распоряжаться ею как своей собственностью. Драммонды заняли видное положение в свете, стали влиятельными фигурами в мировых делах. Теперь Драммонд мог залечь в каком-нибудь лесу и поджидать Валехора с мечами и факелами. Никто не призовет его к ответу перед законом и не выкажет авторитетного недовольства. Теперь, именно теперь бог и все ангелы стоят на стороне Драммонда.
— Вверх, на дубы, держитесь за сучья, — приказал Драммонд. — Они уже приближаются. Через час самое позднее будут здесь. Никого не выпускать живым. Бить беспощадно и хладнокровно. — Драммонд вполголоса обратился к своему лучшему рыцарю: — Он приказал выпороть меня на рыночной площади, с меня кожа клочьями летела… теперь я сниму с него шкуру и сделаю из нее боевое знамя.
Сказано — сделано.
Валехор, утомленный недавней битвой с береговыми налетчиками, неспешно ехал со своими рыцарями и интендантами по узкой лесной тропе. Вдруг раздались крики, и сверху, с деревьев, на всадников стали падать какие-то люди. Наступила полнейшая неразбериха. Кровь текла ручьем, крики наполняли воздух. Валехор бился яростно, не зная имени врага, не понимая, за что он подвергся нападению на своей собственной земле. Он дрался до тех пор, пока все до последнего рыцари не полегли на поле брани и оставаться было уже незачем. Рыцарь понесся прочь на черном лихом скакуне и скрылся в сгущающихся сумерках. Он направился в город, носящий его имя.
Драммонд, вне себя от ярости, ударил ногой распростертое на земле тело.
— Мне не эти трупы нужны. Они просто стояли на пути того единственного, ради кого все это было подстроено. Опять он ускользнул. А ведь почти был в моих руках. В следующий раз состоится настоящее сражение, армия пойдет против армии. И ни один человек не покинет поле боя, пока последний из Валехоров или Драммондов не будет держать в руке сердце врага.
От слова до дела — один шаг.
Затем Драммонд занялся погибшими из числа нападавших и, к своему ужасу, обнаружил среди трупов свою новую суженую. Пламенная принцесса-воительница втайне от Драммонда облачилась в доспехи и отправилась помогать будущему мужу в борьбе с его смертным врагом. Из глазного отверстия ее забрала торчал клинок с личным гербом Валехора на эфесе. Список злодеяний Валехора пополнился еще одним: он беспощадно убил невесту Драммонда.
Драммонд рухнул на землю, обхватил лицо руками и зарыдал, оплакивая ту, кого любил всем сердцем, — темноволосую черноглазую девушку с чужих берегов, которую безжалостно отобрал у него этот ублюдок и сын ублюдка Валехор.
Рано утром над головой пролетела стая крылатых львов. Караванщики запаниковали, опасаясь потерять верблюда, а может, и двух, а может, даже ребенка. Впрочем, львы, не отклоняясь от курса, летели к какой-то своей цели — наверное, на водопой к отдаленному озеру, — и не обратили на людей никакого внимания.
— Передай кукурузный хлеб.
Голгат невозмутимо продолжал трапезу. Он казался всем довольным и, не испытывая ни малейшего неудобства, сидел рядом с хозяевами у костра и потчевался их угощением. Юн и Петра тоже выглядели вполне умиротворенными.
Солдат был озадачен. Интересно, что же произошло прошлой ночью? Или он здесь единственный, кого заботят соображения морали? Может, в этом мире он всем кажется ханжой и недотрогой, педантом, достойным жалости и осмеяния, изгоем, на которого показывают при встрече пальцем?
— Ночью мне снился сон, — сказал он вслух.
Все как один замерли и взглянули на него.
— Мне снилось, что мир… что все в мире перевернулось с ног на голову.
Сотрапезники смотрели на него, тщательно пережевывая пищу.
— Мне снилось, будто мужчины и женщины делают все, что пожелают. В сердечных вопросах не существует различий между добром и злом. Романтической любви нет. Люди просто получают друг от друга удовольствие.
Голгат встал.
— Пора трогаться. Я сниму путы с верблюдов. А ты собирай вещи.
Юн и Петра присыпали песком костер и начали упаковывать кухонные горшки и прочую утварь. Караван зашевелился, собираясь в путь. Вскоре все было готово, и пришло время прощаться.
— Спасибо за гостеприимство.
— Это тебе спасибо, Солдат. И тебе, Голгат, — за компанию. Желаю поскорее отыскать потерянную женушку. Печальная история. Надеюсь, в Гутруме скоро вновь воцарятся порядок и спокойствие. Я слышал, там на деревьях уже места не хватает, и людей вешают как попало.
Две группы странников направились своими дорогами. Солдат и Голгат пошли на запад, а караван продолжил путь на восток. Горячее утреннее солнце начало нелегкое восхождение на небо. Ехали молча. Солдату нестерпимо хотелось расспросить друга о событиях прошлой ночи, но по той же причине, по которой он не смог воспользоваться желающей любви женщиной, он не стал расспрашивать друга о его ночных приключениях. К полудню всадники накинули на головы капюшоны и погрузились каждый в свой собственный мир. А вечером ворошить события прошлой ночи было уже слишком поздно.
Ворон тем временем строил свои собственные планы. Предав Солдата, он страдал гораздо сильнее, чем показывал. Мальчик, заключенный в тело птицы, получил воспитание среди отбросов общества, в мире сточных канав, и потому мыслил не так, как Солдат, и подчинялся другим правилам морали. Все его детство прошло под гнетом закона джунглей: если я не съем, то съедят меня. Предательство в таком мире было делом обычным: ради выживания люди не гнушались ничем. И это понимал каждый уличный мальчишка, каждый сосунок. Честь и верность — привилегия богатых и наделенных властью. Поначалу Ворон думал, что он довольно легко переживет урон своей репутации, сумеет как-то уговорить себя самого, найти оправдание безнравственному поступку, но не тут-то было.
Солдат смотрел на вещи другими глазами, да и Ворон, начавший понемногу понимать образ мыслей иноземца, тоже стал смотреть на такие вещи, как предательство, несколько иначе. Никогда в жизни он больше не согласится предать этого рыцаря. Солдат спас ему жизнь, убив змею, без него Ворон был бы уже давно мертв.
Естественно, от Ворона не ускользнули и недостатки рыцаря. Солдат наивен, временами вспыльчив, а порой и вовсе полный дурак. Скажем, не глупо ли носиться по свету из-за одной самки, когда целый Гутрум напичкан ими? Ведь дел-то по горло. Надо, к примеру, свергнуть узурпатора… От внимания Ворона ничего не ускользало, и потому он прокрался в подземные темницы и отыскал камеру королевы.
— Ваше величество, я пришел освободить вас, — прошептал он сквозь решетки. — Я отопру замок своим клювом.
Громыхая цепями па кандалах, к двери подошли близнецы: Сандо и Гидо.
— Королеву перевели в другое место, — сказал Сандо. — Вместе со стариком. Теперь мы здесь одни.
