За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
— Вообще-то не идет. Я действительно спешу и не намерен заниматься глупостями…
— Это дело принципа! Девиз нашей конторы: «Нет ничего невозможного, есть нерасторопные посредники». Вы уедете и будете рассказывать о нас как о какой-нибудь глупости, престиж фирмы упадет, и виноват в этом буду я? Нет уж, извольте принять пари, милостивый государь! Добавляю в случае вашего выигрыша (хотя и не уверен, можно ли назвать выигрышем неудовлетворенное желание) еще одну услугу с пятидесятипроцентной скидкой. Соглашайтесь, это отличные условия!
— А если я… хм, проиграю?
— Вы просто признаете, что были не правы, и пообещаете рассказывать о нас чистую правду.
— О вас — это, собственно, о ком?
— Посредническая фирма «Папоротник»! — гордо ответил призрак. — Любые услуги для физических и юридических лиц без ограничений! Нет ничего невозможного, есть нерасторопные посредники — но наши посредники расторопны как никто! Итак — пари?
Персефоний, чувствуя, что проще потратить лишних пять минут, со вздохом протянул руку.
— Но все желания, разумеется, в пределах нашего любимого графства, — быстро уточнил призрак.
Упырь кивнул, и призрачная ладонь прошла сквозь его руку.
— Отлично! Итак, чего нельзя купить за деньги? Ну? Любовь, конечно? Остановленное мгновение?
— Спокойную совесть.
Физиономия призрака приобрела разочарованное выражение.
— Милостивый государь, конечно, шутит?
— Ни в коей мере.
— Нет, я не стану говорить, что нет ничего проще, однако, поверьте, любовь и остановленное мгновение куда сложнее. Ладно, раз вы настаиваете… Чья совесть нуждается в успокоении — ваша? Чудно. Какой вид успокоения вас интересует: юридический или психологический?
— Не понял.
— Тогда начистоту: что именно гнетет вашу совесть?
Персефоний на миг потерял дар речи от того, с какой небрежной легкостью этот фантом интересовался тайнами такого масштаба, что иной разумный только на исповеди выговорит. Однако неуловимый аромат шутовства, который веял над всем происходящим, должно быть, уже подействовал на его мозг.
— Я нарушил едва ли не все упыриные законы за несколько стаканов крови.
— Страдали при этом законы графства? — деловито уточнил призрак.
— Да, еще как. Я убил кое-кого… двух упырей…
— Ну, подробности оставим пока, с уголовным кодексом проблем, считайте, уже нет. Со специфическим упыриным Законом посложнее… но уладим, уладим. Главное тут что? Ваши Законы диктуются так называемыми Королями. На них повлиять трудно. Однако возможно.
— Я бы вас попросил следить за своей речью! — гневно воскликнул Персефоний.
— Обязательно, милостивый государь, — покорно согласился призрак и, внимательно оглядев упыря с ног до головы, заявил: — Но юридический аспект — это еще не все, верно? Вас гнетет чувство вины. Вот он, корень проблемы. И если мы его вырвем, остальное пойдет как по маслу. Идемте!
Он вскочил со скамейки, но Персефоний не двинулся с места.
— Я спешу. Сначала расскажите, куда и зачем собираетесь меня вести.
— Это совершенно безопасно! Если вы подумали, будто я намерен завести вас в лапы к каким-нибудь грабителям, так это даже оскорбительно: фирма «Папоротник» ни в чем подобном не нуждается!
— Но вы же не советуете мне верить на слово? Сперва расскажите.
— Законное требование, — признал призрак и, снова сев, уже поближе, доверительно сообщил: — Мы пойдем к психологу. — Персефоний удивленно изогнул брови, и призрак пояснил: — Он избавит вас от комплекса вины!
— Каким образом? И при чем тут комплекс, если то, что меня угнетает, — это собственно вина?
— В корне неверно! — замотал головой призрак. — Какая еще вина? Вина — понятие относительное. Убийство в целях самообороны отнюдь не равно циничному убийству в целях разжигания межнациональной розни по предварительному сговору с группой ранее судимых лиц после совместного распития спиртных напитков! Вы согласны? Вы согласны! Так какой смысл в том, что первый из этих убийц мучается совестью, как и второй? Никакого! Все это субъективно. Так называемая вина — только относительное недовольство посторонних вашими действиями. При этом ошибочно считается, что точка зрения обвиняющего якобы «правильна», если она согласуется с мнением так называемого закона. Однако закон что дышло: куда повернул, так и вышло. Стало быть, и всякие обвинения лишены какой бы то ни было объективности. Так? Так! А стало быть, что остается? Так называемое «чувство вины», которое на самом деле есть всего лишь вложенный с детства в каждого из нас комплекс. Вы не хмурьтесь, вы слушайте дальше…
Призрак тараторил и тараторил, а Персефоний хмурился, потому что честно пытался его понять — так он был приучен: сперва выслушать, потом обсуждать.
— …Всякое действие всякого разумного направлено на удовлетворение своих потребностей, но так устроен мир, что при этом не может не страдать чья-то встречная потребность. А мир нужно принимать таким, каков он есть! Правильно? Безусловно. Стало быть, нужно принимать и то, что всякое твое действие служит к ущемлению чьего-то интереса, даже если ты об этом не знаешь. Соответственно, понятие вины теряет всякий смысл и переходит в область глубинной психологии, где превращается в настоящее чудовище, верховного демона нашего мира — комплекс вины. Вызываемое им чувство принуждает нас к добровольной неудовлетворенности, ведущей к тяжким психическим расстройствам, закрывает перед нами двери, роет ямы-ловушки на наших дорогах. Мы перестаем двигаться вперед, наш потенциал остается нераскрытым, мы чахнем в поисках мифического избавления от чувства, которое на самом деле является всего-навсего комплексом, который вбивали в нас в детстве, чтобы ограничить нашу свободу и упростить задачу воспитания…
— Постойте, постойте, любезный! Я могу путаться в терминах, но разве комплекс не является чем-то немотивированным, в отличие от… ну да, прямого чувства вины, которое испытываешь по вполне определенному поводу?
— Я ведь только что неопровержимо доказал эфемерность понятия «вина»! Чувство порождается комплексом, внедренным в нас с детства нерадивыми воспитателями, которым проще было внушить запрет, чем удовлетворить потребность свободного поиска…
— Помилуйте, разве можно воспитывать без запретов? Да если бы вам в детстве не внушили мысль, что нельзя лезть к чужим собакам, глотать незнакомые лекарства и играть со спичками, вы бы никогда не выросли!
— О, какое ханжеское рассуждение! Конечно, если нет ни умения, ни желания все подробно объяснять детям, в ход идут запреты…
— Не обижайтесь, — попросил Персефоний, — но по тому, как вы рассуждаете о воспитании, можно предположить, что у вас никогда не было детей.
— У вас их тоже явно не было, милостивый государь, но это вам не мешает выносить суждения! Однако в вас говорят с детства затверженные правила, не позволяющие расправить крылья творческой мысли, а я опираюсь на новейшие достижения передовой педагогической науки.
— Разве передовые педагоги не знают, что дети тем и отличаются от взрослых, что могут без всякой видимой причины пропустить ваши объяснения мимо ушей и все равно полезть туда, куда вы им не советовали? И только угроза, к примеру, ремня…
Призрак вскочил, побелев от негодования. Видно было, что ему омерзительно продолжать разговор с таким отсталым разумным, однако наличие у отсталого денег заставило его сдержаться.
— Что-то мы отклонились от темы. Так вот, идемте со мной, и высококвалифицированный психолог за пару часов убедительно докажет вам, что вы напрасно губите себя, терзаясь по пустякам.
— По пустякам? — воскликнул Персефоний. — Как вы можете так говорить? Вы даже не знаете, что именно я совершил.
— Да какая разница? Если что-то из собственных поступков вам не по вкусу, так это не вы их совершили! Да-да, совсем не вы, а ваши комплексы, ваши неудовлетворенные желания, которые многие годы разрастались и набирали силу в темных уголках души, пока наконец не пришло им время заявить о себе, хотя бы вы сами этого и не ждали. Вот как все было. Хотите узнать подробнее? Вам сюда! — Он сделал приглашающий жест куда-то налево. — Да не смущайтесь, на самом деле это даже интересно. Некоторые так и продолжают ходить, уже и от комплексов избавятся, а все одно ходят, потому что нравится.