Попутчики (СИ) - Демидова Мария (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Нормально — избегать её причин. Не хвататься за горячие сковородки, уклоняться, когда тебя пытаются ударить. Но, если не получилось — придётся разбираться с травмами. И чем быстрее отличишь перелом от ушиба, тем лучше.
— Для этого существуют врачи. — Она подтянула к себе край одеяла, чтобы спрятать босые ноги, не скрытые больничной пижамой. — Или ты им не доверяешь?
— Большинству не доверяю, — подтвердил Крис. Поёрзал на кровати, высвобождая для Мэй часть одеяльного кокона, повернулся чуть боком, чтобы удобнее было смотреть на собеседницу. — Но дело не только в этом. Ты знаешь, что такое самостраховка?
— Могу догадаться по контексту и звучанию. Хочешь сказать: «моё здоровье — моя ответственность»?
— Почти, — улыбнулся он. — Это первое, чему учат в любых единоборствах. Да и вообще в любом спорте, наверное. Даже если ты — маленький комок злости, который явился помахать кулаками, в первую очередь тебя научат падать. Даже если ты пришёл, чтобы стать сильным, и искренне веришь, что это избавит тебя от падений в принципе. Казалось бы, чего проще: бей посильнее — и стой на ногах. Не можешь — учись защищаться, чтобы не пропускать ударов. А если пропустил — снова бей со всей дури, чтобы больше не лезли.
— Ты был таким?
— Мне было восемь. И во мне было очень много злости и очень мало мозгов. Так что «со всей дури» — идеальная характеристика примерно всего, что я тогда делал. — Он вздохнул, не тяжело, скорее — грустно. — Да, я был таким.
— Был, — с едва ощутимым нажимом повторила Мэй, заметив тень, скользнувшую по его лицу.
Тень не исчезла до конца, но и не утвердилась накрепко, не искривила улыбку, не напитала серой тяжестью взгляд.
— В чём-то и сейчас есть. Дури-то меньше не стало. Просто понял, что упасть — не значит проиграть. Особенно когда ты к этому падению готов и можешь правильно сгруппироваться, а не катишься с горы бессознательным кубарем, пересчитывая все камни и кочки. И сейчас мне кажется, что я качусь с горы. Или вот-вот покачусь и даже не замечу, потому что добрый доктор Джин лишила меня возможности чувствовать удары. Наверное, мне должно быть легче от понимания, что если я и переломаю себе кости, то совершенно безболезненно.
В его словах играла беззлобная ирония, за которой легко угадывалось нечто иное.
— Чувствуешь себя беззащитным?
— Да, — просто ответил Крис. — Это раздражает.
Признание прозвучало так естественно, будто они сидели в «Тихой гавани» каким-нибудь беззаботно-солнечным днём и обсуждали новые десерты. Мэй была уверена, что Крис не повторил бы этого при Джине, однако сейчас слова давались ему легко — не в пример легче исповеди, нервными толчками вырывавшейся из него неделю назад.
«Эффект попутчика? — подумалось невольно. — Ему легко с тобой, потому что очень скоро все доверенные тебе тайны окажутся в абсолютной безопасности…»
Мэй отвернулась от собеседника, посмотрела в окно и выдохнула медленно и осторожно — будто мрачные мысли напитали ядом воздух в её лёгких, и теперь этот яд мог отравить кого-то ещё.
— Ты не чувствуешь моего поля и моих эмоций. — Она отчаянно надеялась, что это правда. — Значит, твои барьеры работают.
— Ага, — буркнул Крис. — А ещё я мёрзну так, будто мне по венам пустили жидкий азот. Значит, они работают чёрт знает как. Чёрт знает, а я — нет.
Он замолчал, уставившись в стену, по которой вились затейливые узоры лунного света, искажённого мягкими складками тонкой занавески. На задумчивом лице читалась не столько усталость, сколько обида. Детская такая обида — когда из любопытства глотаешь сосульку вместо леденца или съедаешь в одиночку целое ведро мороженого, и сидишь потом с ангиной, и дуешься на весь свет, как будто он виноват в том, что ты не подумал о последствиях. Оставалось лишь надеяться, что нынешнее «мороженое» того стоило, потому что извиняться от лица мироздания, не уберёгшего её спасителя от героической глупости, Мэй не собиралась. Чем бы Крис ни пожертвовал, чтобы отсрочить неизбежное, она не посмеет обесценить эту жертву. В конце концов, если её жизнь оказалась для него настолько важной… Если это не было импульсивным порывом, о котором он жалеет теперь, в полной мере прочувствовав последствия…
— Глупость какая, — пробормотал Крис, и обида на его лице сменилась насмешкой, а Мэй с трудом заставила себя вспомнить, что он не может отвечать на её мысли — только на свои. На те, о которых она способна лишь догадываться. — Сижу тут, как дурак, который только что выиграл чемпионат, а теперь ноет из-за полученных по ходу дела синяков.
— Без синяков было бы приятнее, — улыбнулась Мэй, поймав его взгляд.
— Без синяков не бывает, — убеждённо заявил Крис. — Иногда нужно пропустить слабый удар, чтобы избежать сильного. И побеждает тот, кому хватает мозгов, опыта и удачи, чтобы выбирать, какой именно удар пропустить. Потому что если без боли не обойтись, то растяжение всяко лучше сотрясения мозга. А уж когда готовишься по меньшей мере к перелому позвоночника, а обходишься трещиной в ребре, вообще глупо жаловаться.
Пальцы больше не перебирали бусины бабушкиного ожерелья — просто сжимали его крепко, до боли.
«Так вот, значит, к чему ты готовился. По меньшей мере. А по большей?»
Мэй заставила себя чуть расслабить руки и принялась сосредоточенно пересчитывать шлифованные гранаты. Только чтобы не думать, не пускать в голову картины одновременно лестные и страшные.
— Это я образно, конечно, — весело добавил Крис. — Рёбра у меня в порядке на самом деле.
«Образно. Разумеется, — мысленно фыркнула Мэй. — Рёбра у тебя, значит, в порядке… А с полем ты что натворил?»
В груди катались и сталкивались бильярдными шарами благодарность, беспокойство, надежда и страх. Желание защитить и потребность довериться. Она больше не сможет его оттолкнуть. Она даже пытаться не станет. Но разве это значит, что она не будет цепенеть от ужаса, вспоминая, как твёрдо он обещал повторить то, из-за чего оказался, лишённый магии, в этой палате?
Пальцы терзали ожерелье так яростно, что, казалось, оно вот-вот должно порваться во второй раз. Мэй считала бусины, сбивалась со счёта и начинала заново.
— Ну ты что? — Крис чуть склонил голову, вглядываясь в её лицо. — Не бойся, Мышь. Мы же теперь знаем, что с этим можно справиться. Джин обязательно что-нибудь придумает, вот увидишь! А пока я побуду твоей страховкой. Я же обещал. В прошлый раз получилось, так что если…
«Идиот. Не смей за меня умирать. Пожалуйста. Докажи, что можешь вовремя остановиться, потому что я не смогу тебя остановить».
Глаза заволокло злыми слезами, и Крис заметил — оборвал свои глупые обещания резко, будто сам себе оплеуху отвесил. Выпутался из одеяла, осторожно коснулся рук, стиснувших ожерелье.
— Что с тобой?
«Ты этого не сделаешь. Правда? Ты же хороший человек, Крис. Чуткий. Ты сам сказал. Значит, ты не посмеешь…»
Мысли бились в голове болезненно и суматошно. Нелепые, неуместные, но острые настолько, что грозили прорасти наружу ядовитыми шипами.
— Двадцать восемь, — хрипло прошептала Мэй и проглотила подступивший к горлу ком.
— Что?
Его ресницы дрогнули от удивления, глаза сверкнули в свете настольной лампы.
Мэй слегка шевельнула рукой, всё ещё сжимавшей ожерелье. Слабо улыбнулась тому, что пальцы Криса больше не кажутся ледяными.
— Бусин. Двадцать восемь. Одна всё-таки потерялась.
Он неожиданно смутился, даже покраснел — едва заметно, но всё же… Отстранился и отвёл взгляд, будто нашкодивший мальчишка, а потом снова заёрзал на кровати, нащупывая что-то в кармане джинсов. Когда его рука вынырнула на свет и Крис, помедлив секунду, разжал кулак, на его ладони блеснула кровавой каплей двадцать девятая бусина.
— Не потерялась, — тихо сказал он и снова замолчал. Возможно, подбирал слова для объяснения. Возможно, решил, что объяснения излишни.
Они и были излишни.
Мэй прикоснулась к бусине кончиками пальцев, перекатила её по напряжённо неподвижной ладони. Почувствовала невидимую в полумраке, но ощутимую кожей трещину.
