В поисках Белой ведьмы - Ли Танит (книги бесплатно .txt) 📗
Это было похоже на те исцеления, которые я производил тысячу раз – ничего особенного. Хотя с Хвенит, черной ведьмой, у меня были проблемы, она была почти при смерти, и пульс ее казался слабее дрожания комариного крыла. Но тогда я еще не познал до конца всех своих возможностей. Тогда я считал себя простым смертным, способным ошибаться.
Малмиранет вернулась, как море возвращается к своим берегам. Слово «вернулась» сразу пришло мне в голову, потому что она, казалось, возвратилась после скитаний в темном дремучем лесу. Кожа ее сделалась гладкой и упругой, трупные пятна исчезли, как тени черных деревьев в лесу смерти, где она гуляла. Внезапно глаза ее раскрылись и посмотрели прямо на меня. Я не был готов встретить этот взгляд, такой ясный и прямой. Она подняла руку и положила ее на грудь – туда, откуда я вытащил кинжал, и, не найдя смертельно ранившего ее острия, вздохнула.
Она все еще лежала в бронзовом гробу, и это мне не нравилось. (Даже в такую минуту я не мог избавиться от предрассудков.) Я взял ее за руку и произнес ее имя. Я помог ей сесть, а потом встать и выйти из гроба. Она стояла передо мной такой, какой я ее помнил, глаза блестели, как острие меча, но она не произнесла ни единого слова, не сделала ни одного движения.
Я провел ее в соседнее помещение, усадил на обитую шелком кровать и налил ей вина. Она не хотела пить, пока я не поднес кубок к ее губам. Она сделала глоток, я смотрел, как подрагивает ее горло, и это пробудило во мне желание. Заниматься любовью в могиле – в этом нет ничего противоестественного, смерть и любовь всегда рядом – природа старается возместить потери, поэтому за тяжелыми боями следует насилие. И теперь мне безумно хотелось лечь рядом с ней на сияющий шелк. Только ее широко раскрытые глаза удерживали меня.
– Малмиранет, – произнес я, – что случилось? Все в порядке, ты со мной.
Как по сигналу, она снова положила руки себе на грудь. Отметина кинжала исчезла – я это очень хорошо увидел, склонясь над ней в поцелуе. Она никогда не была так холодна со мной. Вначале я решил, что требую слишком многого, и, крепко обняв ее, попытался объяснить ей то, что она должна была уже понять, но еще не могла до конца осмыслить. Я был даже таким дураком, что попросил ее рассказать мне, почему она убила себя. Я должен был вывести ее из оцепенения шоком, если ничто другое не действовало.
Я уговаривал ее, как ребенка, и мой собственный голос звенел у меня в ушах. И она, как ребенок, безмолвно лежала в моих объятиях.
Я очень устал и заснул, не договорив свой монолог, а когда проснулся, она все еще была рядом со мной. В отверстие в куполе проникал свет ночной звезды, освещая ее глаза, неподвижные, как камни.
Я встал и зажег лампу, которую оставили здесь, чтобы создать моему призраку все удобства. В сундуке из черного дерева лежала стопка одежды – все мое облачение, взятое из дворца; здесь были даже украшенные драгоценностями воротники.
Я взглянул на нее, и она ответила мне молчаливым взглядом.
– Я оденусь, как подобает цивилизованному человеку, – сказал я ей. А затем мы покинем это место.
Определенного плана у меня не было; я мог пойти по любому пути, но не знал, с чего начать. Весь мир для меня состоял из нас двоих, и я не знал, куда нам податься. Проще всего было разрушить стену гробницы и предстать перед изумленными жителями города. Или, поднявшись к потолку, убрать решетку, прикрывающую отверстие и взлететь, как раньше, в ночное звездное небо. Но что дальше?
Когда я лежал, умирая, в лодке Бэйлгара, я заметил на небе одну звезду, пронзенную кинжалом; теперь такая же звезда смотрела на меня сквозь отверстие в крыше гробницы. Мне стало немного не по себе, когда, даже за этими толстыми стенами, я услышал доносившийся снаружи волчий вой. – Кто теперь правит Бар-Айбитни? – спросил я ее. – Советник? Или старик снова сел на трон? – Упомянув Храгон-Дата, я вспомнил о Сореме. То, что я о нем забыл, свидетельствовало о моем болезненном состоянии. Сорем был тоже мертв и тоже лежал теперь в золотом гробу. И, если это будет входить в мои планы, я тоже могу его воскресить. И что же, воскреснув, он тоже будет смотреть на меня такими же яркими, немигающими глазами?
От ее взгляда у меня пробегал холодок по коже, поэтому, разбирая содержимое сундука, я старался не глядеть на нее. Но шорох ее юбок заставил меня оглянуться.
Любопытное это явление – я был бессмертен, и тем не менее инстинкт самосохранения во мне нисколько не притупился.
Неслышно встав с постели, она так же бесшумно подкралась ко мне. Ни лицо, ни взгляд ее не изменились, но она приготовила мне новый подарок. В руках у нее было охотничье копье, которое она подняла, чтобы вонзить мне между лопаток.
Я отпрыгнул в сторону. Копье пронеслось мимо и ударилось об стену с такой силой, что наконечник соскочил с древка. Я вспомнил, что она как-то сказала мне, что уже давно не ходила на охоту. Вероятно, деревянное копье немного рассохлось от времени, но сломалось оно все-таки оттого, что удар был силен. Его с лихвой хватило бы, чтобы пронзить меня насквозь.
Я схватил ее за руку, но она не шелохнулась. Она не сопротивлялась, и на лице ее не отражалось никаких чувств. Я не понимал, как это могло произойти после того, как мы вместе провели ночь? Что это было – помешательство от горя или страх?
– Малмиранет, – начал я, – я что-нибудь сделал не так? Скажи мне.
Ее лицо, ее тело, ее жесты были мне очень хорошо знакомы; из множества женщин я безошибочно узнал бы ее – в маске и в накидке. Но теперь, когда контуры ее тела отчетливо прорисовывались сквозь шелковые одежды, когда передо мной было ее лицо, так не похожее ни на чье другое, и эта узкая рука, запястье которой было обвито браслетом в виде золотой змейки, который она не снимала, даже когда было снято все остальное, – теперь, когда ее ни с кем невозможно было спутать, это была другая женщина. Скорее даже, какая-то кукла, как две капли воды похожая на Малмиранет, но не она.
Я отпустил ее и отошел. Не спуская с нее глаз, я взял одежду из сундука и стал одеваться. Так всегда бывало со мной, после чего, как я совершал одно их величайших чудес в жизни, я чувствовал себя – в силу своих ощущений или обстоятельств – мальчишкой, сыном Эттука, которого только что отшлепали. Я не мог стоять, обнаженный, под ее ожесточенным взглядом, которым она, казалось, хотела пронзить меня, как кинжалом. Как часто наши обнаженные тела соприкасались – и вот теперь огонь превратился в лед.
Я надел на себя первую попавшуюся одежду из Малинового дворца. Она была пригодна только для того, чтобы лежать в ней на подушках – так тонка была ткань. Среди украшений я обнаружил редкой работы пояс из белой змеиной кожи с золотой чеканкой и пряжкой из лазурита – она мне его когда-то подарила. Я показал его ей, вспомнив, как она его тогда застегнула на мне своими руками и что за этим последовало.
Вытянув руку вперед, она шагнула ко мне, и я весь напрягся, ожидая, что же произойдет на этот раз.
А произошло вот что: ее оцепенение как рукой сняло, она закинула голову назад, широко раскрыла рот и закричала. Но это был не крик женщины, а душераздирающий, пронзительный вопль смертельно раненного животного.
Я подбежал к ней и привлек ее к себе. Я пытался успокоить ее, прекратить этот крик, но страшный вой не замолкал. Тогда я прижал к себе ее голову – и она вонзила зубы мне в плечо. Но даже грызя зубами мою плоть, она продолжала кричать – гортанным животным криком.
Кровь моя застыла в жилах, меня трясло, как в лихорадке. Не помню, что я говорил, что я делал, пока в отчаянии не решился сделать то, что было мне ненавистно и отвратительно – проникнуть в ее ум и там отыскать причину.
Тайны бытия покрыты мраком – для меня больше, чем для других, так как, будучи не таким, как все остальные, я долго не мог постичь того, чему другие учатся очень быстро. Плод познания зачастую горек, но когда он созреет, его необходимо вкусить. Одна истина открылась мне в этой золотой гробнице: человеческая плоть разрушается, и с ее смертью то, что в ней заключено, переселяется в другое место. Может быть, как считают масрийцы, в некий огненный мир, или, как думают в моем крарле, в черную яму, или в какой-то удивительный мир, который и представить себе невозможно, а может, обращается в ничто – в дым, в воздух, в молчание. Как бы то ни было, ни один волшебник, даже самый могущественный, не может вернуть это – то, что называют духом или душой – в ту оболочку, где оно хранилось раньше. Хотя нет, поправлюсь, скажу только, что Вазкору не удалось после смерти Малмиранет вернуть ее. Я восстановил лишь оболочку. Она была цела, здорова, дышала, сердце ее билось. Но она, она сама была далеко. Это существо двигалось, жило, издавало звуки, но внутри была пустота, как в саркофаге, откуда я ее поднял.