Лестница в Эдем - Емец Дмитрий Александрович (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Голос у Улиты внешне казался спокойным, но в глубине – это Меф ощущал безошибочно – треснувшим колоколом позванивала близкая истерика.
– Перестань! Ты не такая! – сказала Дафна, касаясь ее плеча.
Улита грубо отбросила ее руку.
– А ну, не цапай мебель, хорошая наша!.. А этот-то славненький ваш, ясноглазенький! Знаю, жалеет меня! Небось даже любит, но как любит! Смотрит на меня, как на собаку с поломанной лапкой, крушить вашу тетю! Ненавижу!
Стены задрожали. Стоявший рядом стул сам собой вспыхнул. Мефодий на всякий случай отодвинул Дафну и загородил ее от Улиты.
– Улита! Ты больная! – твердо сказал он, надеясь если не смягчить гнев, то, переключив его на себя, самому стать громоотводом.
Ведьма мотнула головой. Влажные глаза ее вдруг высохли.
– А вот и врешь! – сказала она неожиданно трезвым голосом. – Я с детства очень здоровый ребенок! О таких, как я, говорят: здорового ребенка не угробишь и поликлиникой. Но тем хуже, потому что здоровый дух в здоровом теле встречается чуть реже, чем никогда! Если некоторые утверждают обратное, то это умственные сироты! Несчастные жертвы рекламы, ушибленные рухнувшим с высоты телевизором! Оо-опс!
В ораторском жесте Улита качнула левой рукой и, неожиданно обнаружив в ней бутылку, поднесла ее к глазам, уставившись на заточенного джинна.
– А этот вот приставал ко мне! Взяла его просто за компанию, а он вообразил себе! Ручки распустил! А ну, не трогай меня сейчас своими липкими глазенками! Пошел вон! Проваливай в Тартар!
Улита размахнулась и швырнула бутылку через весь холл, в дальнюю стену. Затем решительно раздвинула Мефа и Дафну и, пройдя между ними, широкими, но шаткими шагами поднялась наверх.
– Что на нее нашло? – спросил Меф.
– А ты не понял? – удивилась Даф. Почему-то она выглядела довольной.
– Я понял, что она страдает и мучается из-за Эссиорха.
– Да, но не это главное.
– А что?
– В ней просыпается сердце. Прорастает, как зерно в земле. Правда, если вдруг ударит мороз, пророщенному зерну будет хуже, чем непророщенному. В обратную сторону росток уже не втянется, – сказала Дафна озабоченно.
– Слушай, почему Улите не могут вернуть ее эйдос? Она же в душе добрая! – поинтересовался Меф.
– Нет, не добрая. Пока, во всяком случае, не добрая, – просто сказала Даф.
Меф недоверчиво потряс головой.
– Как не добрая? – переспросил он озадаченно.
– Так, не добрая. Она добренькая. Добрый человек добр всегда и ко всем – к врагам и друзьям в равной мере. Добренький же добр по настроению, с истеричными всплесками, в основном к друзьям, и то с какой ноги встанет. Колоды друзей и врагов он все время перемешивает. Охота ему на кого-нибудь позлиться, он перетаскивает человека из колоды друзей в колоду врагов и пошел чихвостить. Пар выпустит и опять в колоду друзей тащит. А теперь представь, что случилось бы, если бы солнце тоже всходило утром по настроению? Или метро работало бы по настроению. Приходишь утром, а там закрыто, потому что у сотрудников метрополитена настроения не оказалось рано вставать.
Меф засмеялся.
– Не смешно, – с грустью сказала Дафна. – Если отдать Улите эйдос сейчас, она очень скоро его потеряет. Эссиорх это прекрасно понимает и нарушает все правила. Ему может за это перепасть, тем более что он, и правда, привязался к ней не совсем так, как должен.
В питерской резиденции кабинет Арея занимал большую подвальную комнату, изначально предназначенную для тира. Комната была глухая, без окон, с толстыми стенами.
Арей нетерпеливо прохаживался, ожидая Мефа.
– О, что я вижу! Синьорчик помидорчик пришел с охраной! – умилился он, увидев Дафну. – А еще темной когда-то притворялась! Позорище!
Дафна промолчала. Арей же перевел взгляд на Мефа. Сонные медвежьи глазки лучились лукавством.
– Знаешь, как Филипп Македонский, отец Александра, отбирал воинов? Он смотрел, кто в минуты опасности краснеет, а кто бледнеет. Из тех, что краснели, он и составлял свою гвардию, – сказал он будто вскользь.
«Знает! – догадался Меф, торопливо захлопывая свое сознание. – Небось сам же и наслал этот утренний страх, чтобы меня проверить! Ах ты, собака!»
– А бледных куда? – спросил он.
Арей безразлично пожал плечами.
– Бледных куда-нибудь в пращники, в обоз, а еще лучше в похоронную команду. Слабость – это качество, которое если прорывается, то прорывается везде, на всех уровнях корабля: в парусах, на палубе, в бортах. Но знаешь, почему Филипп Македонский был прав лишь отчасти? Он хоть и понимал интуитивно разницу между адреналином и норадреналином, но глубже не заглядывал.
– А в чем разница между адреналином и норадреналином? – спросил Меф.
Арей толкнул ногой стул, который сам не догадался отодвинуться.
– Вот оно – очень среднее образование! Глумовичу должно быть за тебя совестно!.. Выпускает недоучек с мокрыми губами, да еще и спроваживает их на Запад!.. Так и быть, слушай! Ты в саванне. На тебя бежит голодная львица. Меча, винтовки и дара телепортации у тебя нет. Что ты сделаешь?
– Залезу на дерево.
– Предсказуемо до рвоты! Дерева нет, – отрезал Арей.
– Тогда не знаю.
– Существует два выхода. Первый – с воплями кинуться на львицу в атаку, швыряя камни и надеясь, что она не станет связываться с психом. Второй – рухнуть в обморок, причем покапитальнее, чтоб не очнуться, даже когда тебя ковырнут лапой. Лев дохлятину не ест, особенно если от нее соответственно пахнет результатом медвежьей болезни.
Арей с насмешкой посмотрел на Мефа, намекая на утренний страх.
– Короче, адреналин – это то, что заставляет кидаться камнями и кричать на львицу, пока не порвутся голосовые связки. Норадреналин же вынуждает бледнеть и покрываться влажным липким потом. Сердечко перестает стучать, и человек падает в обморок. Причем обморок, заметь, должен быть настоящим! Львицу не обманешь. Она в театры не ходит, симуляцией чувств не занимается. У нее врожденное чувство истины.
– Так почему Филипп был не прав? Все логично. Он тупо набирал адреналиновых зомбиков, которые наливаясь кровью, фалангами обрушивались на врага и устраивали крошилово. Бледнеющие трусы были ему не нужны, – заметил Меф.
– Филипп руководствовался общим правилом, не вдаваясь в детали. Кто лучше храбреца от рождения? Не трус ли, который сам сделал себя смелым? Волевым усилием изменил характер? Смелого от рождения еще можно сломать, ибо не исключено, что его просто мало били. Сломать же перековавшегося труса нельзя, потому что воля у него победила начальный темперамент, – прогрохотал мечник.
Арей шагнул к Мефу. Поры на его щеках показались Буслаеву неожиданно огромными, как жерла. Казалось, в них клокочет Тартар.
– Запомни это! Там, где была дряблая и вялая плоть, встал гранит, который сам теперь крошит и раздирает трусов! Люди всегда чувствуют, кто перед ними – жертва или тиран. Улавливают на эмоциональном уровне. Жертву они клюют, а перед тираном пресмыкаются! Выбери свой путь!
Дафна отвернулась, наглаживая Депресняка. От Арея, однако, не укрылось, что она улыбается.
– Можно поинтересоваться, что тебя насмешило, светлая? – спросил он, хмурясь.
Даф не ответила.
– Почему молчишь, светлая?
– Вы задали вопрос без желания узнать истину. А на вопросы, заданные без желания узнать истину, не отвечают, – спокойно ответила Даф.
– А если я скажу, что хочу ее узнать?
– Очень в этом сомневаюсь. Но если и хотите узнать, то без желания измениться. А что толку знать что-либо, если нет желания меняться? Лучше вообще не уметь плавать и не лезть в воду, чем утонуть, пытаясь переплыть болото.
– Что-то ты осмелела, светлая! С чего бы это? Приобрела для дудочки бронебойную насадку? – хмуро поинтересовался Арей. – Говори, или я рассержусь!
– Пожалуйста. Все эти ваши рассуждения про тирана и жертву – полный бред! Так философствует подросток, который, врубив музон, давит прыщи в ванной, пока мама стучит лбом в дверь, умоляя его выйти! – пылко сказала Даф.
