Городская фэнтези — 2008 - Бенедиктов Кирилл Станиславович (чтение книг .TXT) 📗
Даже в конце своей миссии Бабель ломал комедию, изображая приступ дружеского участия.
Но с какой целью была соткана паутина? Кто хотел запутать Гертье и привести его к подлогу?
Ответа он не знал. Но по шагам, доносившимся снизу, Гертье догадался, что ответ близится. В колодце пустоты, обвитой ступенчатой спиралью лестничных маршей, он увидел две неторопливо восходящие фигуры.
Вид этих двоих, поднявшихся на лестничную площадку, немного смутил его.
Они были похожи на него самого… даже, скорей, на него и батюшку, стоящих рядом. Разве что щегольские пальто и цилиндры были не того фасона, какой носили Валлеродены. А вот лица, осанка, уверенная надменность показались Гертье знакомыми.
— Монсьер Гертье дан Валлероден? — нарочито громко, но вежливо спросил старший.
— Это я. С кем имею честь? — взведённый беседой с Бабелем до звона, как часовая пружина, Гертье тем не менее вёл себя с подчёркнутой церемонной сухостью.
— Гереон, — старший слегка наклонил цилиндр.
— Кефас, — представился младший, который вполне мог быть двоюродным братом Гертье, если б у его тётушки хоть раз родился мальчик.
— Что вам угодно?
— Пожалуй, это не лучший час для встречи, — плавно начал старший гость, спокойно и пытливо изучая Гертье, — но так вышло, что мы не имели возможности явиться раньше. У нас, кавалер, есть разговор щепетильного свойства, непосредственно касающийся вас.
— Час в самом деле поздний, когда в гости не ходят, — категорично заявил Гертье. — Если у вас ко мне дело, его можно перенести на другой день. Завтра… то есть уже сегодня после завтрака я смогу вас выслушать. Надеюсь, это вас устроит.
— Отнюдь нет, — Гереон умел настаивать. — Дело должно быть решено безотлагательно и чем скорее, тем лучше. Разговор не займёт много времени — не дольше получаса, я думаю. Но говорить о личном… даже о глубоко личном на лестничной площадке не следует. Было бы уместней продолжить беседу в квартире. У вас.
— Нет, — сразу и решительно отказал Гертье. Довольно и того, что приятель, сосавший его деньги как пиявка, после каждого кутежа докладывал этим блондинам о всех тратах и долгах кавалера дан Валлеродена. Честное имя девушки не может быть запятнано, никто посторонний не увидит её в его доме. Нет сомнения, что Бабель всё выложил своим хозяевам о гостье кавалера, но болтовня проходимца — опустившегося бывшего нотариуса и поверенного без диплома — это одно, а личное свидетельство двух приличных господ — совсем другое.
— Видите ли, монсьер дан Валлероден, — афронт не обескуражил терпеливого гостя, — ваша будущность под угрозой, и мы стремимся уберечь вас от опасности. Поверьте, мы руководствуемся самыми искренними побуждениями. Так может быть, мы вместе пройдём в квартиру?
— Нет, — твёрдо повторил Гертье. — Мы с вами незнакомы, и, признаюсь, я чрезвычайно удивлён тем, что вы так обо мне печётесь.
— Мы — ваши родственники, и наш интерес к вашей судьбе вполне объясним. Мы действуем по праву кровного родства, — ответил Гереон.
— Я вас не знаю. — Мысль о каком-то дальнем родстве с незваными гостями не была совершенно чужда сознанию Гертье, но их визит выходил за рамки вежливости, принятой у порядочных людей.
О родичах с подобными именами он никогда не слыхивал. Какая-то побочная ветвь, отколовшаяся и затерявшаяся в колониях или в Америке?.. В родне всегда найдутся отщепенцы, опорочившие фамилию и скрывшиеся от суда за океаном.
Невольно примерив к себе последнюю мысль об отщепенцах, Гертье с тревогой понял, что она вот-вот придётся ему впору, как платье брата-близнеца. Для чего эти, с фамильной внешностью, подводят под него мину? На что они надеются? Пригрозить разоблачением и предъявить права на наследство Валлероденов? На титул и земли?.. Немного же им достанется. Но если в субституции отцовского завещания назван какой-нибудь заморский Гереон, блондинам выгодней, чтобы Гертье попросту исчез. Сменил имя, присоединился к авантюристам, сгинул где-то в тропиках… А как деликатно подбираются: «стремимся уберечь вас», «по праву кровного родства». Нет, пока не предъявят доказательств, уступать им ни в чём нельзя.
— Вы никогда не приезжали в поместье батюшки.
— Приезжали, только вы нас не видели. Вы спали.
— Что же мешало вам приехать днём, когда все бодрствуют?
— Ряд обстоятельств, которых вы не поймёте.
— Можете их перечислить, у меня хорошее образование.
— Эти причины не входят в круг гимназических и университетских дисциплин.
— Иными словами, вы ничем не можете подтвердить своё родство со мной. Не смею вас дольше задерживать. Будьте здоровы.
— Монсьер дан Валлероден, я советую вам хорошенько подумать, прежде чем наотрез отказываться от беседы с нами. Мы можем обождать вашего решения… скажем, около часа. Но не дольше. Вы сами можете назвать срок.
— По-моему, я свободен располагать своим временем, как мне угодно, и не обязан принимать в расчёт сроки, назначаемые вами, — Гертье заговорил резче.
— Всё зависит от погоды, — туманно заметил Гереон. — Итак, мы хотим услышать, какой срок больше подходит вам.
— Я дам ответ, как только выпью кофе, — сказал Гертье, про себя решив, что, поскольку в квартире нет ни одного кофейного зерна, исполнить обещание он всё равно не сможет, но обманывать гостей не стоит — утром можно послать служанку в лавку колониальных товаров, и тогда… А вот дождутся ли господа ответа на крепнущем морозе — это их заботы, не его.
— Что ж, нас это устраивает. Мы прогуляемся по улице и вскоре возвратимся.
Когда Гертье вошёл в комнату, на лице его было выражение, которое можно наблюдать лишь у гренадеров, несущих караул при гробе государя. Но оно вмиг сменилось непритворным удивлением, едва он увидел, что Рагна — откуда что взялось?! — держит нацеленный ему в грудь увесистый револьвер. Девушка выглядела дико, словно прибежала сюда в слезах после душераздирающей семейной сцены, а вслед ей неслось: «Ты мне больше не дочь! Вон из дома, мерзавка!» Бабель после переговоров с жемчужно-серыми блондинами был бледен и подрагивал, но Рагна выглядела куда хуже — белее свежевыпавшего снега, а револьвер в её руках трясся крупной дрожью, как телега на ухабах.
— Вы! — крикнула она ломающимся от душевной боли голосом. — Не приближайтесь! Я выстрелю!
— Сьорэнн, да вы не в себе, — подойдя, Гертье с большой осторожностью вывернул оружие из стиснутых пальцев девушки, следя за тем, чтобы ствол был направлен в сторону. — Эта штука не для дамских рук. Отдайте, пожалуйста.
— Почему вы… почему вы не назвались? — обезоруженная, она держалась так же нервно и дерзко.
— Отчего же? Я сказал вам своё имя.
— Но не фамилию! Вы — Валлероден! я всё слышала!
— А что в этом такого? Действительно, я — дан Валлероден.
— Я не могу! я не желаю оставаться рядом с вами ни секунды! Подайте мне пальто. Я ухожу. Кто к вам приходил? Их было двое — Гереон и Кефас, да? Я так и думала! Вы заодно — ну как же, родичи! — В последнем слове прозвучала ненависть крайней степени. — Но я не позволю, слышите, не позволю вывести меня к ним за руку. Я выйду — сама… и кинусь в лестничный пролёт!.. живой я им не достанусь! никогда!!!
— Э, постойте-ка, — Гертье цепко удержал её за руку, когда она попыталась рвануться к двери, до затмения рассудка взвинченная своей идеей, — я вас не понимаю. Что значит — «не достанусь»? Они что-то замышляют против вас? Они вас преследуют?
Рагна ошарашенно замерла, даже не попытавшись высвободить руку или хотя бы возмутиться его непочтительным обращением, вскрикнув: «Что вы себе позволяете?!» Глаза её округлились.
— Как… Вы не… не знаете, почему…
— Рагнхильд, я знаком с вами всего пару часов, а с теми господами — меньше четверти часа. До сего дня я не встречал ни их, ни вас. Я не знаю за собою никакой вины, из-за которой вы могли бы целиться в меня. Тем более я не состою с этими Кефасом и Гереоном в сговоре. И наконец, у вас короткая память, сьорэнн: я поклялся, что оберегу вас от любой опасности — а Валлеродены словами не бросаются.
