Джокер - Разумовский Феликс (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Поводила над карманам руками — и с улыбкой вытащила совершенно целый платок. Один в один как тот, расстрелянный на берёзе.
— Ой, бабуля, — взвизгнула Окся и даже забыла про боль в ушибленном плече. — Фокус-покус! Фокус-покус! Фокус-покус! Ура, ура!
Она так и дрожала от невольного испуга и возбуждения. Небось не каждый день случается видеть настоящие фокусы-покусы.
— Ну, выстрелить ты, похоже, сумеешь, — снова улыбнулась бабуля, перезарядила ружьё и повела Оксю к баньке, находившейся неподалеку. — Будет тебе сейчас, девонька, ещё один фокус-покус, может, самый главный во всей твоей жизни… Бери ружьё, заходи в предбанник и смотри в дальний угол. Как только появится что, сразу стреляй, поняла?
— Поняла, бабуль, поняла.
Окся взяла берданку, медленно вошла и, вся дрожа, прицелилась в угол. Она чувствовала себя как на арене цирка. Играет музыка, горят прожектора…
Неожиданно в углу замелькали золотые искорки, полыхнуло радужное разноцветье и появилась человеческая фигура. Перед Оксей стояла женщина неописуемой красоты. Вся как бы лучащаяся изнутри светом доброты, понимания и любви…
— Ой, красивая какая, — Окся опустила берданку, замерла, прошептала истово, с благоговением: — Я тебя тоже люблю…
И вздрогнула от резкого стука двери — в баню фурией влетела бабушка.
— Дура, ты почему не стреляла?
На лице старухи читался не гнев — куда хуже: глубокое и окончательное разочарование.
— Что? — в недоумении посмотрела на неё Окся. Хлопнула глазами и снова взглянула в угол. Там уже никого не было.
— Я говорю, не стреляла почему? — Бабушка забрала у неё ружьё, вздохнула прерывисто и тяжело. — Эх ты… дура.
— Бабуленька, ну как же в неё стрелять, — зашмыгала носом Окся. — Она такая красивая. И ещё такая добрая…
Губы у неё дрожали, на шее часто билась жилка, она была готова расплакаться. Ей было и перед бабушкой стыдно, и до слёз жалко добрую красавицу, в которую надо было стрелять. Нет бы показался в углу кто другой… гадкий и страшный… Уж ему она не спустила бы!
— Добрая! Красивая! Тьфу… — Бабушка безнадёжно плюнула, взяла Оксю за руку и повела домой. — И-и, да толку-то от неё… Намаешься ты с ней, ох, намаешься… А я ведь тебе дело в руки давала, дело. Только теперь всё, поезд ушёл…
Много позже Варенцова узнала, что для обретения «чёрного знания», которое, видимо, собиралась преподать ей бабушка, нужно было «насмерть убить Бога в себе», а Он каждому является по-разному. Ей вот, например, — в образе бесконечно прекрасной и доброй женщины. Уж верно, тому, кто сумел бы выстрелить в подобное существо, все бесовские науки оказались бы нипочём…
И сейчас, сидя рядом с почти бездыханным Олегом, Оксана жалела, что не продала тогда дьяволу душу. Уж он бы точно помог… За известную плату…
Но, как сказала бабуля, поезд ушёл. И билет на него взять не получится. Даже такой — в одну сторону.
А Краев тем временем, пребывая где-то невообразимо далеко, не думал ни о Боге, ни о чёрте, ни о реке времен.
Он играл.
Странная была это игра, ни на что не похожая. Этакий гибрид таврелей, сянцы, сеги и ледниковых шахмат. [127]Да ещё и трёхмерный, не ограниченный плоскостью доски, — фигуры двигались по ячейкам насквозь просвечивающего куба. В основном куб был бесцветен, но временами начинал пульсировать радужными цветами, и тогда приходилось ходить вслепую, по памяти, что, впрочем, особого значения не имело, ибо правила игры непредсказуемо изменялись.
Красный «адъютант ши» [128]превращался вдруг в белого слона, черный конь «ма» [129] - становился золотым «генералом», [130]а всесильный «ферзеконь хельги» неожиданно оказывался пешкой. Поди-ка разберись без пол-литра!
И всё равно Краев не опускал рук, он играл и играл, причём ход от хода всё лучше. Может, потому, что даже не пробовал уповать на логику и расчёт. Его вела вера в удачу, помноженная на интуицию. Плевать, что правил, по сути, нет и играешь хрен знает с кем. Где наша не пропадала! Вперёд, только вперёд!..
Кстати сказать, партнёр Краеву попался не менее странный, нежели сама эта игра, — невидимый, молчаливый, двигающий фигуры без физической помощи рук. При этом он ещё и норовил заглянуть Краеву в душу, что-то почувствовать, понять…
«И чёрта ли ему там, — ощущая незримые щупальца, думал Олег. — Нет бы лучше сказал, какие ставки в игре…»
А дело между тем шло по нарастающей. Сражались фигуры, пульсировали цвета… Пока наконец в аквариуме куба не остались два короля.
Ничья!
Громкий, похожий на звук землетрясения голос так и возвестил:
— НИЧЬЯ!
Он был настолько силён, что Краев вздрогнул, крепко закрыл глаза и куда-то полетел. Он проваливался вниз, стремительно вниз, быстрее скорости света…
А когда полёт закончился и он разлепил ресницы, то вздрогнул опять: увидел страшное. Ярко-зелёные глазищи, длинные острые клыки, розовую оскаленную пасть.
Когда прошёл мгновенный испуг, Краев обрадовался.
— Тихон, ты, — шепнул он. Всхлипнул и неожиданно пустил слезу. Скупую мужскую и до невозможности искреннюю…
— Оксана Викторовна, момент, — сказал за завтраком Фраерман и протянул увесистую жестянку. — Это Олегу. Из запасов тарабарского короля.
Увесистая жестянка была холодной, синюю с серебром крышку украшало изображение осетра.
— Спасибо, Матвей Иосифович, — поблагодарила Оксана и пожаловалась: — Только он не ест пока. Пьёт — и всё.
Порядки в лагере поисковиков её поначалу шокировали. Туда-сюда разгуливал беглый негр, парадом командовал коронованный вор, а в своём автобусном попутчике по имени Сергей она узнала террориста Песцова. Того самого, великого и ужасного, показанного по ящику и в профиль и в фас…
Оксана с изумлением обнаружила, как мало её всё это трогало.
Гораздо главнее было то, как относилась здешняя публика к выздоравливающему Краеву. Народ натурально благоговел! Ну там, Песцов с Фраерманом и Наливайко — дело ясное, кореша. Но что заставляет, например, фрау Киндерманн прогибаться чуть не до земли? Дружеские чувства?.. Европейский гуманизм?.. Ой, мама, не смешите. Но тогда что?..
«Ладно, разберёмся». Варенцова допила чай, вымыла миску с ложкой и пошла кормить Олега икрой. Всё, хватит загибаться, пора начинать жить!
У палатки её ждал сюрприз. Тихон приволок здоровенную гадюку, метра наверное, полтора. Не иначе гостинчик выздоравливающему принёс. Особо питательный и целебный. И как только допёр?
— Нет бы куропаток каких наловил, я бы их в сметане пожарила, — разворчалась Оксана, забирая у него рептилию, тяжёлую и толстую, как колбаса. — Тоже мне, охотник на мурр!
«Ну и что с ней прикажете делать? Сварить, изжарить, вырезать ремень? Раз уж загубили живность, так не в болото же её кидать…»
— Правильно мыслишь, желанная, в хозяйстве пригодится, — услышала она знакомый голос. Обернулась и увидела бомжа Никиту. Блаженный шествовал к палатке с самым радостным видом. Встал, щёлкнул каблуками, снял картуз, чинно, прямо по-кавалергардски, отдал полупоклон. — Ну, здорово, красавица. Как там болящий-то наш? Идёт на поправку?
Интересно, в Пажеский корпус бомжей брали? Или во времена Пажеского корпуса он не был бомжом?..
— Твоими молитвами, — благодарно улыбнулась Оксана. — Сам-то ты, Никита, как поживаешь?
Спросила больше для порядка. Блаженный выглядел бравым молодцом: прохоря надраены, галифе наглажены, ватник как влитой, взгляд хрустальный. Прямо хоть за благословением подходи.
— Живём, милая, хлеб жуём. — Никита весело кивнул и вытащил из-за пазухи свёрток. — А это вот Олегу твоему, вовнутрь принимать. Для поправки здоровья.
