Книга цены (СИ) - Лесина Екатерина (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Наверное, стоило бы прислушаться к совету, тем более что Карл сам предложил. Когда же это было? Третьи сутки? Пятые? Как раз пик боли, когда накатывало приступ за приступом, и Рубеус готов был согласиться на все, что угодно, лишь бы вырваться из того, другого, черно-звездного мира.
- Одна таблетка в день и восприятие снижается. Правда, при передозировке возможен летальный исход, поэтому держи при себе, а то мало ли, - сам вице-диктатор выглядел не слишком хорошо. - Главное Мике не показывай.
Рубеус не показывал, Мика сама нашла стеклянный флакон с плотной подогнанной крышкой и круглыми розовыми таблетками внутри. Любопытная, хоть и осторожная, но не настолько осторожная, чтобы Рубеус не заметил, что кто-то рылся в его вещах. Оправдываться или отказываться она не стала, просто повторила совет, одна таблетка и никаких мучений, просто связь исчезнет. На время. Сниженное восприятие.
Только это самое «сниженное восприятие» весьма походило на очередное предательство. Или Мика права, утверждая, что по сути нет ведь никакой разницы, слышит он зов или не слышит, но флакон с розовыми таблетками так и остался нераспакованным.
Спустя две недели эхо зова исчезло, точно и не было никогда, а еще через месяц замок был достроен.
- Ты не будешь против, если внутренней отделкой займусь я? - спросила Мика. И Рубеус согласился, ему было совершенно наплевать на то, что будет внутри замка, главное, что ледяные крылья северного ветра обрели былую силу.
Коннован
Я живу в болоте, зыбком и покойном… покойный - от слова «покой». И покойник тоже от слова «покой». Я где-то между покоем и покойником, промежуточное состояние, но мне все равно. Болото милосердно гасит эмоции и боль, иногда, правда, оно сворачивается, отползает в сторону, разбуженное человеческими голосами, и тогда она охотно возвращается на освободившееся место. Боли больше чем болота. Шире. Глубже. Везде. Внутри и снаружи, внутри особенно, ведь там воспоминания.
Руки связанные в локтях, отчего тело выгибается дугой.
Кожаная петля на шее.
Руки на коже. Нож. Стыд. Страх. Страх и стыд всегда вместе, и боль с ними, и унижение… меня никогда в жизни… никогда раньше… с головою в грязь, теперь я до скончания веков обречена существовать в болоте.
Я ведь помогла… я ведь спасла этому ублюдку жизнь, а он сказал - «твои проблемы». Он меня изнасиловал…
Ненавижу.
Больно. Скорей бы болото вернулось. Вернулось не болото, а Фома, пусть уйдет, пусть все уйдут и дадут спокойно сдохнуть. Зачем они вообще появились… спасители.
- Конни? Ты как? - Он задает этот вопрос, наверное, сотый раз кряду, а я в сотый раз кряду игнорирую. Я не хочу разговаривать с ним, вообще ни с кем. Никогда. Я хочу из слова «покой» стать словом «покойным», так будет правильно.
- Хочешь пить? Или есть? Ты не спишь, я знаю. И слышишь все. - Фома поправляет одеяло. - Ты можешь даже не говорить, если не хочешь, я буду спрашивать, а ты кивни. Или моргни.
Он настойчивый, люди вообще настойчивые. Серб раньше был человеком, и Рубеус тоже. Он не пришел, я так звала, я знала, что он слышит зов, но он не пришел. Предал. Все предают. Даже собственное тело, которое требовало воды и жизни, а я не хочу жить. Вернее, мне все равно.
А Фома не уходит, его присутствие мешает болоту и боли, заставляя меня прислушиваться к окружающему миру. Там ночь и люди, один из них - запах табака и пота - подходит совсем близко.
- И чего ты с этой тварью возишься? Выживет, куда денется, они вообще живучие. Мне племяш рассказывал, будто в бою в такую из гранатомета шмальнул, прямое попадание, все, что ниже пояса разнесло на клочки, ну и выше, конечно, посекло…
- Перестань, пожалуйста.
- Так я ж не о том, тварь-то потом еще почти сутки протянула. А твоя вообще выкарабкается, подумаешь, обожгло чуток, для твари эти раны затянуть…
- Она - не тварь. Ее зовут Коннован, и она - вампир.
Правильно, меня зовут Коннован Эрли Мария и я вампир. Да-ори. Воин.
Мысль была на редкость красивой и логичной. А еще живой, слишком живой для покойного болота.
Да, я - воин. Я должна думать как воин. Я должна действовать, как воин. Я должна выжить и выполнить задачу. А потом найти ублюдка Серба и… к этому времени придумаю что-либо достойное. Око за око. Зуб за зуб. Боль за боль.
Человек, пахнущий табаком, ушел. А Фома нет. Это хорошо, мне нужна его помощь.
- Фома… - говорить, оказывается, больно. Горло саднит и голос слабый, как у полудохлой мыши. Но он услышал.
- Конни? Очнулась? Тебе больно? Хотя, какого черта, конечно больно…
- Воды. Дай.
Вода имела горький травяной привкус, но была поразительно вкусной, я пила и пила, пока не поняла, что еще немного и лопну.
Я хотела встать, но… боль держит куда надежнее любых веревок, но как же ее много…
- Осторожнее, у тебя все тело обожжено, а обезболивающего не дают, говорят, что самим нужно. Ты лежи, не двигайся.
Значит, ожоги… долго заживать будут, все раны быстро, а солнечные ожоги долго. Это с чем-то связано… не помню, с чем именно. Думать тяжело, и с глазами что-то… ни черта не вижу. Или просто света недостаточно? Потом… со всем разберусь потом.
- Поешь? Каша с мясом, правда, холодная, но ты все равно поешь.
- Давай. Фома… а почему здесь так темно?
- Темно? Нормально вроде, но если хочешь, я фонарь зажгу.
- Да нет, не надо. Как-нибудь потом.
Выздоравливала я медленно и тяжело. Время шло, а раны не заживали, вернее та, что от сабли, затянулась довольно быстро, и я могла вставать и шевелиться, но любое движение вызывало такую волну боли, что сознание моментально отключалось. За это я была ему благодарна.
Еще благодарна Фоме. Он очень изменился, не внешне - зрение до сих пор не вернулось - но сам голос, суждения, умение слушать и умение утешать… еще забота. Он постоянно был рядом. Он разговаривал со мной, кормил с ложечки, купал и делал тысячу других вещей, которые я была не в состоянии сделать сама. А еще оберегал меня от кошмаров. Вернее кошмара, он был один, но зато какой.
Стоило мне заснуть… просто закрыть глаза и я проваливалась в белый ад, где под обжигающе-ярким солнцем жил тот, кого я ненавидела. Он снова и снова убивал меня, а я снова и снова не могла ничего сделать… только кричать. И я кричала. Даже когда просыпалась, все равно кричала, потому что грань между сном и явью была слишком зыбкой. И болезненной. Только наяву боль была настоящей.
- Тебе надо больше пить, - Фома подсовывает флягу с водой, совсем горькая из-за растворенных в ней лекарств. Надо сказать ему, чтобы больше не делал так, еще поймают на воровстве - вряд ли он добыл обезболивающее законным путем. Но трусливо молчу. Пью.
- И меньше думать. Когда много думаешь о прошлом, то постепенно забываешь о том, что есть будущее.
- А разве оно есть? - разговаривать тяжело, гораздо тяжелее, чем в первые дни. Фома говорит, что это от ожогов, что они плохо заживают, и все тут вообще удивлены, что я выжила. Хотя мы, да-ори, твари живучие.
- Конечно, есть. Только у тех, кто сам отказывается от будущего, впереди пустота.
Ну да, пустота… белая яркая обжигающая пустота, в одном Фома ошибся, она не впереди - она вокруг. А я в ней брожу слепым котенком.
Впрочем, стоит ли жаловаться? Бог ли, Дьявол, но мне дали шанс отомстить, и я его использую. От лекарств боль чуть отступает, и я получаю блаженные пару часов, когда можно говорить, не страдая из-за каждого произнесенного слова.
- Ты просто думай о чем-нибудь хорошем, - советует Фома. - Или о ком-нибудь. Если жить не просто так, а для кого-то или чего-то, то становится легче.
- И для кого ты живешь? Или для чего? - Это не совсем честный вопрос, слишком личный, но мне нужно знать, и Фома отвечает.
- Раньше для Бога, думал, что Богу угодно возложить на мои плечи великую миссию… глупый, правда?
- Не знаю.
- Глупый. И наивный. Но это в прошлом, теперь все гораздо проще и понятнее. Я должен жить, потому что обещал.
