Ночная охотница - Осипов Сергей (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Изысканный любовный треугольник: он, она и страх.
Вот четыре вещи, которые вам нужно знать про майора Покровского.
Первое: он никогда не был майором.
Второе: иногда он чувствует легкое покалывание в районе затылка; звоночек, предупреждающий о приближении некоей катастрофы.
Третье: Покровский знает про Разное. Больше того, он по уши завяз в Разном. Его начальник хочет стать Богом. Его друг был призраком. Его девушка…
И четвертое: он боялся своей девушки. Боялся и ждал. Ждал и боялся. Боялся, что больше никогда ее не увидит. Надеялся, что однажды ночью она тихо скользнет к нему под одеяло.
Надеялся, что больше никогда ее не увидит. Боялся, что однажды ночью…
Тихо.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МОГИЛА АЛЬФРЕДА ПРАЖСКОГО,
ИЛИ РАЗГОВОРЫ ЗА СТЕНОЙ
– Кого ты боишься?
Покровский основательно задумался, потом раскрыл рот, собираясь ответить на вопрос, но затем передумал, нагнулся и вытащил из-за кресла початую бутылку коньяку.
– Дело не в страхе, – сказал он после пары глотков. – Совсем не в страхе.
– Ага, – сказала Настя.
– Я просто устал, – Покровский облизал губы и заинтересованно посмотрел на бутылку. – И я не знал, на что подписываюсь… Не знал, куда лезу…
Настя кивнула и негромко, как бы невзначай, будто охотник, старающийся не спугнуть осторожную птицу, спросила:
– И на что же ты подписался?
– Ты знаешь, на что я подписался, – с досадой бросил ей Покровский.
– Я догадываюсь… – многозначительно сказала Настя. – Но я хочу, чтобы ты сам сказал…
Звучало это так, словно учительница уговаривает хулиганистого, но не безнадежного школьника признаться, что именно он бросил петарду в женский туалет. Иначе говоря, звучало все это совершенно по-идиотски, учитывая, что у «школьника» в одной руке был пистолет, в другой – бутылка коньяку, а у самой «учительницы» начали трястись коленки от страха. Или нет, не от страха, конечно же, нет. От усталости, блин!
– Сам? – Покровский понимающе кивнул. – Раскаяние, да? Так это называется? Я должен раскаяться?
– Да, – не слишком уверенно сказала Настя, чувствуя, что ей не удается направить разговор в нужное русло, то есть к двум важным темам: «Куда вы дели Альфреда?» и «Что ты знаешь про Дениса Андерсона?». Вообще-то была еще третья тема, и, как бы ни обижались Иннокентий вкупе со всей династией Андерсонов, эта третья тема была в сто раз важнее для Насти, это была тема на миллион долларов, это была тема «ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ?!!»
И хотя Настя в основном уже знала ответ на этот вопрос, тем не менее его нужно было задать персонально, глаза в глаза – сначала Покровскому, потом рыжей Лизе, потом доброму доктору, потом тому мужику с мохнатыми бровями, потом… Пока не кончится список. И желательно – по крайней мере, так Настя когда-то представляла себе во мстительных мечтах – сопровождать каждый вопрос ударом молотка по пальцам, чтобы…
Настя вздохнула.
– …просто в неудачном месте в неудачное время, – говорил между тем Покровский, которому почему-то казалось, что Насте есть дело до его несчастной загубленной жизни и до его пьяной исповеди, – пришла в голову неудачная мысль… С кем не бывает? – резко развел он руками и уронил бутылку. – Меня просто взяли за шкирку и притащили к Леонарду… То есть он взял меня и притащил к себе. А куда мне было деваться?
– Неудачное место, неудачное время, неудачная мысль, – повторила Настя. – Звучит знакомо.
– Я же говорю – с кем не бывает? Я раскаиваюсь, я готов искупить…
– Это я уже слышала. Давай ближе к делу.
– Как скажешь! – воскликнул Покровский и прижал пистолет к сердцу, наверное, как знак своей искренности. Настя, со своей стороны, воспринимала пистолет как знак того, что Покровский в любой момент может случайно нажать на курок и вышибить себе мозги. Это в лучшем случае.
– Ты не мог бы отложить в сторону свой…
– Нет, я лучше себя чувствую, когда… – Покровский положил пистолет себе на живот и накрыл скрещенными ладонями. «Парень, да ты больной на всю голову, – сочувственно подумала Настя. – Будем надеяться, что это из-за коньяка, потому что если ты и в трезвом виде такой же…»
– Где Альфред? – спросила она и тут же подумала, что поторопилась. По крайней мере, лицо Покровского наводило именно на такие мысли. Наверное – это пришло Насте на ум только сейчас – вытаскивание информации из людей (это еще называется «допрос») вещь довольно сложная, требующая терпения и… И еще чего-нибудь, потому что одним терпением тут было явно не обойтись. Настя сделала вывод, что допросы у нее пока получаются не очень хорошо, что потянуло за собой другую мысль – а что же ты, милая, вообще умеешь делать хорошо? Кроме того, что делаешь неправильные выборы и попадаешь в неправильные ситуации? «Я умею хорошо жарить яичницу с колбасой», – свирепо ответила сама себя Настя и отогнала несвоевременные мысли воображаемой мухобойкой, ибо что было бы сейчас совершенно неуместно, так это собственная слезливая исповедь с упоминанием неудачных мест, неудачных решений и причитаний: «Ну с кем не бывает?» С кем не бывает?! Да ни с кем такого не бывает!
– Что? – переспросил Покровский.
– Ни с кем такого не бывает! То есть я хочу сказать, что не бывает случайностей, и ты не просто так вляпался в эту историю; какие-то прошлые твои дела, поступки, слова подготовили тебя, вывели на исходную позицию, откуда тебя и взял за шкирку твой Леопольд!
– Леонард, – машинально поправил ее Покровский.
– Неважно! – Она не заметила, что уже не сидит, а стоит, воинственно уперев руки в бедра, возвышаясь над Покровским и практически крича на него.
– Как скажешь, – отреагировал тот.
– Где Альфред?! Где Денис Андерсон?! Что вы со мной сделали?!
Она выпалила эти три вопроса один за другим, три громких, яростных вопроса, и Покровский, впечатленный этой яростью, дал три честных ответа.
Лучше бы он этого не делал.
Есть вещи, про которые думаешь – никогда не смогу с этим смириться, никогда не перестанут меня бить разряды ненависти, никогда не забуду и не прощу…
Но прошло время, и сейчас я думаю обо всем этом спокойно, без слез, без нервной дрожи и сжатых кулаков. Время не то чтобы лечит раны, оно словно засыпает их песком. Время – это медленный могильщик.
Изрядный курган потребовалось ему насыпать, чтобы сказанные Покровским слова перестали выбираться из могилы и являться ко мне по ночам. Но сейчас это для меня – просто «история с Локстером», еще одна из случившихся со мной историй, ни больше и ни меньше. И пожалуй, не самая ужасная из них. Хотя тогда, пражской ночью, я готова была поверить, что худшее – именно это; и поэтому с моим лицом творилось что-то нехорошее, во всяком случае, Покровский как-то напрягся и ухватился обеими руками за пистолет, словно от меня исходила смертельная опасность. От меня? Смертельная? Ну что вы…
– С тобой все в порядке? – спросил меня тогда Покровский, и более идиотского вопроса он не мог задать. Впрочем, и сама я тоже была в ударе. Нашла время и место жаловаться на жизнь. Ведь этот мой вопрос «Что вы со мной сделали?!» – он не имел практического смысла, я ведь знала, что Леонард с компанией украли у меня полгода жизни, едва не убили, использовали как живую куклу, чтобы добраться до Михаила Гарджели, и так далее и так далее… Я знала, что они сделали. Правильнее было бы спросить: почему вы это сделали со мной? Что, не могли найти другую девушку, какую-нибудь дуру с заниженной самооценкой? Вот что на самом деле я хотела спросить зная, впрочем, ответ заранее, потому что сама его только что выкрикнула в лицо ошалелому майору Покровскому: «Случайностей не бывает, и ты не просто так вляпался в эту историю; какие-то прошлые твои дела, поступки, слова подготовили тебя, вывели на исходную позицию, откуда тебя и взяли за шкирку!»
