Первый эйдос - Емец Дмитрий Александрович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Он не видел ни одного зрителя, но был почему-то уверен, что зрители есть и их множество. Не сотни, а тысячи глаз смотрели на него со всех сторон – сверху, снизу, сбоку, точно он был не в Нижних Мирах, а в подвешенном на цепи аквариуме.
«Меня собираются принести в жертву! Но где жертвенный стол, черные свечи? Где Лигул со свитой? Никогда не поверю, чтобы он решился прокаркать такое зрелище», – прикидывал Меф.
Он решительно направился к одноэтажному бараку, чтобы принять бой внутри, но барак не приближался, и Меф понял, что никогда не доберется до него. Не доберется потому, что мрак его туда не приглашает. Площадку ему отвели небольшую. Шагов десять-пятнадцать в любую сторону от желто-бурого куста в центре, а потом все, стоп. Сдвинуться дальше не сумеешь, точно куст притягивает его.
Держа меч наготове, Меф стал ходить кругами, всем своим видом стараясь доказать тем, незримым, что ничуть их не боится. Ну, где они, эти мальчики Лигула? Почему они не придут и не убьют его? Что, у мрака исчезли мечники, способные поднять на него клинок?
Так прошел час или что-то около того. Ровным счетом ничего не происходило. Воздух был таким же затхлым. Чахлый куст торчал на прежнем месте. Меф, проходя мимо, резанул его мечом. Куст не оказал сопротивления. Ветви у него были дряблые. Меф даже забеспокоился, не заразят ли они его меч своей бесконечной вялостью.
От духоты Меф покрылся испариной. Боевое настроение постепенно сменилось апатией. Буслаев догадался, что его берут измором. Ждут, пока он перегорит, запаникует, истощит сам себя ненужным, неокупаемым волнением. Не желая дарить им такого счастья, Меф сел на песок, положил на колени клинок и стал ждать. Чтобы время не смазывалось, он представлял себе лицо Дафны. Вначале в общих чертах, затем постепенно все четче, до последней крошечной родинки.
«Хорошо, что Дафна с Эссиорхом и с тем вторым, задиристым, как его там… Они ее защитят», – думал Меф, радуясь, что здесь мрак остался с носом.
Возникнув один раз, лицо Дафны уже не исчезало. Созданное его воображением, оно стояло перед глазами. Улыбалось. Ободряло. Через какое-то время Меф стал мысленно разговаривать с Дафной, хотя и понимал, что она его не слышит.
Силы, отнятые у Мефа волнением, начали возвращаться. Его враг это прекрасно ощутил и решил не медлить. Как и в прошлый раз, он напал внезапно. Испепеляющая боль швырнула Мефа на песок. На несколько мгновений он лишился зрения и только заглатывал воздух.
С немалой потерей энергии Мефу удалось локализовать боль и загнать ее в глубь сознания. Он даже сумел привстать и стоял теперь на коленях, опираясь на меч, который до половины лезвия вогнал в песок.
Теперь он знал своего врага. Уже по одной пронизывающей боли, только что обузданной, но грозившей вернуться, Меф угадал того, с кем ему предстояло биться в затхлой пустыне Нижнего Мира.
Его противником был дарх. Его извивающаяся на цепи сосулька стала здесь вдвое сильнее, чем на поверхности. Тартар, отделенный от них одной Летой, давал дарху мощь. Собравшись, Меф хотел встать, но не успел он оторвать от песка колено, как сосулька рванула за цепь. Рванула с такой силой, что Меф, не удержавшись, вновь уткнулся лицом в песок. Набрал полный рот, закашлялся. То исключительное коварство, с которым дарх дожидался удобного мгновения и унизил его, взбесило Мефа.
Он зарычал, рванулся, и снова дарх проделал тот же фокус. Десять, двадцать раз Меф пытался подняться, но дарх дергал цепь, и Буслаев бился лицом о песок. В носоглотке ощущался металлический привкус крови. Сосулька металась на шее, обжигала, жалила, тянула цепь, причем чаще всего назад, сдавливая горло.
В какой-то момент Мефу удалось хлестнуть дарх мечом. Сделал он это сгоряча, не подумав. Испугался, что клинок разобьет сосульку, но ничего не произошло. Дарх обвил лезвие, оплел его и насмешливо провел узкой головкой по зазубринам, показывая Мефу, как мало он боится его оружия. Меф понял, что здесь, в Нижнем Мире, темный клинок не причинит дарху вреда.
Желая убедиться в этом, он нанес сосульке несколько ударов, к которым та отнеслась с насмешкой. Она то обвивалась вокруг меча, то делала вид, что убита, и повисала утопшим червячком, болтающимся на рыболовном крючке. Финал всякий раз был одним: дарх дергал цепь, как садист-дрессировщик, и вновь Меф тыкался в песок.
Буслаев не знал, сколько времени продолжалось это бессмысленное сражение. Десятки минут или десятки часов. Маленький червячок унижал и мучил его. Скользил вдоль цепи, наносил уколы в самые неожиданные места. Затягивал цепь на горле. Ложными выпадами угрожал, что пытается забраться в рот или выколоть глаза. Когда Меф пытался схватить дарх, сосулька ныряла к нему под мышку и наносила болезненный укол в лимфатический узел. Схваченная, она жалила пальцы, обвивала их, опутывала, и неясно было, кто кого схватил – Мефодий сосульку или сосулька Мефа.
Буслаев ощущал, как потешаются над ним те, незримые. Как ухмыляется довольный Лигул. Еще бы! На глазах у всего мрака наследника разделывали в орех, и кто? Всего лишь крошечный взбесившийся дарх, который этот неудачник за столько времени не сумел накормить ни одним эйдосом!
Тут уже самая затюканная канцелярская крыса, специализирующаяся на утилизации драконьего помета, ощущала себя гораздо выше Мефа. Ведь у нее, крысы, были все же два-три заначенных эйдоса в дархе, она, крыса, как-никак состоялась, реализовалась, а этот жалкий, вывалявшийся в песке и измазанный собственной кровью идиот нет. И это наш повелитель, а, кум? Не желаете – хи-хи! – видеть это чудо на нашем троне? Теперь-то мы понимаем, почему Лигул сделал ставку на эту милую малышку, которая смеется так, что у меня, вообразите, череп в прошлый раз треснул! О, нашего горбунка можно понять! Ему палец в рот не клади! А этот-то Буслаев, если разобраться, и не страж даже, а человек! Забавные вещи происходят в мире! Клянусь своей норкой в навозной куче с видом на центральный крематорий!
Меф забылся, разгорячился, не расходовал силы так бережно, как прежде, и под конец совсем обессилел, он не мог встать, не мог поднять бесполезный меч, не мог ни о чем думать, а лишь лежал на спине и смотрел туда, где не было ровным счетом ничего – только бесконечная влажная серость. Дарх, утомленный затянувшимся сражением, шевелился у него на груди, как гусеница. Сгибался, подползал и, согнувшись, долбил острым краем в грудь с неловкостью находящегося под наркозом дятла.
Меф понимал, что дарх добирается до эйдоса, но не мог поднять головы, такое его охватило безразличие. Серость этого гиблого места наполняла его как губка. Эта была даже не депрессия, а нечто гораздо более глухое, безысходное.
Лишь эйдос мерцал в груди. Здесь, в Нижнем Мире, вблизи Тартара, эта крошечная пульсирующая точка казалась частью вечности. Именно к ней из пустоты обращены были жадные глаза, протянуты алчные руки. Сотворенные некогда бессмертными, отпавшие от света, исказившие себя ненавистью и страстями, стражи мрака только так, захватывая частицы абсолютного, получали то, что было им необходимо.
Червяк дарха ползал по груди Мефа, долбил, ковырял. Кое-где уже выступила кровь. Меф ощущал это, но, выбившись из сил, относился ко всему отрешенно и безучастно, будто и тело было не его, и кровь чужая.
И вот в этот абсолютно проигрышный момент на Мефа снизошло озарение. Пришел ли этот толчок извне, пробившись сквозь серость Нижнего Мира, или его послал эйдос, Меф не понял. Но ему почудилось, будто кто-то подул на его потный лоб.
Мефодий улыбнулся. Залитый кровью дарх удивленно застыл, ощутив эту улыбку. Железным ножом воли соскоблив с чаши характера остатки сил, Меф перевернулся на бок и оттолкнул лежащий рядом меч.
Дарх уже торопился. Извивающийся червяк проскальзывал в крови, долбил, попадал по ребрам, снова срывался.
– Нервничаешь? А как же уверенность в победе? – спросил Меф.
Он отстегнул метательный нож, все еще закрепленный на запястье, подержал его и отбросил.
