Медный гамбит - Абби Линн (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Акашия бросила на него острый взгляд. — Он сидел здесь, в руинах, ожидая, когда бабушка появиться здесь. Он признался во всем. Он рассказал обо всем эльфам; он знал все, что мы знаем. Он побоялся, что ты убедишь нас взять зарнеку в Урик или захочешь украсть ее, если не сумеешь нас убедить. Он решил взять дело в собственные руки. Он ненавидит тебя, Павек. Ненавидит с такой силой, что стал слеп ко всему. Он думал, что это был единственный путь остановить тебя.
— А вместо этого остановил тебя, — проворчал с иронией Павек и заработал еще один острый взгляд.
— Мы правы, Павек, а ты не прав. Вы оба не правы: и ты, и Руари.
— Страж не согласился с тобой.
— Это было дело рук Руари: его ненависть, его слепота.
— И где он? На этот раз я хотел бы поговорить с ним.
— Я не знаю. — Акашия вздрогнула, как от боли, отвернулась, подошла к Телами и села рядом с ней.
Павек научился языку вины и беспокойства еще до того, как он ушел из приюта. Это была одна из самых первых и самых важных частей обучения темплара. Инструкторы заставляли своих учеников читать правду на лицах вокруг них и — если они были достаточно умны — скрывать собственные эмоции за загадочной, презрительной усмешкой. Павек натянул на свое лицо такую усмешку, когда его тень нависла над Телами, и позвал ее по имени.
Инструкторы никогда не говорили ему, что он умен или даже мудр. Напротив, они постоянно повторяли, что он полный идиот, и не умеет держать свой большой рот на замке.
— Куда вы отослали Руари? — спросил он.
Она открыла ладони. Желтый песок посыпался из ее пальцев на землю. — Я никуда не отсылала его. Он спрятался в собственной роще.
— А где его роща?
— Я не могу сказать тебе, — ее голос был слаб и безжизнен. — Он хочет побыть один, Просто-Павек. Он хочет уединения. Я пообещала ему, что его никто не потревожит. Я сказала ему то, что ты сказал нам всем. И теперь ему необходимо побыть одному.
— И страж не похоронит его кости в земле, для тебя? — Он сам слушал глупость в своем голосе. Он хотел бы проглотить свой язык, но безрассудство было еще одной старой привычкой, которой было невозможно сопротивляться, когда справедливость пылала в нем ясным пламенем. — Так он захотел одночества, и ты пообещала ему его? И насколько, Телами? Как долго Руари необходимо быть одному в его роще? Пока он не умрет с голода?
— Друид не может умереть от голода в своей роще, — сказал сзади Йохан. — Запомни. Руари в своей роще в полной безопасности, как за каменной стеной.
Безрассудство, похоже, никак не хотело отступать.
Он расставил ноги пошире и с силой ударил кулаками по бедрам. — Где этот червяк? Я хочу сказать ему, что он сделал правильную вещь. Мне необходимо сказать ему это. Как я могу найти его?
— Ты не можешь, — выкрикнула Акашия, прыгая на ноги. Она изо всей силы, но без всякого успеха, ударила своим кулачком его в грудь. — Руари ушел в свою рощу и она сомкнулась вокруг него. Он сам себя казнит. Он не хочет, чтобы его нашли. Он не хочет общаться ни с кем, он вообще ничего не хочет, кроме одиночества, пойми ты.
— Мне неинтересно, чего хочет или не хочет этот червяк. Просто покажи мне дорогу к его роще. Я буду идти, пока не найду мальчишку.
— Даже если ты узнаешь, где находится его роща, это не поможет тебе, Павек. Он прячется, — тихо сказала Телами, приковав к себе его внимание. — Никто из нас ничего не может сделать, и ты меньше, чем кто-нибудь другой. Это укромное место Руари. Это его выбор — выбор друида — не мой. Руари не остановит ничего. А зарнека окажется в Урике, как это было всегда; это мой выбор. Он не в состоянии принять это. Я не могу разрешить ему уйти из Квирайта, не сейчас, когда он полон ненависти и презрения, и хочет только мстить. Он сам выбрал скрываться там вечность и еще один день. Навсегда — это очень долгое время, Просто-Павек, но день или неделя успокоят его, ему полегчает. Но он сам выбрал скрыться в роще, и он сам должен выбрать тот момент, когда он захочет вернуться, это его выбор. И мой. Но никогда не будет драки между ним и тобой, Павек. Руари друид, и ты, если все пойдет как должно, тоже им будешь. Ты понял?
— В моих мечтах, великая. — Заклинание огня было прямо таки написано в его сознании. Сила преобразовать воздух в стену пламени била из под его ног. Телами знала это; он мог смотреть в эти старые, немигающие глаза и видеть там знание. И силу, намного большую чем та, которой он мог командовать.
Твой выбор, Павек. Он ясно расслышал слова, но ее губы не шевелились. Кончики его пальцев закололо иголочками. Сила стража вошла в него, потом исчезла. Он еще не был друидом. Он не мог выбрать убежище в своей роще. Он мог выбирать между пониманием и погребальным костром: знакомый сорт выбора для человека, который носил желтую одежду Короля Хаману. Очень комфортабельный выбор.
Руари ничего не значил для него. Меньше, чем ничего. Червяк просто ненавидел его, вплоть до яда и даже еще больше, из-за своего отца, но не из-за зарнеки. Пусть Руари скрывается в своей проклятой роще. Пусть остается там, пока не сгниет, если он не умрет от голода. От него больше проблем, чем толку; мир ничего не потеряет, если…
За исключением справедливости: Равновесие правильного и неправильного между ним и Руари никогда не восстановится, если один из них скроется в своей роще навсегда и еще на один день. Заклинание ушло из него, сила испарилась.
— Я не понимаю, и я отказываюсь принять ваш выбор. Я хочу найти его.
Холодный ветер-проводник из рощи дул только тогда, когда друид хотел, чтобы он дул. Воздух вокруг разрушенного тайника оставался спокоен, пока друиды Квирайта, один за одним, следуя примеру Телами, вдыхали сущность своих рощ.
— Нет, я не вижу, за чем можно последовать, — победно сказала Телами. — Это невозможно.
Но друидство было не единственной магией в Квирайте. Небольшой керамический медальон попал на землю стража вместе с Павеком. Он получил его прямо из рук Короля Хаману, когда был еще мальчиком, живущим в темпларском приюте. Воспоминание о несвежем, удушающем дыхании короля, его зеленовато-желтых, злобных глазах и обжигающем тепле его тела никогда не испарится из его памяти. И, как Король Хаману гарантировал ему и еще дюжине других мальчиков, возведенных в этот день в звание темплара одбовременно с ним, он тоже никогда не забудет ни одного из них. Темплар Урика всегда привязан с своему медальону.
Хотя эта грубая керамика может быть обменена на красивый камень или даже медальон из драгоценного металла, если темплар достаточно высоко поднимется в ранге, эта особая связь, возникшая в День Принятия, сохранится навсегда.
Медальон мог использовать только тот темплар, в чьи руки король отдал его. Большие неприятности ожидали забывчивого темплара, потерявщего свой медальон, но еще большее несчастье ожидало того идиота, который находил потерянный медальон и пытался им воспользоваться.
Павек мог выбрать свой медальон из сотни совершенных подделок. Даже здесь, в Квирайте, который стараниями стража был закрыт для взгляда зеленовато-желтых глаз, Павек ощущал его отсутствие, как ноющую рану в сознании, которая болела больше или меньше в зависимости от настоящего расположения медальона.
И в зависимости от местонахождения Руари, так как его медальон был у Руари.
Чтобы не испытывать на себе влияние двадцати рощ, из каждой из которых дул ветер, Павек закрыл глаза и начал поворачиваться на месте, страясь найти направление на медальон. Была возможность, что придурок-полуэльф оставил медальон в хижине холостяков, где он спал, но Павек обнаружил, что он смотрит не на деревню, когда он наконец открыл глаза. Он начал идти, не сказав ни слова.
Акашия позвала его; Телами тоже — он не узнал их голоса. Вот если бы Йохан был среди них, он узнал бы сразу. Но дварф сохранял нейтралитет, не вмешивался, и вскоре единственным звуком, который доносился до его ушей, остался звук его собственных сандалей, идущих по сухой земле пустыни.
