МежМировая няня, или Алмазный король и я - Эльденберт Марина (электронные книги без регистрации .txt) 📗
«Моя жизнь невыносима. Окружающие считают, что мир вокруг меня идеален: баснословно богатый и красивый муж, очаровательные дочки, роскошные дома, машины, яхты, драгоценности… Список можно продолжать до бесконечности. Но что они знают на самом деле? Что они понимают! Они видят только фасад, за которым на самом деле скрывается пустота».
«У меня ничего не выходит, как бы я ни старалась. Ни в медицине, которой увлекалась с детства, ни в искусстве, к которому приобщилась совсем недавно. Я люблю театр, мне нравится быть на виду, примерять на себя новые образы. Но актриса из меня еще хуже, чем из Селани Тонэ, хотя, казалось бы, куда уж хуже?»
Дневник Жизель был настоящей находкой и мог пролить свет на причину, по которой жена исчезла. Понять ее лучше, а заодно выяснить, куда она могла отправиться. И, по-хорошему, нужно было немедленно передать записи следователю или комиссару Бриню. Но Фернан решил, что сначала прочитает все сам.
С первых страниц стало ясно, что Жизель находилась в депрессии. И судя по всему, это длилось не один месяц. Потому что с каждой записью реальность глазами супруги виделась все мрачнее и мрачнее. Если верить дневнику, ее жизнь так и вовсе была невыносимой. Но он этого не замечал либо не желал замечать. Фернан почувствовал укол совести: недосмотрел, не уловил, не предотвратил.
Хотя как он мог что-то заметить, если жена ничего ему не рассказывала? Она вела себя как обычно, а нормальной семьей их нельзя было назвать даже с большой натяжкой.
Как оказалось, ответ скрывался в более поздних записях.
«Я долгое время считала, что дело во мне. Что это я (и только я) порчу все, к чему прикасаюсь. Я плохая жена, ужасная мать, никудышная подруга. Я не идеальная, но именно этого от меня ждут окружающие. Именно этого требует от меня Ф.»
Что за бред?!
Фернан едва удержался от того, чтобы не спалить к изначальным эти бредовые фантазии. Остановило только напоминание самому себе, что они, возможно, важная улика, а с уликами так не поступают. Поэтому он разогнул записную книжку так яростно, что она хрустнула в его руках, и продолжил читать.
Он никогда от нее ничего не требовал, более того, сносил все ее капризы и ни в чем не отказывал. И уж точно не просил быть идеальной! Ни когда они только поженились, ни в последний год, который, если верить датам, описывала Жизель. Когда Фернан понял, что любит несуществующий, придуманный им самим образ, то перестал пытаться наладить с женой отношения, перестал интересоваться, чем она живет, чем занимается. Он только оплачивал ее счета.
«Ф. заявил, что я транжира. Что он больше не даст мне ни брона. Но я всего лишь купила наряды для своих чудесных дочерей, и они были так счастливы…»
Фернану тут же вспомнился тот злосчастный эпизод, который он стремился навсегда вычеркнуть из памяти. Жизель купила не просто наряды для близняшек, она приобрела всю детскую коллекцию очень модного зарубежного кутюрье. До этого тот шил одежду для манекенщиц, но потом решил, что готов к экспериментам. Фернан таких экспериментаторов отправлял бы на рудники, чтобы поумерили свою фантазию. Потому что в модной одежде дочки напоминали что-то среднее между гусеницами и бабочками, а еще с трудом могли передвигаться. Что и продемонстрировала Аделин, радостно бросившись навстречу отцу, наступив на крыло-подол и набив шишку на лбу. Глядя на это кричащее безобразие, Демаре сделал вывод, что кутюрье собирался пошить наряды для кукол, но никак не для детей. Естественно, после того случая ему хотелось лишить Жизель возможности и дальше делать дочерям подобные подарки.
«Ф. не желает, чтобы я общалась с девочками. Будто это только его дети, а не наши общие».
«Ф. в последние дни совершенно невыносим…»
«Ф. думает только о себе. На меня ему плевать…»
Ф.
Везде это «Ф».
То, что «Ф» — это он сам, догадаться было несложно, хотя супруга ни разу не написала его полное имя. Этой чести в дневнике удостаивалась только Селани. О мирэль Тонэ она вообще часто упоминала.
Жизель рассказывала об их знакомстве. О занятиях актерским мастерством. Сначала в строках, посвященных Селани, читалась надежда на дружбу, на «возвращение вкуса к жизни». Потом в них стало все больше сквозить пренебрежения к актрисе, а от последних заметок у Фернана и вовсе глаза на лоб полезли.
«Мой мир рухнул.
Наверное, это прозвучит слишком пафосно, но сегодня я решила, что не буду больше себя обманывать. Я всегда знала, что Ф. никогда меня не любил, ему нужна была красивая жена, которая родит ему хорошеньких детей. В этом заключалось мое единственное предназначение: дать продолжение его славному алмазному роду. Но он всегда соблюдал правила приличия, всегда кичился своим показным благородством, и я была спокойна. Видимо, зря, потому что сама притащила в дом эту ядовитую длинюгу. Сама доверилась ей…
Мне больно это признавать, но Ф. променял меня на Селани Тонэ. Эту актрисульку, которая оказалась не такой уж бездарной и долго водила меня за нос! Вчера они заперлись в его кабинете, и вряд ли он читал ей стихи. Ф. вообще ничего не читает, кроме своих отчетов! Сегодня все повторилось, я проследила за ними и увидела, как Ф. украдкой целует Тонэ. И это был совсем не дружеский поцелуй в щеку.
Мое сердце разбито.
Сначала я хотела уволить ее, но что помешает Ф. встречаться с ней тайком?»
Заперлись в кабинете? Поцелуи? С Селани?
Это дневник Жизель или фантазии на вольную тему? Или его жена страдала не только депрессией, но и галлюцинациями? При депрессии бывают галлюцинации?
Первый поцелуй с Селани Фернан помнил хорошо, и случился он на прошлой неделе, а не несколько месяцев назад. А последний… Последний своей сладостью перебивал даже горьковатый привкус сигар. Однако до исчезновения Жизель Фернан и помыслить не мог о том, что будет наслаждаться поцелуями с мирэль Тонэ. Или о том, чтобы нанять ее няней для своих дочерей. Любой бы этому удивился и счел, что таким образом Алмазный король пытается спрятать под собственной крышей любовницу. Именно об этом со вчерашнего дня вовсю трубила пресса, полоща их с Селани имена.
Если раньше Фернану было плевать на сплетни о нем самом, то упоминание «разлучницы» вызвало желание закрыть пару-тройку (а лучше все!) лживых газетенок и поотрывать лапки лживым писакам. Потому что руками такое написать невозможно. Только лапами!
Что они вообще о ней знают?
Что он знал о ней сам? Практически ничего. Как и Жизель (если верить дневнику и ее словам), Фернан повесил на Селани ярлык и долгое время отказывался воспринимать девушку по-другому. Сам же нанял, сам же позволял себе оскорбительные замечания. А ведь Селани права: она единственная нашла подход к его дочерям и вела себя очень достойно, если не считать истории с фидруаром. Но что еще более странно и удивительно — нашла подход к нему самому.
Фернан цеплялся за прежний образ Селани, потому что так проще было объяснить свое желание затащить ее в постель. И противоречащее ему стремление не поддаваться соблазну, оставаться хладнокровным. Но быть равнодушным рядом с ней не получалось. Пора это признать и что-то с этим делать. Например, переспать или уволить, чтобы положить конец сплетням.
Но представить дом без Селани почему-то уже не получалось: без ее улыбки, без их постоянных споров, без ее игр с девочками. И в то же время теперь он не хотел предлагать ей обычную интрижку. Особенно когда узнал поближе. Во-первых, мирэль Тонэ за подобное предложение в лучшем случае отвесит ему пощечину или того хуже — все-таки уволится. А во-вторых, он не желал отдавать ее на растерзание журналистам. Нет, теперь об увольнении не могло быть и речи.
Он хотел заботиться о ней. Защищать ее.
Забытое чувство по отношению к женщине.
