Дикая магия - Уэллс Энгус (книги бесплатно TXT) 📗
Он любит Ценнайру, да, любит её, этого отрицать нельзя. Но он не позволит любви поставить под угрозу их цель. Самое главное — заполучить «Заветную книгу», доставить её святым отцам Вану и уничтожить. Если Ценнайре суждено сыграть свою роль, очень хорошо, если нет… Он отогнал эту мысль, убеждая себя в том, что в Памур-тенге все станет ясно и сомнения его развеются. Брахт тоже поверит ей, и они вчетвером расстроят коварные планы Рхыфамуна. А до тех пор он будет держать свои чувства в узде.
— Истинно! — Каландрилл рассмеялся, откинув голову. Укрывшись за оберегами, он упивался вновь ставшим сладким воздухом и бросал вызов Рхыфамуну и самому Безумному богу.
Вдруг ему почудилось щёлканье клыков; он прислушался, но не услышал ничего, кроме шуршания елей. Птицы пели, белки цокали, из-под подлеска выскочила дикая свинья с тремя неуклюжими годовалыми поросятами.
Воины, ехавшие с обеих сторон от Каландрилла, повернули к нему головы. Он улыбнулся, уверовав в свою способность противостоять отчаянию.
Но одно дело — уверовать, другое — сохранить веру. И во время привала в поддень ему пришлось разрываться между товарищами и Ценнайрой. А это давалось с огромным трудом. Обещать себе забыть о чувствах, не делать выводов и не принимать решения до тех пор, пока они не доберутся до Памур-тенга, легко. Куда тяжелее сдержать слово. Особенно когда дорогу окутали сумерки, а Ценнайра, соскочив с лошади, заколебалась, не зная, куда ей пойти. Брахт просто не замечал её. Он почистил жеребца и принялся собирать хворост. Катя, хотя и не была настроена столь враждебно, тоже старалась не подходить к ней близко, а котузены, чувствуя размолвку, держались своими группками. Каландрилл оказался в щекотливом положении: вызвать неудовольствие Брахта и пригласить Ценнайру к ним? Или пойти к ней, что разозлит кернийца ещё больше? Он разрывался между верностью и жалостью.
Из затруднительного положения его вывел Очен.
Вазирь легко не по годам соскочил с коня, пригладил роскошные одеяния, распушил усы и вежливо поклонился стоявшей в нерешительности Ценнайре:
— Не желаете ли присоединиться ко мне, госпожа? Буду вам очень признателен.
Колдун предложил ей руку и проводил к костру невдалеке от костра Брахта и Кати. Когда же он пригласил сюда Каландрилла, то оказалось, что все они опять сидят рядом.
— Сомнения остаются, — сказал Очен, глядя в костёр. — Было бы глупо это отрицать. Но мы скачем вместе, так давайте относиться друг к другу терпимо.
Брахт отрезал кусок мяса и проворчал:
— Мы это уже слышали, колдун. Я еду с тобой, но сие не означает, что испытываю огромное наслаждение.
— Хоруль! — Очен покачал головой. — А я считал что упрямее джессеритов нет людей на свете. Но, похоже, кернийцы мало от нас отличаются.
Брахт пожал плечами, насаживая мясо на заострённые ветки, и даже не посчитал нужным ответить.
— Недоверие ведёт к беде, — продолжал Очен. — Вы сегодня не чувствовали прикосновения Рхыфамуна?
Брахт покачал головой, Катя задумчиво молчала, вытаскивая из мешков хлеб и плавленый сыр.
— Я чувствовал, — признался Каландрилл. — Он словно вновь хотел вытащить меня в эфир, но я произнёс твои обереги, и он отступил.
— Так будет и впредь, — заявил вазирь. — Рхыфамун становится сильнее и сильнее. К тому же у него появился новый ключик к тебе, будь настороже.
Каландрилл нахмурился и вопросительно посмотрел на колдуна.
— О чем ты подумал, когда мир посерел, а в ветре тебе почудился запах крови? — спросил Очен.
Каландрилл помолчал и сказал:
— О сомнениях. Я подумал о недоверии, которое Брахт испытывает к Ценнайре, о… моих чувствах… и о том, кто она… — Краем глаза он заметил, что на лицо Ценнайры набежала тень. Брахт состроил презрительно-сердитую гримасу. — Я испугался, что мы рассоримся и тогда Рхыфамун возьмёт верх.
— А ему только этого и надо, — хмуро кивнув, произнёс Очен. — Как яд, ищущий малейшую ранку, чтобы отравить человека, он стремится разделить нас, сыграть на сомнениях и недоверии.
— Я ничего не чувствовал, — упрямо заявил Брахт. — Утро стояло прекрасное.
— В тебе нет того, что есть в Каландрилле, — возразил Очен. — Я сам ощутил прикосновение Рхыфамуна. Каландрилл тоже. А сейчас Рхыфамун знает про Ценнайру и боюсь, догадывается, что и она против него. Ему наверняка известно о чувствах, которые связывают Ценнайру и Каландрилла. Как не может он не ведать и о недоверии, разделившем нас.
— Откуда? — подозрительно сощурился Брахт. — Откуда он может знать, что чувствую я или Катя или что чувствует любой из нас?
Очен вздохнул.
— Я же тебе говорил, — сказал он. — Есть два уровня бытия: один мирской, другой эфирный. Те, кто обладает оккультным талантом, могут переходить из одного плана в другой, и душа их, дух их силён в оккультном плане. Каландрилл владеет оккультным даром, хотя пока и не до конца это осознал. А может, и до конца жизни не осознает. Но, как бы то ни было, он силён в эфире. Посему Рхыфамуну нетрудно его определить и понять, что он ощущает, и разобраться в том, что чувствуют другие.
— О чем ты толкуешь? — спросила Катя. — Что Рхыфамун видит нас глазами Каландрилла?
— Видеть — не видит, — терпеливо пояснил Очен, — для этого ему пришлось бы прислать шпиона, квывхаля. Рхыфамун лишь… улавливает… что чувствует душа Каландрилла. Он знает о наших размолвках и о взаимном недоверии. Он знает, что что-то связывает Каландрилла и Ценнайру и что это что-то противопоставило Каландрилла другим; что между вами тремя есть разногласия. И он не преминет настроить вас ещё больше друг против друга, с тем чтобы окончательно спутать вас. Это ему, безусловно, на руку.
— Тем самым ты хочешь сказать, что мы должны доверять тебе, — заметил Брахт и, ткнув пальцем в Ценнайру, продолжил: — И этой зомби.
— Я хочу сказать, что чем сильнее между вами противоречия, — возразил Очен, — тем легче Рхыфамуну воздействовать на Каландрилла на оккультном уровне. Сомнения из-за… его симпатии… к Ценнайре возводят между вами стену. Вы изолируете его и тем самым ослабляете защитное поле дружбы. Рхыфамун не преминет этим воспользоваться.
— А я полагал, что Каландрилла защищает твоя магия, — резко проговорил керниец. — Ты же учил его заклятиям. Он сам сказал, что воспользовался ими сегодня, чтобы обезопасить себя.
— Истинно, — согласился Очен. — Но благодаря Фарну Рхыфамун становится сильнее с каждым днём, и его нападки на Каландрилла будут усиливаться. А если вы усомнитесь друг в друге, то только облегчите его задачу.
— Ты говоришь о доверии. Но доверие надо завоевать, — сказал Брахт. — Я так уверен, что втроём нам было бы легче.
— Может быть. Но теперь вас четверо, — заметил Очен. — Таков замысел.
Каландрилл вздохнул. Из-за упрямства Брахта, походившего на собаку, гоняющуюся за своим хвостом, спор этот казался бесконечным. Он посмотрел в жёсткое лицо кернийца, затем на загадочное Катино, а затем перевёл взгляд на Ценнайру.
Кандийка сидела молча с потупленным взором. Лицо её пряталось за волосами цвета воронового крыла, плечи были опущены. Она покорно дожидалась любого решения своей судьбы, каким бы оно ни оказалось, словно отрешилась от надежды и отдала себя во власть рока. У неё был такой одинокий вид, что Каландрилла так и подмывало протянуть руку и коснуться её, но в то же время он чувствовал отвращение.
«Так может продолжаться до самого Памур-тенга», — подумал Каландрилл, уже не слушая спор Брахта и Очена, перебрасывавшихся словами будто воланом. А то и дальше, если гиджана не убедит кернийца. А тем временем Рхыфамун будет рыскать по эфиру, выжидая момента для удара, набираясь сил рядом с Фарном и благодаря сомнениям, поселившимся среди путников. Каландрилл вспомнил, что произошло днём, и, хотя он и выстоял тогда, ему вовсе не хотелось оказаться вновь в таком же положении. Кто знает, как долго он сможет оказывать сопротивление, если недоверие среди них будет расти!
Очен утверждал, что Каландрилл обладает даром и может проникнуть глубоко в душу и распознать истину. И он вдруг решил испытать свою способность.
