По закону перелетных птиц - Нергина Светлана (книга жизни TXT) 📗
– А вы родились в каком мире?
– В техническом. В сказочном городе с экзотическим именем Гонеро.
– И что же в нем сказочного, если это технический мир?
– То, что с набережной этого города началась моя настоящая и неимоверно нереальная жизнь.
ГЛАВА 3
День шел как-то криво.
С самого утра, с половины шестого (а может, и того раньше, просто еще раньше она не вставала) за окном теснились хмурые низкие тучи, сыплющие мокрым мерзким снегом. Дороги, вчера растаявшие до луж под весенним солнышком, за ночь подмерзли льдистой коркой, и каблуки подворачивались на каждом шагу, так и норовя отправить неосторожную хозяйку под колеса беспомощных на гололеде машин.
Три бессмысленные пары она кое-как отсидела за партами Академии, лениво царапая на бумаге слова мрачного, как и сама погода, лектора и одним ухом прислушиваясь к захлебывающемуся восторгом голосу соседки, в красках описывающей какой-то невероятный спектакль, на котором ей вчера посчастливилось побывать. Спектакль, судя по описанию, был хорош, но оптимизма и веры в будущее лично ей сейчас не добавлял.
– Потом на диске дашь посмотреть? – вяло спросила она, со вздохом переворачивая коряво исписанную какой-то абсолютной бессмыслицей страницу.
– Дам, – с готовностью пообещала подруга.
С четвертой пары она позорно сбежала, бросив своих девчонок на растерзание строгой наставнице, вот уже с месяц требующей от них какого-то совместного танца. Каждая по отдельности девушки двигались великолепно, но с такой разницей пластики, что при любых попытках изобразить синхронную волну тут же заходились смехом и отказывались продолжать даже под страхом незачета. А на шесть разных танцев – по одному от каждой – наставница не соглашалась ни в какую.
Народу на набережной почти не было: дневное время, будний день, межсезонье. Да прибавить сюда отвратительную погоду, давящую на напряженные до предела нервы, – народ в Гонеро предпочитал если уж сбегать от повседневной рутины, то отсиживаться в свое удовольствие дома с чашкой горячего кофе в руках и болтливой соседкой напротив, чтобы было с кем перемыть кости на редкость мокрой и мрачной весне.
Ветер и впрямь разыгрался не на шутку, насквозь продувая серое пальто, под которое она утром и не подумала надеть кофту, вспомнив, как вчера умирала от жары. Мокрый злой снег летел прямо в лицо, даже поля шляпы спасали лишь отчасти. «Представляю, какой у меня сейчас вид! – с какой-то мрачной удовлетворенностью усмехнулась она, поудобнее перехватывая сумку. – Ссутулившаяся, замерзшая, да еще и с размазавшейся по всему лицу косметикой! Мрак».
Впрочем, это ее не слишком волновало: встретить сегодня кого-нибудь здесь, на хмурой набережной, возле покрытого льдом парапета, где холодное, мертвенное дыхание реки овевает лицо безысходностью, было маловероятно. Настолько маловероятно, что она, плюнув на всё и вся, вскинула сумку на плечо, вытащила из бокового ее кармана наушники и включила плеер на полную мощность. В кои-то веки можно было не думать ни о недовольно морщащемся соседе в автобусе, ни о спящей бабке за стенкой.
«Этот город – вкрадчивая кошка: прячет когти, наигравшись днем. Промурлычет, взвившись на окошко, что-то про „гулять“ и про „вдвоем“…» – мягко переливался женский голос, вторя гитарным струнам.
– Долена! – Она обернулась не на голос, а на осторожное прикосновение чужой неуверенной руки. Торопливо убрала обратно в сумку наушники.
– Что?
Окликнувший ее тип оказался на голову выше, нешироким в кости, но до того пропорционально сложенным, что она ни на миг не засомневалась – такой не побоится встретиться в темном переулке с пятью недружелюбными парнями. Зато здорово испугалась сама: вокруг на версту ни души, ни жилого дома, а крики вязнут в равнодушных мокрых хлопьях так же надежно, как каблуки – в сыром, уже нападавшем с утра снеге под ногами.
– Не подскажете, как мне найти городской сад? – словно угадав ее смятение, со всей учтивостью спросил незнакомец, отступая на шаг.
Она украдкой вздохнула с облегчением и, кивнув, махнула свободной рукой в тонкой серой перчатке:
– Вам прямо, и по левую руку увидите сначала «Зеленый театр», а потом аттракционы – вам как раз туда.
– Я ваш должник, – белозубо улыбнулся тот, кивая на прощание и быстро удаляясь в указанном направлении. Снег торопливо зализал проталины остроносых следов.
Она оперлась на холодный парапет и долго-долго смотрела куда-то вдаль, на противоположный нежилой берег, но не видела ни широкой полосы стальной воды, ни черных проплешин на еще не успевших снова затянуться снегом холмах. В горле назревала завтрашняя простуда, в висках стучала болью кровь, перед глазами крутился калейдоскоп бессмысленных образов и невесть кем и когда сказанных фраз. На редкость расклеенное состояние, до которого она обычно все же не докатывалась, несмотря на всю стихийность неуправляемой натуры и подверженность внешним раздражителям, начиная от погоды и заканчивая прочитанной за ночь книгой.
– Знаете, я должен сегодня мирозданию одно доброе дело, – лукаво раздалось слева. Рука в черной кожаной перчатке снова легла на ее плечо.
– Вы же, кажется, ушли в городской сад? – усмехнулась она, не отрывая невидящего взгляда от медленно снижающейся темной птицы. Широко раскинутые крылья уверенно ловили воздушные потоки, спирально закручивающимися кругами приближаясь к земле.
– Не ушел, а спросил, где он находится, – невозмутимо парировал тот. – Принципиально разные вещи, долена!
Она все-таки повернула к нему голову и рассмотрела повнимательнее. Спокойные, правильные черты лица, весьма неестественно и необычно смотрящиеся у мужчины. Смоляные, растрепавшиеся по плечам волосы, выбивающиеся из-под накинутого на голову капюшона. Кожаная куртка, высокие сапоги – так одевается как минимум половина мужского населения Гонеро, но было в нем что-то необычное.
Что-то неуловимое, но неотступно преследующее подсознание. Словно для него этот несколько готический стиль был не просто следованием современной моде, а вообще образом жизни, и он даже шел на уступки миру, приноравливая свой облик к общечеловеческим критериям. Например, с мечом у пояса или за плечом он смотрелся бы так же естественно, как она сама с розой в руке.
– И за что же вы должны мирозданию одно доброе дело? – усмехнулась она, лукаво наклоняя голову.
– За то, что мне сегодня редкостно повезло. – Он ничуть не смутился от этого придирчивого осмотра и как ни в чем не бывало продолжал: – Настолько редкостно, что не отблагодарить мир за такое было бы свинством.
– И почему же вы решили облагодетельствовать именно меня?
– Потому что вы первая мне встретились, – рассмеялся он. – А еще потому, что через полчаса я смогу вам гарантировать воспаление легких и не намерен этому попустительствовать.
– А вы врач?
– Упаси боги! – фыркнул он. – У меня и без того достаточно причин себя не любить!
Она, не выдержав, фыркнула от смеха и сдалась.
– Ну и как же вы намерены меня спасать от больничной спячки по весне?
– А вон там, за углом, я видел прелестную кофейню, – не растерялся незнакомец, предлагая ей руку. – Осторожнее, тут скользко.
Действительно скользко. Настолько, что без его локтя она запросто подвернула бы ногу и упала. Чем не оправдание для того, чтобы пройтись по набережной под руку с абсолютно незнакомым человеком?
И до позднего вечера они просидели в самом темном углу кофейни, напившись кофе с коньяком на всю оставшуюся жизнь и перепробовав все виды шоколада, какие только были в меню. Поначалу она смущалась и вообще не понимала, как ее угораздило оказаться здесь с этим подозрительным типом вместо того, чтобы уныло забивать в мышечную память какое-нибудь надоевшее фламенко, но после второй порции доселе ни разу не пробованного коньяка дело встало на автопилот, и разговор полетел вперед загнанной лошадью, круто взрывая землю на резких виражах.
– Где ты учишься? Ничего, что на ты?
