Бабье царство. (СИ) - "Анатоль Нат" (книга регистрации txt) 📗
…Какая-то бабёнка потребовала от него прекратить метаться из угла в угол и на какое-то время пришлось подчиниться, чтобы не нарываться на грубость. Но потом он опять забылся и сейчас с невольным раздражением, нервно ждал от той окрика, чтоб прекратил носиться как он привык.
На удивление окрика не было, и Голова теперь периодически осторожно на неё поглядывал, словно ожидая с той стороны подвоха. Но, похоже, баронессу больше интересовал ведущийся за столом непростой разговор, чем метания за своей спиной какого-то Головы.
В душе его ворохнулась злость: "Как на нерадивого слугу смотрит. Даже не одёрнет, брезгует, чёртова баба", — пронеслась несколько нелогичная раздражённая мысль. Теперь в баронессе его раздражало всё, буквально всё.
— Слава Богу что сегодня они собрались сокращённым составом Совета, иначе бы из-за поднявшейся за столом Совета ругани собрание точно затянулось бы на несколько дней.
— "Выпороть наглецов. Всех троих. И банкиршу эту самозваную, и профессора этого, светлую конечно голову, но удивительно неуправляемого наглеца. Да и учителю этому, фектовальщику, не мешало бы за компанию вломить мочёных берёзовых прутков, как следует. За самовольство и непочтение к властям. Вконец обнаглел. А последнее время перестал даже делать видимость, что прислушивается к мнению городских властей. Думает герой? Всё можно? Ну-ну. И не таких героев ломали".
Но, теперь приходилось быть осторожным. Мало того что и баронесса к ним присоединилась, так ещё и в глазах всех горожан они все были герои. Следовало теперь действовать много тоньше и осторожней.
— "Кто бы мог подумать, что такое казалось бы заурядное, рядовое, обычное дело, как возвращение каким-либо кланом под власть города недавно захваченных во время набега пленных амазонок, может сразу пойти наперекосяк и с первых же слов застопориться.
И почему? По какой причине?" — Голова чуть не взвыл от безсильной злости.
Всё просто. По самой простой, самой банальной причине, подумать о которой до сего дня никому даже в голову не приходило.
Официально, чисто формально, пленных не существовало. Официально они всеми были признаны мёртвыми, что самим городом, что властями амазонок, и поэтому требовать от этих наглых землян, чтобы городу вернули то чего нет — никто из Совета заставить их не мог. И эти наглецы беззастенчиво воспользовались этой незамысловатой, шитой белыми нитками уловкой.
Признаться, с таким вывертом мозгов он встречался впервые. И, похоже, он знал откуда здесь ноги ростут.
Это всё проклятая баронесса. Она одна, или со своим Советником, в недобрый час появившиеся в его городе, мутили воду. Это они, больше просто некому, кто бы мог навести землян на подобную мысль.
Как было без них просто. Что ни сказал — все, абсолютно всё принимали на веру.
Теперь эти земляне ему не верят. А судя по их взглядам, искоса бросаемым в его сторону, не верят совершенно. Ни в чём. Как это было не похоже на других, на старых горожан. Непохоже и неприятно.
Его в городе все искренне уважали. И поэтому даже самую простую его просьбу все рассматривали чуть ли не как приказ. Эта же баронесса плевать хотела и на него, и на его заслуженно приобретённое среди горожан уважение, на всё, на всё. Баронесса оказалась поборник законов. Точнее, наверняка не она, а этот её Советник, старый жучила и пройдоха, одного взгляда на которого Голове при первой же встрече хватило чтобы понять, будут проблемы.
Проблем Голова не хотел, но сразу понял, что с Советником баронессы Изабеллы де Вехтор договориться не получится. Не тот человек.
И правда, так и вышло.
Вот захотел Совет вернуть себе пленных, мол, он лучше знает как надо разобраться с пленными, а ему фигу под нос. Нет пленных. Нет! Все погибли при набеге, а трупы сбросили в воду где они и утонули. Это даже сами амазонки признали, когда согласовывали списки выкупных пленных во время визита последней своей делегации перед тем как реки окончательно встали и покрылись льдом.
И он сам, дурак, официально это признал. Ещё и радовался. Вот как амазонок уели.
Как же он потом себя ругал. Как ругал! Ведь предупреждал же его Сила Савельевич, чтоб не спешил подписывать, чтоб разобрался. Ну не могло, не могло столько человек погибнуть, не могло! Не было никогда такого, чтобы при простом налёте, простом грабительском набеге на их земли, к которым все давно привыкли и воспринимали как неизбежное зло и данность, за один раз погибнуть столько человек. И кого? Матёрых ветеранов Речной Стражи! Не этих новых, недавно набранных со всех глухихи углов Амазонии соплюшек, а ещё той, старой, настоящей Стражи, тех оставшихся от остатков легиона Тары ветеранов, грозы всего Поречья!
Какой же он оказался дурак. Как он смог поверить, что могут утонуть три с половиной тысячи человек. Три тысячи специально обученных для войны на воде человек! Что их отравленные боевыми газами трупы сбросили в воду Каменки, и их тела сейчас где-то под водой доедают рыбы и раки. Бред!
Какие боевые газы! Какие раки?! Сонный дым! Простой сонный дым, известный каждому работорговцу на реке.
И в этот бред он поверил. Идиот!
— "Поверил, потому что очень хотел в это поверить, — вынужденно признался он потом себе. — Поверил, потому что амазонки уже всех в городе окончательно достали. Своим хамством, своей наглостью, тем что им приходилось постоянно платить отступного, чтобы они только не переправлялись через Лонгару и не ходили в набег на наши земли. За деньгами, за зерном, за меховой рухлядью, за мужьями себе, в конце концов. Самая унизительная и мерзкая плата, которую можно было бы только представить. Сексуальное рабство".
И как он радовался, когда мазонкам наконец-то дали по сусалам. Потому и потерял хватку, потому и поверил в то, чего просто не могло быть. И теперь безуспешно пытался исправить допущенную ошибку. И понимал что ничего то у него не получится. Не время.
Периодически бросая раздражённые взгляды на четвёрку своих заклятых друзей, сидящих в Правом, гостевом углу зала Совета, он периодически мысленно чертыхался:
— "Твою мать, — в который уже раз за последние полчаса мысленно выматерился Голова. — Думал, раз двое из этой банды куда-то смылись, так поспокойней будет. можно будет спокойно сцедить накопившийся жирок. Так нет же, новую занозу нашли, ещё хуже".
Голова прекрасно понимал в чём, точнее в ком ныне основной источник его безсильной ярости и головной боли. Что этот источник, постоянного в эти дни раздражения сидит здесь же, прямо напротив него, и смотрит на его метания по залу Совета чистыми, невинными девичьими глазами.
— "Баронесса! Баронесса Изабелла де Вехтор. Чёрт бы тебя побрал. Если бы только не она, — раздражённо думал он, бесясь в безсильной ярости. — Если бы только не эта красивая, умная стерва".
Едва только Голова наконец произнёс про себя эти, давно рвущиеся из глубин его души слова, как почувствовал, что у него мгновенно похолодели ноги, и ему показалось, что в спину подуло смертным ледяным ветром.
Голова, как воочию увидел перед своими глазами картину, которую он уже никогда не забудет, до самой своей смерти.
Он, с обнажённым мечом, одиноко стоящий на просторном пустом крыльце Городского Совета, и площадь перед ним, заваленная трупами бойцов его личной охраны. Его лучшей дружинной сотни, только что вырубленной под корень, словно неумелых новобранцев за несколько минут десятком каких-то невысоких, изящных женщин с обнажёнными саблями, медленно идущих в его сторону. Тех самых дублёров, или замены богатеньких амазонок, не желающих терпеть тяготы плена, и согласившихся выплатить в казну города весьма немалую за то компенсацию, лишь бы их на время плена заменили в этом их качестве.
Он до сих пор помнил то чувство смертной тоски, которое его посетило, тот ледяной, холодящий душу ветер, когда он мгновенно, ясно понял, что это всё, это конец. И что больше уже в его жизни ничего не будет. Не будет сварливой жены, к которой он за долгую совместную жизнь прикипел буквально всей душой. Не будет любимых детей, без которых он не представлял совсем свою жизнь. Не будет любимого города, со всеми его болшиими и малыми проблемами. И этого здания Совета не будет, которое он сам, лично построил на свои собственные средства и на ступенях крыльца которого он сейчас умрёт.
