Тысяча Имен - Векслер Джанго (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
— Восемнадцать лет назад, — прервал его Маркус. — Знаю.
И опять наступило молчание. Адрехт вздохнул.
— И что же мне теперь делать?
— То есть? — отозвался Маркус.
— Разве я могу как ни в чем не бывало вернуться в батальон? Полковник предпочел бы от меня избавиться. Мор меня, похоже, ненавидит. А ты… — Он осекся, покачал головой. — По–хорошему мне следовало бы подать в отставку, но после того, что ты совершил ради меня, это выглядело бы, наверное, черной неблагодарностью?
— Не знаю. — Маркус пока не заглядывал так далеко. — Мор рано или поздно остынет. Но, думается мне, ты должен доказать полковнику, что он ошибался.
— Вряд ли мне подвернется такая возможность. Наверняка он приставит меня до конца военных действий охранять отхожие места.
— А вот и нет. — Маркус наконец–то усмехнулся. — Завтра нам предстоит недурная работенка, и тебе отведена в ней важная роль. Точнее говоря, мы будем трудиться бок о бок.
— Вот оно что, — проговорил Адрехт без тени удивления. — И как же так вышло?
— Ты вызвался добровольцем.
— Я так и подозревал. Наверное, все это мне ничуть не понравится?
— Скорее всего, — признал Маркус. — Мне не понравилось.
Глава десятая
Винтер вздохнула и потерла уставшие глаза. За то время, пока она работала, фонарь, который стоял на походном столике, начал угасать. Винтер задула его, прибавила на дюйм масла, вывернула повыше фитиль, затем чиркнула спичкой и снова зажгла. В темноте палатки внезапная вспышка света показалась нестерпимо яркой, точно полуденное солнце.
«Что мне и вправду стоило бы сделать, так это поспать», — подумала девушка. Увы, наяву ее преследовали приказы капитана на завтрашний день, засунутые в карман мундира, а стоило Винтер прилечь, как из небытия тотчас возникал осуждающий взгляд зеленых глаз.
Единственным утешением оставалась работа, а уж этого добра, по счастью, было более чем достаточно. Как ни старалась Винтер при каждом удобном случае браться за бумаги, учетные книги роты безнадежно отставали от действительности. Мало того что различные нарушения, мелкие наказания и ежедневные походные отчеты до сих пор ждали, когда их зарегистрируют и снабдят подписью, — она до сих пор еще не оформила надлежащим образом гибель почти трети состава роты. После каждого погибшего осталось какое–то скромное имущество, скрупулезно собранное и описанное Бобби. Эти вещи надлежало продать при первой возможности, а полученные суммы передать родственникам убитых вкупе со стандартным армейским пособием.
Горестное чтение представляли собой эти списки. Винтер постучала карандашом по строчке, которая гласила: «Один медальон либо амулет, бронзовый, содержит миниатюру молодой женщины. Качество посредственное. 2 ф. 6 п.». Винтер задумалась, была ли неведомая женщина женой убитого, любовницей или неким предметом братской любви. Затем раздраженно отшвырнула карандаш и откинулась назад, опираясь на локти. Глаза, зудящие от усталости и едкого дыма, наполнились слезами.
— Тебе нехорошо?
Голос принадлежал Феор — кроме нее говорить по–хандарайски здесь было некому, — но Винтер все равно вздрогнула. Девушка вела себя так тихо, что можно было легко забыть о ее существовании. Она лежала на животе, на второй койке, которую выклянчил у квартирмейстера Графф, и читала при пляшущем свете фонаря Винтер. Если бы не шорох, с которым время от времени переворачивалась очередная страница, девушку можно было бы принять за диковинного вида изваяние.
— Нет, — ответила Винтер, украдкой смахивая слезы. — То есть да, но не так, как ты думаешь. Просто устал.
— Твое усердие достойно похвалы, — заметила Феор. Порой ее голос звучал настолько торжественно, что Винтер могла поклясться, что девушка шутит, — однако на лице хандарайки никогда не появлялось даже намека на юмор.
— Извини. Я. наверное, мешаю тебе уснуть.
— Ничего страшного. У меня тут нет никаких дел, поэтому я могу спать, когда захочу.
Со сломанной рукой Феор не была в состоянии ставить палатки, стряпать, чистить оружие или стирать форму. Большую часть времени она, закутавшись в белый балахон, брела по дороге вместе с квартирмейстерской командой и другими лагерными слугами. Когда объявляли дневной привал, Графф отводил ее в палатку Винтер, и Феор находилась там безвылазно до самой темноты. Во время ужина Бобби или Фолсом приносили ей поесть.
Винтер поначалу беспокоилась, что кто–нибудь заметит эти передвижения, и заметили действительно многие, однако сама Феор, вопреки опасениям, не привлекла излишнего внимания. Полк вышел в поход уже с солидным шлейфом слуг и маркитанток, и по мере неспешного продвижения по приморскому тракту в сторону Эш–Катариона число их лишь увеличивалось. Как бы сильно хандараи ни ненавидели ворданайских угнетателей, кое–кто из них, судя по всему, был совсем не прочь обстирывать их, продавать им еду и вино, а также делить с ними ложе. За достойную плату, само собой. И несмотря на то что все знали, что в палатке Винтер ночевала молодая женщина, вряд ли это было чем–то необычным, и солдаты на это обстоятельство реагировали разве что завистливым бурчанием об офицерских привилегиях.
Без сомнения, Дэвис и прочая братия хохотали над шалостями Святоши. Хвала Всевышнему, Винтер после сражения ни разу не довелось столкнуться с сержантом. Если первое повышение в чине так его разозлило, то присвоение Винтер лейтенантского звания наверняка повергло бы его в бешенство. Винтер смутно надеялась, что Дэвис не пережил того боя, однако сомневалась, что ей может так повезти.
— Увы, мне больше нечего предложить тебе почитать. — Усердные поиски среди слуг и полковых шлюх принесли Винтер лишь несколько тонких книжонок, по большей части легенд и детских сказок. — Ты, наверное, видела все это и раньше.
— Полагаю, мне повезло быть спасенной человеком, который так хорошо владеет нашим языком.
— Почти все ветераны знают хандарайский, хотя бы по нескольку слов.
— Тебе известно куда больше, — заметила Феор. — Ты, должно быть, прилежно изучал наш язык.
Винтер пожала плечами:
— Более–менее. В лагере больше особо и нечем было заняться.
— Судя по моему скромному опыту, большинство солдат довольствуется выпивкой, игрой в кости и ласками шлюх. Тебя эти развлечения не прельщают?
— Не особенно. — Винтер попыталась сменить тему: — А что скажешь о себе? Полагаю, ты до прихода Искупления жила на священном холме?
Феор кивнула:
— В особой обители, вместе с другими наатемами.
— И что это была за жизнь? Прежние священнослужительницы не допускали ворданаев на священную землю.
Феор на минуту задумалась.
— Упорядоченная, — сказала она наконец. — Наши жизни принадлежат Матери и богам. Наши дни подчинялись строгому расписанию: столько–то времени на молитву, столько–то на учение, столько–то на труды по хозяйству.
— Как знакомо, — пробормотала Винтер. — И такая жизнь не была тебе в тягость?
— Я не знала другой жизни, пока не грянуло Искупление. Нас оберегали от соприкосновения со всем мирским.
— А как ты жила до того, как попала в храм? У тебя была семья, родные?
Феор покачала головой:
— Мы все были сироты, саль–ируск, священные дети. Те, кого отдали в храмы еще в младенчестве. Мать выбирает среди них своих наатемов. — Феор ненадолго смолкла, и в глазах ее мелькнуло страдание. — Последние месяцы стали настоящим потрясением. Искупители принесли нам… хаос.
— И ты хочешь вернуться назад?
— Да, — сказала Феор. — Я должна вернуться к Матери.
— Даже если она снова запрет тебя в обители?
— Это делается ради нашей же безопасности. Мир опасен для наатемов. Он стремится использовать нас или уничтожить.
Винтер нахмурилась:
— Почему же ты рассказала мне об этом?
— Ты спас мою жизнь, — ответила Феор. — Лгать тебе было бы черной неблагодарностью.
Винтер кивнула. Она до сих пор еще не знала, что думать об этих наатемах. Феор выглядела вполне обычной девушкой — для служительницы богов, конечно. Тем не менее она явно верила, что наатем не просто слово, и Винтер не была уверена, стоит ли ее разубеждать. Пускай верит, во что хочет, если ей от этого лучше. В преданиях наатемы были чудовищными созданиями, могущественными и злобными, но, возможно, пастыри со священного холма вкладывали в это слово иной смысл.
