Обманный лес - Голден Кристофер (библиотека электронных книг .txt) 📗
Не колеблясь ни секунды, Томас огляделся вокруг и выбрал самый большой камень, поднять который, как он решил, будет ему под силу. Он обхватил его обеими руками, приподнял и, сгибаясь под тяжестью, с трудом двинулся по каменистому берегу туда, где начинался песок.
Тилибом впал в неистовство. Он стоял неподвижно и орал на крабов, и все его тело содрогалось так, что язычок молотил изнутри по животу – так громко, что Томас поморщился от боли. Но это помогло задержать крабов на какой-то миг. Ровно настолько, чтобы Томас успел приблизиться к ближайшему из них и сбросить камень.
Он размозжил панцирь краба и придавил его к песку. Но в тот самый момент, когда Тилибом увидел Томаса и решил, что пора уходить, краб протянул дрожащую клешню и сомкнул ее вокруг ноги колокольчика. Томас понятия не имел, из чего Тилибом сделан – из фарфора или стали, – однако клешня не причинила ему особого вреда, если не считать небольшой царапины. Потом она упала на песок, и краб испустил дух.
Другие продолжали надвигаться.
Река с журчанием текла мимо как будто бы быстрее. Облака бесшабашными клочьями неслись над головой, а легкий ветерок одинаково овевал и невинных, и злодеев. Прекрасный день, чтобы умереть. Но Томас был исполнен решимости не покоряться.
– Брауни, давай сюда! – крикнул он гризли, который, несмотря на кровотечение из нескольких легких ран, одним вырывающимся крабом молотил другого. – Надо убираться отсюда, а не то убьют ко всем чертям!
Гризли поморщился, на мгновение отвлекся от крабов, потом отшвырнул двух в сторону. С тяжеловесной грацией мохнатого товарного поезда он помчался по песку к своим товарищам. В считанные секунды он очутился рядом с ними, окровавленный и вспотевший, несмотря на холодный ветер. А крабы надвигались на них по песку и по воде одновременно.
– Пожалуйста, постарайся не сквернословить, – попросил Томаса Брауни. – Это тебе не идет.
Томас посмотрел на гризли как на сумасшедшего, но понял, что Брауни вполне серьезен.
– Боюсь, теперь это мне идет, – сказал он грустно. – Мне уже не восемь лет.
– Думаю, нам всем это отлично известно, Томас, – огрызнулся Брауни.
На мгновение Томас опешил от того, что гризли назвал его настоящим именем вместо на первый взгляд более личного, но в действительности куда более формального прозвища, которым все его здесь звали. Но потом улыбнулся. Ведь разве это не был еще один пример той самой связи, о которой он размышлял в ту минуту, когда на них напали?
– Наш Мальчик! – крикнул Тилибом. – Берегись!
Томас вышел из мимолетной задумчивости в тот самый миг, когда песчаный краб попытался обойти его с востока.
– В лес? – спросил Брауни.
– Потеряем время, – заколебался Томас.
Едва он произнес эти слова, как послышался всплеск. Хотя Томас как раз нагнулся за следующим камнем и посоветовал остальным двоим сделать то же самое, он взглянул на реку. По волнам неслась плоская черная тварь. Еще одна показалась на поверхности. И еще одна, и еще, и вскоре уже ровно дюжина широких черных созданий скользила по воде.
– Смотри! – закричал Тилибом. – Ой, Наш Мальчик, смотри!
– Летучие манты, – прошептал Томас.
Память мгновенно вернула его в ту минуту в Филипс-Мэнор, когда он в одиночестве сидел на берегу Гудзона и увидел в воде одно из этих существ. Тогда он еще решил, что у него не все в порядке с головой.
Теперь он понимал – он подумал так только потому, что слишком много забыл. Утратил так много из того, что было жизненно важно для всего, чем он являлся, для всего, что имел. Обманный лес был для него в точности тем же, что сердце и душа, а он едва не потерял это все.
Манты со своими длинными, тонкими, похожими на хлысты жалящими хвостами окружили крабов и атаковали. Брауни слегка отступил к лесу, до которого было ярдов тридцать или сорок, Томас не сдвинулся ни на дюйм, он знал, что манты не причинят зла. Летучие твари пришли им на помощь.
Через считанные секунды все крабы были перебиты или отползали в воду. Летучие манты стремительно пронеслись по песку, потом развернулись и вернулись в реку, войдя в воду так аккуратно, как крючок у осторожного рыбака.
И исчезли.
Три товарища одиноко стояли на берегу, глядя, как мимо катится река Вверх. Долгие минуты спустя Томас повернулся к Брауни и ни слова не говоря принялся осматривать раны гризли. Их надо было промыть и перевязать, но серьезных среди них не было ни одной. Брауни ничто не грозило, разве что поболит немного.
Краешком глаза Томас заметил Плешивые горы, затмевающие западный край неба вдали, и у него промелькнула чудовищная мысль. Вряд ли эти раны будут самыми страшными из тех, которые Брауни получит на этом пути.
Внезапно воздух огласил перезвон колокольцев и серебристых бубенчиков, и Томас застыл, а по лицу его медленно расплывалась улыбка. Брауни заворчал от удовольствия, а Тилибом открыл рот, чтобы завопить от радости по поводу их воссоединения.
– Наш Мальчик, Наш Мальчик, я знал, что ты придешь! – с ликованием воскликнул Смычок, и Томас ощутил, как в его сердце всколыхнулась любовь и надежда. Тогда как кое-кто из его друзей мог радоваться его присутствию потому, что им казалось, будто у него в руках находится ключ к будущему Обманного леса, Смычок, он знал это, искренне скучал по нему.
Он испытывал то же самое.
– Как здорово видеть тебя, дракончик! – сказал он громко, перекрывая музыку драконьих крылышек, и Смычок замахал ими медленнее и уселся на плечо к Брауни; его оранжевое брюшко стало чуточку побольше, чем Томас его помнил.
– А это что еще такое? – прорычал медведь, учуяв что-то в воздухе. – Ты ведь прилетел не один, верно, малыш?
После секундной заминки все обернулись и увидели человека, который стоял на опушке леса, не решаясь ступить на открытое место, заросшее невысокими кустиками, между деревьями и песком. Наконец человек заговорил.
– Этот малыш – настоящий храбрец, – сказал генерал Арахисовое Масло. – Я, вероятно, был бы мертв, если бы не он.
Он очень осторожно вышел из леса и чуть прихрамывая двинулся по берегу реки к каменистому пятачку, на котором они сгрудились. Когда до них оставалось двадцать футов, он остановился, как будто ожидая приглашения присоединиться.
– Рад тебя видеть, Томас, – сказал генерал с нежностью в голосе, какой никто из них не слыхал прежде, если судить по выражениям их лиц.
Томас прикусил губу, в душе у него сражались противоречивые чувства. Потом он вложил все эти чувства в два слова, сказанные севшим голосом.
Он сказал:
– Привет, пап.
Субботним утром солнце ярко светило в окно палаты Натана Рэнделла. Цветы, присланные из «Сентинел Софтвер», пахли чудесно: сладко, но не одуряюще. Они были персикового оттенка, но Эмили не могла вспомнить, как они называются. Наверное, Лорена выбирала, кто же еще.
Но сейчас цветы не особенно ее занимали. Не до того было.
Она взглянула на Натана – он лежал на кровати все так же, как, казалось, уже целую вечность, хотя счет пока что шел всего лишь на дни. Нервы у Эмили были на пределе. Мало того, что она вынуждена видеть своего сына и его отца в совершенно беспомощном состоянии, так теперь еще приходится разбираться с попыткой проникновения в ее дом и этим преследователем, если он преследователь.
А кто он такой? Эмили не хотелось об этом думать, но это лицо в темноте снова и снова всплывало в ее воспоминаниях. Оно пугало ее, не из-за опасности, которую представляло, а потому, что заставляло ее усомниться в состоянии собственного рассудка и ломать голову над тем, что сказал Томас перед тем… перед тем, как попал в больницу.
Она сжала зубы, нахмурилась и снова обернулась к доктору Гершманну, который стоял у окна, выжидательно глядя на нее.
– Простите, док, – сказала она дрожащим голосом; руки у нее дико тряслись. – «Я не знаю» больше меня не устраивает. Этого мало. Вы же врачи. Вы должны разбираться в подобных вещах.
Гершманн вздохнул. На его блестящей лысине выступила капелька пота.
