Ловчие (СИ) - Калинин Никита (мир бесплатных книг TXT) 📗
Потому как было уже ясно: змея своего дела не сделала.
Круша прилавок, на нас выползал раненый, шальной и злющий Антиквар. Сталин затянулся, задумчиво отфильтровал усами дым и, заложив руку с трубкой за спину, с ледяной уверенностью предложил:
— Отступайте, Константин Николаевич. Я его з-задержу.
И начал методично опустошать магазин пистолета. Я надавил клинком на пустоту вместо шеи:
— Вытаскивай нас.
Мой неудавшийся пленитель что-то замычал, забулькал, хватаясь за рукава пуховика. Зелёные наросты на голове гасли один за одним. Одного взмаха, видимо, хватило. Попал всё же. Он умирал.
— Вытаскивай!.. - дёрнул его я, потому что патроны у Сталина уже закончились и он буднично, словно перед ним был вовсе не паук размером с “Оку”, взял пистолет за дуло и, держа спину, как в парадном строю, пошёл врукопашную, исчезнув за колонной. - Давай!.. У меня берегиня есть! Я помогу тебе!
— Врёшь.
Что-то там громко брякнуло, грохнуло, и нам под ноги прикатилась фуражка генералиссимуса.
— Если я сдохну, Собиратель твой обломится. Догоняешь? Когда ещё появится прирождённый Велес?! Вытаскивай, падла!.. - это был мой последний аргумент.
И он подействовал. Едва самовары приобрели первоначальный блеск, я сдуру рухнул в сферу сущностей. Надо было наоборот, просто вынырнуть, выбить к чертям свинячьим дверь да и бежать со всех ног по Невскому, но кто скажет, что правильно, а что нет, когда на тебя наползает клацающее жвалами восьмилапое чудовище?
Я поздно сообразил, что оказался в его логове. Провалился и угодил прямиком в липкое и белёсое, из чего тут было соткано всё. Забарахтался, рубанул наотмашь мечом, ощущая, как вслед за мной сюда же спускается и хозяин, слишком быстро расправившийся с посланником Ганса. Рванулся, что было сил. Да только сил не было. Не тут. Тут он повелитель всего.
Паук опустился в самый центр, продавив паутину, весом превратив её в воронку. Я не видел ничего, кроме неё. А может, кроме неё ничего и не было. Жизненной энергии оставалось ещё целое деление, да только толку от неё было не больше, чем от благословления Папы Римского. Жигуль? Нет. Гжея? Мимо. Лихо - туда же. А нкои тем более.
Можно было бы попытаться вынырнуть, но уже никак. Опять действовала блокировка. Я попался.
— Вы! Вы! - голос Антиквара звучал отовсюду, собирался в пучок сразу из нескольких источников. - Лицедеи! Мертвецы! Педерасты! Вы готовы продать всё! Себя! Их! Всё! Не… на… ви… жу…
Десяток чёрных глаз-пуговиц на серой волосистой голове приближался. Паук полз медленно, как бы смакуя то, что видел на моём лице. И это была его ошибка. Тех несколько непозволительно длинных секунд хватило, чтобы сообразить. Я полоснул клинком по ладони. Капля крови на каждую сторону, капля сзади и отпечаток спереди. Взмах. И свет.
Я не ощущал ничего, кроме света и кружения. Меня несло куда-то, вращало по двум осям с сумасшедшей скоростью, и я боялся не то что руки от тела отнять и как-то пошевелиться - даже глаза открыть! Но я был жив. Хрен его знает где, и чем этот полёт закончится, но, чёрт возьми, жив!
Эйфория от спасения была недолгой. Я вдруг понял, что совсем не Юрий Гагарин, и что эта грёбаная центрифуга начинает меня планомерно разбирать. Рвать на части, тянуть во все стороны! Я почувствовал себя игрушкой, привезённой в детский дом, что оказалась единственной целой на всю коробку, и в которую вцепились сразу несколько наиболее сильных рук. Или тем уродцем с десятком родителей, которые вдруг потянули каждый за свою пуповину…
Я не знал, как это остановить. Не знал, где нахожусь. Свет напирал, лез под сомкнутые веки и жёг глаза. Единственное, о чём я старался не забывать - ладонь. Я прижимал её, чтобы кровь не лилась куда попало. Каждая капля могла усугубить из без того незавидное положение.
В какой-то миг стало попросту невыносимо, и ничего уже не оставалось, кроме бегства в храм. Здесь трещали и лопались, словно от таранных ударов, брёвна, едва вставшие по местам доски горбились, вздымая пыль, качая постаменты, а в возникающие щели заглядывала агрессивная белизна. Главный экран вопил, что я самоубийца:
“Ранг ловчего слишком низок для самостоятельного возвышения.
Отсутствует соответствующая каста”.
Какого нахер возвышения?! Куда?!
Боль выворачивала. Казалось, я угодил в какой-то долбаный ускоритель, и меня, элементарную частицу, незримую пылинку на доске вселенской партии, прямо сейчас пытались размотать на ещё более элементарные и мизерные нити. Как веретено какое.
Где-то сбоку вдруг мелькнула бородавчатая ухмылочка, и посыпались сиплые “факи”. Жигуля никто не выпускал из заповедника, но он прямо сейчас бегал по храму и скрёб брёвна - искал выход. Нкои тоже какого-то хрена был здесь. Свитый кольцами, как и всегда, выжидал исхода всего этого светопреставления в дальнем углу. Одна только гжея испуганно держалась за свой постамент, как за надувной спасательный плот посреди разыгравшейся бури.
Храм мой рушился. Я терял власть над собой и над ним. Я истончался. Растворялся. И постаменты… На них больше не было светового ограждения! Ничто уже не удерживало мои сущности.
На пол опустилась ходуля лихо. Глаз его раскрылся, тряпьё по корявым веткам-рукам зашевелилось, и я услышал хрип. Всё трещало и ломалось, “небеса” храмового свода со протяжным стоном косились, готовые обрушиться прямо на нас, но этот хрип слышался поверх всего - громко, отчётливо. Будто…
Это хрипел я!.. Лихо душило меня даже не касаясь!..
Я упустил момент, как и почему всё это прекратилось. Лишь только тень мелькнула от одного постамента к другому, от которой во все стороны брызнули кляксы чернил, и голодная белизна меж брёвен зашипела…
Я не открывал глаз. Не просыпался. Я просто осознал себя стоящим посреди чёрной комнаты без окон и с холодным каменным полом. Высоко надо мной раскачивалась из стороны в сторону двойная лампа, словно кто-то только что с силой захлопнул невидимую дверь. Руки тряслись, язык лип к нёбу, а звук дыхания разносился подозрительно гулко. Хотелось поскорее выбраться наружу, на морозец, на воздух, увидеть простых людей, спешащих по предпраздничным хлопотам. Увидеть живые лица.
Но я не шевелился. Стоял в кругу блуждающего маятником мутно-жёлтого света и всматривался в темноту, ощущая струйки холодного пота по спине. Потому как движение во тьме даже не мерещилось. Оно было явное: множественное, мерзкое, узнаваемое.
В темноте шевелились змеи.
— С-с-слишком рано… Ещё не время… Очнис-с-с-с-сь…
Я задрал голову и со сдавленным вскриком присел. Надо мной была не лампа никакая. Меня освещали жёлтые глаза покачивающейся в танце чудовищной чешуйчатой головы.
Щёку обожгло, и видение сгинуло.
— Не-не, дружище… Не-не…
Ещё один удар. С другой стороны. Иисусом я себя не провозглашал и пощёчины терпеть не намеревался. Да только отреагировать никак не мог. Тело гудело, словно бы меня разбило электрическим разрядом, и почти не слушалось, а перед глазами плыли жёлтые круги, которые иногда сливались, образуя в центре чёрный клин вертикального зрачка, от которого нестерпимо хотелось отмахнуться.
— Дыши. Сейчас тебе нужно просто дышать. Не пытайся открыть глаза… - опять удар по щеке, - не пытайся говорю! Пока просто дыши, мозгу нужен кислород. Иначе хрен знает, что будет. Без ранга и касты, да в верхнюю сферу! Да в открытую! Н-да, глаза-то тебе хорошо пожгло. И как ты это делаешь?! Второй раз уже…
Почему-то несло гарью и было откровенно холодно. Кто бы ни был рядом, он помогал мне. Я же ощущал себя стираной тряпкой. Яйцом, что влепили со всего маху в стену. Горло болело так, словно я хлебнул виски из рассказа Андрея, в которое плюнула Нонго. Как будто я телёнка целиком выблевал. Лихо постаралось наславу.
Лихо…
Я заглянул в храм и увидел его на своём обычном месте. Спокойным. Неподвижным. В кругу света, что проецировал постамент. Смотрело ли оно куда-то в сторону, или же просто цепенело - не понять. Гжея тоже была на месте. При моём появлении она пошла вся радужными разводами, запереминалась с ноги на ногу. Радовалась, вроде как. Жигуль нашёлся внутри затянутого джунглями бомбардировщика за странным занятием: он задумчиво примерял каску с надписью к паху, будто хотел сделать из неё своеобразный набедренник. Гремлин и ухом не повёл, у него всё было в порядке, как и не происходило ничего. К нкои я даже заглядывать не стал - рыба, она и есть рыба.
