Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ" (читаем книги онлайн txt) 📗
Теперь корона Эниха, хозяина Стеклянной башни, была выщерблена прямо над переносицей. У него больше не было страшного меча-сталагтита. Зато были ледяные длинные когти на уцелевшей руке. Гвинор ушел от первого взмаха, второй принял на щит, и сам в ответ рубанул королевским мечом по заледеневшему предплечью. Керринджер сжала зубы. Щит Кертханы выдержал первый удар, но на обтянутом кожей дереве остались глубокие борозды. Гвинор же как будто не причинил фомору особого вреда. Выходец из Бездны ревел, как разъяренный зверь, холмы отражали этот рев, и казалось, где-то там за ними ярится буря.
Сид сражался умело и расчетливо, осторожнее, чем Король-Охотник, но у Эниха было оружие, перед которым Гвинор был беззащитен — холод. Белый налет лег на плащ и на щит, движения сида становились все более скованными, все тяжелее давалось ему уходить от ледяных когтей. Щит раскололся, и Гвинор сбросил с руки обломки. В отчаянном рывке подался вперед, меч прочертил борозду во льду, проросшему через ребра фомора.
Мощный удар отшвырнул сида в сторону. Он перекатился по земле, попытался приподняться, не смог, ткнулся лицом в заиндевелые травы, попытался подняться снова.
Не обращая внимая на поверженного врага, фомор грузно зашагал вперед. К собственной отрубленной руке.
Рэй беззвучно выдохнула ругательство. Страх в животе пустил холодные осклизлые корни, но она только перехватила чужое копье двумя руками. Неловко, наверняка неправильно — никто из тех, кто учил Керринджер драться, не предвидел, что ей придется тыкать копьем в здоровенного заледеневшего парня. Рэй выругалась снова и попыталась встать устойчивее. Эних шел к ней, и вместе с ним надвигался холод.
Невольно Керринджер отступила на шаг назад. Потом еще, пока не уперлась в край плиты, служащей погребальным ложем. Эних приближался. Отчетливо был виден след от удара на левой руке, бескровный, гладкий. Второй удар Гвинора не оставил даже раны, только расколол лед.
Он вошел в дольмен. Рэй закрыла глаза, чувствуя, как отчаяние и усталость давят, тяжелые, как гранитные плиты дольмена. Холод медленно растекался по телу, будто само присутствие фомора так близко забирало тепло. Выхода не было.
Медленно Рэй открыла глаза. Застывшее лицо статуи смотрело на нее сверху вниз, неживое, пустое, как провалы во льдах Бездны. Рэй подняла копье. Левый бок сразу же отозвался болью. Руки дрожали.
Она ударила на выдохе, вложив в удар все остатки сил, но почти предвидя, как наконечник бездарно скользнет по замороженной груди фомора. И все закончится, для нее — так точно.
Еще одна пара рук легла на древко, направляя удар, вкладывая в него силы, которых не доставало Рэй. Эти руки отлично знали, как управляться с копьем. Спиной женщина почувствовала чужое присутствие, хотя там неоткуда было взяться никому живому. Яркий серебряный наконечник разбил наросты льда, затянувшие старую рану, и глубоко вошел в тело фомора.
По инерции Эних сделал еще шаг вперед, выдирая копье из держащих его рук, потом упал на колени. Выщербленная корона треснула и начала медленно крошится на ледяные осколки.
Медленно, очень медленно Рэй обернулась. Ей пришлось опереться на погребальное ложе, чтобы устоять на ногах.
— От двоих, дважды ранивших его, должен принять смерть Эних, король фоморов, — сказал Кертхана. — Так предрекли ему, так и случилось.
Он поморщился, повел пальцами по груди, там где должна была быть под рубахой длинная рубленая рана. Рэй видела, как трепещет на ветру рыжая прядь, выбившаяся из косы, как падает тусклый осенний свет на бледное лицо, красивое, страшное. Нужно было что-то сказать, но слов у нее не было. Осторожно она опустилась на землю, ногой оттолкнула от себя голову фомора.
Кертхана-Охотник устало сел рядом. Так же молча взял Рэй за руку. Белая гончая ткнулась носом ему в колено.
Ветер сменил направление. Порывистый, он стряхнул с ноябрьской травы белый налет, сорвал с погребального ложа красное покрывало, протащил по земле.
Запоздало Рэй охнула:
— Гвинор…
— Живой, — отозвался Кертхана.
Керринджер оперлась затылком о каменную плиту и прикрыла глаза. Осенний ветер пах прелыми листьями и еще чем-то пряным и горьким. Плечом Рэй даже через куртку чувствовала чужое тепло. И все были живы. И Гвинор, и Король-Охотник, чья судьба вывернулась наизнанку, и Ник О’Ши, получивший шрам на полспины на долгую память, и отец. И Том с Беном наверняка добрались до Байля. И бок как будто перестал болеть. Про нарушенные гейсы Рэй думать совсем не хотелось.
Она не взялась бы сказать, сколько времени они просидели вот так, в тишине, пытаясь собраться с силами. Пришел в себя Гвинор, но к ним подходить не стал, только перевернулся на спину и подтянул под голову половинку разбитого щита. Тучи на сером небе разошлись, в просвет проглянула лазурь, косой солнечный луч упал Рэй прямо под ноги.
— Значит, все? — тихо спросила она. — Назад мне дороги нет?
— В Самайн Граница тонка, а Дикая Охота нарушает любые границы и запреты, — так же негромко отозвался Охотник. — Но Самайн прошел.
— Вот же, — Керринджер вздохнула, взъерошила волосы. Это было странно — даже представить себе оставленную пустую квартирку под крышей, оружейный магазин отца, булыжные мостовые… Но гораздо менее странно, чем то, что они все остались живы. Стоило Рэй задуматься над этим, как ветер снова показался ей обжигающе холодным, а дольмен, солнце, холмы и пальцы Короля-Охотника, держащие ее руку — мороком, навеянным чарами Томаса Арфиста.
— У всего есть цена, — сказал Кертхана.
— Верно. Плата за чудеса, — Рэй кивнула. Подумала и придвинулась ближе, отгораживаясь от далекого дыхания Бездны.
— Буду плести тебе цветы в косы и кормить земляникой, — кажется, он улыбнулся.
— Какие тут косы, — Керринджер прошлась пятерней по волосам, к слову, изрядно отросшим после последней стрижки.
— Была бы голова цела, а косы отрастут. Не знаю, вышло бы у вас, отруби Эних мне голову.
— Тогда бы я вместе с рукой отхреначила бы башку ему, — женщина зло пнула ботинком голову фомора. От пинка с нее осыпались куски льда — все, что осталось от высокой короны. — Кто ему предсказал смерть? Баньши?
— Человеческий бард. Это было давно, прежде Границы. Не знаю, предсказал ли, проклял ли.
Еще какое-то время они просидели в молчании. Потом до ушей Рэй донеслось что-то вроде глухого рокота, а потом из-за холма вывернул видавший виды джип. Джип заносило на поворотах, и несся он с такой скоростью, с которой сама Рэй никогда не решалась водить по бездорожью.
— Какой выкуп мне вам дать, чтобы эта железная дрянь оставалась по вашу сторону Границы, а? — проворчал Кертахна и начал вставать на ноги. Керринджер видела, какого труда ему это стоило.
Сама она предпочла бы еще разок смотаться в Бездну и кому-нибудь там что-то еще отрубить, лишь бы эти двое разобрались как-то без ее участия. И желательно без увечий.
— Только попробуйте снова, — пробормотала она, стараясь не смотреть в ту сторону, где описав лихую дугу, затормозила машина.
— Кто будет перечить женщине, которая ходила в Бездну и вернулась обратно? — губы Кертханы тронула усмешка.
Может, это было трусостью, но Рэй так и осталась сидеть на земле возле камня, бывшего погребальным ложем. В конце концов, женщина отхречившая руку огромному ледяному чудовищу, могла позволить себе немного такой трусости. Она смотрела на двоих мужчин, блики солнца ложились бледное лицо Кертханы, пытались смягчить морщины, въевшиеся в лоб Уилла Керринджера, отражались от рукояти меча оружейника, дремавшего в заспинных ножнах, и кажется, никто никого не собирался ни убивать, ни калечить.
Словно почувствовав ее взгляд, Уилл Керринджер обернулся. Рэй помахала ему рукой, чувствуя уже, как встает рядом во весь рост призрак потери. Но для призраков она была слишком усталой.
Как ее укрывают старым армейским спальником, Рэй уже не почувствовала.
В сиде Короля-Охотника пылали очаги, гоня прочь холод и сырость.
