Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс (читать книги полные TXT, FB2) 📗

От игл он ушёл, закрыл обожжённые глаза лапой, ударил наотмашь и вслепую. Рун выдохнул — а паршивец ведь едва не пустил его только что на ремни.

Подвывая и скуля от нанесённой обиды, оборотень начал осторожничать. Тактика напора и нахрапа сменилась терпеливым ожиданием. Лишённый зрения, он всё ещё видел — запах чародея выдавал того с потрохами.

Рун перешёл в контрнаступление. По капле, экономя на всём, сейчас он не вальяжно просил у природы, а брал с варварской грубостью. Волколака будто плетью ветвями огрело ближайшее дерево — не ожидавший подобной подлости оборотень подпрыгнул, будто щенок. Трава под лапами чудовища нещадно сплеталась, обвивалась вокруг мохнатых щиколоток, мешая двигаться. Дикие осы, злые и разбуженные, спешили из своего гнезда на неудержимый зов. Рой завился вокруг несчастного зверя — жалили зло и беспощадно.

Волколак взвыл. Попятился от вдруг нахлынувшей на него боли, но уже через мгновение, не обращая на неё внимание, в один скачок оказался у Руна. Парня, будто мешок швырнуло в сторону от оплеухи. Рука, до того послушная, заныла и обмякла, сделалась непослушной. Раскрытая рана тот же час запульсировала свежей, горячей кровью. Перед глазами стоял град искр — всё тело охватила агония. Зверь, размашисто и зло, ещё одним ударом перевернул его на спину. Красные глаза на мгновение прищурились, оборотень придавил парня лапами к земле. Наслаждаясь его мучениями, выпустил когти — Рун, не выдержав, наконец, закричал. На мгновение его взор проявился он увидел в разинутой пасти чудовища собственную смерть.

Сейчас будет больно, сказал он самому себе. Больно ещё чуть-чуть, а потом всё. Тишина, спокойствие… благодать.

Оборотень вдруг удивлённо успел обернуться, вздрогнули слишком поздно учуявшие опасность ноздри.

Людоволка швырнуло прочь, будто тряпичную куклу. Руну казалось, что он бредит — ведь не может же быть то, что он сейчас видит перед собой не бредом умирающего.

Здравый смысл был полностью согласен с Последним из Двадцати. Он с радостью бы принял, окажись здесь Ска. Учуяв опасность для хозяина, механическая кукла бросит всё и постарается закрыть собой. Он даже не удивился, будь это Читль. Израненная и оглушённая виранка вряд ли походила на ту, кто способен вот так запросто смахнуть волколака, будто крошки со стола, но ведь всякое бывает. Архи, восставшие из мёртвых учителя, Виска верхом на ворохе заклятий и собственной настырности, кто угодно.

Но только не он.

Мик стискивал в руках ствол обломленного дерева. Вздувшиеся мышцы бугрились и разве что не ходили волнами. По всему телу от напряжения проступили очертания паутины вен. При нём не было топора, коим он орудовал в деревне, но разбойник неплохо справлялся и без него.

Великан даже не бросил в сторону юного чародея взгляда. Перехватив импровизированную дубину поудобней, он свалил вновь поднимающегося на лапы волколака. Людоволк по-звериному взвыл — на этот раз уже от отчаяния. Умеют ли оборотни быть счастливыми? А когда они в зверином обличии? Рун не знал.

Разбойник ударил снизу вверх, толкнул несчастного торцом дубины, не ведая жалости что есть сил опустил на переднюю лапу.

Послышался жуткий хруст. Несчастный тотчас же забился в конвульсиях — боль мешала ему сосредоточиться, собраться с силами и атаковать в ответ. Не помня самого себя, волколак катался по земле, почти как….

Почти как человек, добавил Рун и удивился, насколько легко ему далось подобное сравнение.

Мик был кровожаден. Отшвырнув дерево прочь, он схватил людоволка за задние лапы, подтащил к себе. Зверь извернулся, тотчас же клацнули клыки, разбойник выругался — пасть оборотня едва не сомкнулась капканом на его плече.

— Ар-ро, кабанисий выродок, гузно патрисье, — великан знал толк в грязной брани. Его кулак врезался в челюсть бедолаги, будто каменный молот. Оборотень зашатался, не выдержав удара, норовя вот-вот вновь оказаться на земле. Разбойник помог ему утратить равновесие — толчок и подсечка опрокинули зверя на спину. Довольный своей будущей победой, Мик захохотал. Могучие руки легли на края челюстей. Волколак отчаянно и протяжно, будто побитый пёс взвыл и заскулил. Мохнатые лапы мокрыми тряпками шлёпали по рукам головореза — борозды свежих ран, одна за другой покрывали Мика — тот, казалось, не обращал на это никакого внимания. На волчий скулёж он ответил своим басистым рёвом.

Ар-ро, вырвалось из глотки разбойника. Ар-ро, вторил ему чавкающий хруст ломаемых челюстей. Оборотень закатил глаза. Ар-ро, булькнула хлынувшая из него потоком кровь. Зверолюд сделал пару шагов из стороны в сторону — его тело как будто двигалось само, а после завалился в россыпь еловых игл. Багровая лужа, растекающаяся под несчастным портила белый и без того измазанный грязью волчий мех. Разбойник приподнял павшего недруга за хвост — двумя пальчиками, будто боясь испачкаться. На лице отразилось что-то вроде омерзения.

— Ар, гутькая твою мамку, ро, сукин потрох, — смачный плевок густой слюной осел на спине людоволка. Мик направился к юному чародею, на ходу лишь поглаживая свежие царапины.

Рун страстно, до последнего желал провалиться в блаженное забытье, но даже забытье боялось приближаться к нему, когда рядом маячил этот головорез.

Мик остановился лишь на мгновение. Зябко поёжился, повёл плечами — разбойника тотчас же охватил яркий свет. Раны, одна за другой, зарубцевались, оставив после себя едва различимые шрамы.

Рун опешил. Маг? Этот чурбан, головорез и убийца — чародей? Такого попросту не могло быть!

Отрицание лилось на чародея из самой глубины души.

Кто угодно, вновь вторил Руну здравый смысл. Кто угодно, но только не он.

Мик красовался. Парень понял это по его неспешности, лёгкости и лишённых хоть капли настороженности взглядов, что он бросал на чародея. Ему нравилась власть — не над бессильными, наоборот. Способные сопротивляться лишь распаляли внутренний огонь головореза. Руну сейчас казалось, что он читал разбойника перед собой, словно раскрытую книгу.

Убьёт, подумал Последний из Двадцати, когда из плохо скроенных ножен вынырнул бандитский нож. Но Мик, следом за ним, вытащил верёвку…

Глава десятая, На ножах

Довольство, переполнявшее головореза не скрывала даже ночь. Будто бесчувственную тушу, он швырнул свою ношу наземь. У Руна от удара о землю перехватило дыхание. Вновь открылись едва затянувшиеся раны — парень чуял, как кровь стекает с рубахи по всему телу.

Страшно хотелось вымыться и пить. Верёвки туго стягивали руки и ноги — в завязывании узлов Мик был едва ли не усерден, чем в убийствах.

Рядом лежала Читль — всё ещё без чувств. На виранку головорез решил изодрать собственную рубаху — вот уж от кого, а от него Рун никак не ожидал подобного благородства. Что и говорить, пожал плечами внутри него Мяхар, иногда разбойники умеют удивлять. Или ты не знал?

Парень знал. Понять бы ещё только, из какого огня, да в какое полымя он прыгнул.

— Удивлён, ар-ро? — как-то обыденно и как будто невзначай, не оборачиваясь, спросил Мик. Ярость и злоба, в коих чародей видел разбойника до того, сменились холодным взрослым спокойством. Если кто и был сейчас сама рассудительность, так это собрат по большой дороге старого Мяхара.

— Зачем ты меня спас? — Рун ответил вопросом на вопрос. Великан, наконец обернулся, уставив руки в бока. Полный презрения взгляд сменился громогласной насмешкой.

— Один раз сопляк всегда сопляк, — разбойник в три гигантских шага оказался рядом с Руном. Проворно припал на колено, шеи юного чародея тут же коснулась холодная сталь клинка. Руну показалось, что у него зашевелились волосы на голове. Мик дыхнул ему кислотой нечистого дыхания в ухо.

— Если ты правда уверен, что я спас твою шкуру, то я удивлён, почему ты ещё жив, ар-ро.

Он толкнул чародея ладонью в лоб, повалил его наземь. Шишки неприятно кололи спину, вновь заныла рана.

— Сверчки, паучки, осы. Травка-муравка. Ар-ро, мажонок, что ещё осталось у тебя в арсенале? — головорез заметил, как прищурился парень, ухмыльнулся. — Я видел, как ты бился с этой образиной. Уверен, что "могучая двадцатка" там, в объятиях бледных была бы просто счастлива видеть, во что они выродились.