Сабля, птица и девица (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович (лучшие книги без регистрации TXT, FB2) 📗

— Да вот так, — вздохнул Ибрагим и подумал, что если не берут, то можно расслабиться и пожаловаться на жизнь, — Все верно. Из-за этой Оксаны старшие жены вусмерть перессорились, а вслед за ними и остальные бабы. Одним она что-то полезное колдует, травы какие-то варит, зубы заговаривает и все такое. Другие и сами ведьмиными услугами брезгуют, и со всего гарема того же требуют. Ее только к малым детям не подпускают и к хану. Боятся. Православному, чтобы развестись, надо чуть ли не патриарху челом бить. А правоверному пару слов сказать и ненужную жену за ворота выставить. За полгода все бабы пересобачились настолько, что хан в новом дворце пару недель не появлялся. В старый дворец переехал со всеми делами, со всеми бумагами и даже казну забрал. Хорошо еще, что Сахиб-Герай не домосед, а то бы еще по весне так вышло. За полгода от силы пару месяцев в столице был.

— Ты бы взял ее и продал занедорого.

— Я бы продал… — Ибрагим тяжело вздохнул.

— Но боишься, что тебя те бабы съедят, которым она нужна, — усмехнулся Вольф.

Понятно, что положение Ибрагима не такое уж безнадежное. Но перехитрить баб в бабьем царстве у него не хватало ума, потому что тут нужен такой специфический ум, который у редкого мужчины бывает. Чтобы принять суровое мужское решение, не хватало того, что делает мужчину мужчиной. А чтобы всех по-хорошему помирить, нужно большое доброе сердце, но евнухи смотрят на женщин как лисица из басни на виноград. Но, когда в деле ведьма, то может не сработать ни первое, ни второе, ни третье. Первейшее свойство ведьм — крутить мужчинами. Легче всего недостаточно мужественными мужчинами, но и эпические герои, бывает, на ведьмины хитрости попадались.

— Горе мне, горе! — Ибрагим поднял глаза к небу, — Зачем ты послал мне это несчастье, о Великодушный и Милосердный!

— Так отпустил бы, и пусть бежит, куда глаза глядят, — продолжил Вольф, — Тебя сильно накажут, если ведьма сбежит?

— Предлагал, — вздохнул Ибрагим, — Отказывается.

— Прямо отказывается? — удивился Ласка.

— Куда отсюда русской девице одной бежать? За околицей змей с собачьей головой ходит. Мимо змея пройдешь, так дальше пастухи, за ними Перекоп, за ним Дикое Поле. Не пройти и не проехать. Морем еще хуже. Как одна девица без мужчины на корабль сядет?

— Легко, — сказал Вольф, — Надо ей покупателей заморских найти. Красивых и богатых. Чтобы сразу с базара в Чембало, на борт и поминай, как звали. В гареме скажешь, что только что тут была. Пару дней баб подурачишь, потом розыски начнутся. Спишешь, что ведьма, что сбежала. А что не видел никто, так ищите у змея с собачьей головой в брюхе. И все, что тебе за нее дадут, себе в мошну положишь, а не в казну, которая у тебя под отчет.

— Слушай, немец, ты думаешь, мне самому это в голову не пришло? Почему я вам так легко ее показываю? Как раз потому, что вы заморские.

— И не первые.

— Даже не вторые. С месяц назад венецианец приценивался. Не приглянулся. Оксана ему говорит, ведьма, мол, я, сглаз и порчу навожу. Он перекрестился и ушел.

— Десять хасене, — сказал Вольф.

Наступила пауза.

— Восемьдесят, — выдохнул Ибрагим.

Вот теперь начался торг. Но не базарный, со скороговоркой, размахиванием руками, очернением товара и призыванием в свидетели прохожих и Аллаха, а аргументированный, с неспешными глотками чая из пиалы и просчитыванием других вариантов сделки.

— Тридцать хасене? По рукам? — выдохнул Ибрагим.

— Двадцать восемь — последняя цена, — сказал Вольф.

— Двадцать девять, — ответил Ибрагим, — И то из большого-большого уважения.

— Без ножа режешь. Двадцать девять.

Денег оставалось маловато, но приемлемо. Одолжить лошадей до Чембало, да нежадному корабельщику за перевоз заплатить. Правда, в Истанбуле, как в центре мира, можно продать все, что угодно. Хоть московскую шубу.

— Боязно мне, — сказал Ласка по-немецки, — Нутром чую, что-то пойдет не так.

— Я предупреждал, — ответил Вольф, — Ведьма, она ведьма и есть. Решай сейчас, может, другую девицу купим? Крым большой.

— Не в ведьме дело. Он же попросит деньги отдать как честные покупатели, а потом забрать девицу и бежать как воры.

— Снявши голову, по волосам не плачут. Султан сказал из гарема, гарем один, девица на продажу одна. Можем через стену прыгнуть, другую украсть.

— Нет. Решили, что воровать больше не будем.

— Вернемся в Истанбул, заработаем как-нибудь недостающее, выкупим саблю. И напрямую к Чорторыльскому.

— Меня в Риме брат названный ждет, а во Франции сводный. В Вене батин друг Нидерклаузиц за доклад про коня двадцать золотых авансом дал. Как я потом им в глаза погляжу?

— Никак. Забудь, возвращайся домой короткой дорогой и никому не говори. Не будешь ты никогда ни в Риме, ни в Париже, им в глаза не посмотришь. Впрочем, если нет желания зад об седло протирать, то мы же на Черном море. Путникам без груза несложно будет на кораблях подняться по Дунаю до самой Вены. Доложишь Нидерклаузицу, а от Вены обратную дорогу мы знаем.

— Нет.

— Тогда соглашаемся, платим за ведьму как честные люди и увозим ее как воры?

— Да.

— По рукам, — сказали Ласка и Вольф Ибрагиму уже по-русски.

— Когда забираете?

— Да хоть завтра, — сказал Ласка.

— Прямо Киевом родным повеяло, — вздохнул Ибрагим, — Отвык я от русского завтра. Сплошное иншалла вокруг.

— Сегодня купим коня и сгоняем в Инкерман, договоримся насчет корабля. Завтра утром обратно. Даст Бог, послезавтра заберем девицу, ночуем в Инкермане и следующим утром отчаливаем, — сказал Вольф.

— Торопливый вы народ, немцы, — покачал головой Ибрагим, — Говорили мне люди, что у вашего брата завтра значит на следующий день, да я не верил.

27. Глава. Никогда такого не было и вот опять

— Я тут подумал, — сказал Ласка по пути обратно, — Если девицу мы покупаем, то на что я выкуплю саблю. Мне показалось, или у тебя есть какая-то идея насчет заработать в Истанбуле?

— Да идея очевидная с самого начала. Просто мы торопились, а денег хватало. На обратную дорогу по Европе мы с тобой по конским ярмаркам легко насобираем.

— Как?

— Выйдем с утра на конский рынок с табличкой «Поможем купить коня». Ты бы помог честному человеку купить коня, с твоим-то умением говорить по-лошадиному?

— Помог бы.

— Можем для начала хоть здесь на конском рынке встать.

— В Крыму на конском рынке? Татары на смех поднимут. Они лошадей лучше меня знают.

— А греки?

— Много ли тут греков коней покупают. Тут город, знаешь, не Вена и не Рим. Пешком насквозь пройдешь и не заметишь. Тут и ярмарки конской нет, а хочешь купить коня — сходи к знакомому татарину, да плов покушай с ним, да чаю попей. С посторонним советчиком ходить — даже и не знаю. Побить не побьют, но обиду затаят.

— Беда. Тогда давай ограбим кого-нибудь. Все равно же бежать будем как воры.

— Воровать грех. Сам же говорил, что у нас с тобой на кражу удачи не будет.

— Я один пойду. Проверить хочу, у нас с тобой вдвоем удачи на воровство нет, или у меня у одного теперь тоже. Если что, ты не со мной. Деньги у тебя есть, с Ибрагимом рассчитаешься, Оксану заберешь, обратную дорогу знаешь.

— Вот у тебя прямо руки чешутся. Не подождать?

— До пока мы к Чорторыльскому вернемся? Не подождать.

— Мы же на конских рынках заработаем.

— Меня не деньги волнуют, а моя воровская удача. Поэтому Оксана отдельно, мое дело отдельно. Ты найди коня и скачи в Чембало договариваться насчет корабля. Чтобы тебя этой ночью даже рядом не было. А я кого-нибудь просто на пробу ограблю. Богатого. Не последнее заберу, по миру с протянутой рукой не пойдет.

— В Чембало? Ты же сказал Ибрагиму, в Инкерман.

— Поэтому скачи в Чембало. Не доверяю я ему.

— Слушай, Вольф, кого ты тут хочешь ограбить? Ты ведь татар грабить не умеешь. Не знаешь, как у них дома устроены, где они серебро прячут.

— Я мечеть ограблю. Там ночью точно никого нет.