Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
Тут наконец Шуорд понял, что выглядит комедиантом. И замолчал. Глазки его метнули молнии. Он готов был тотчас зарубить Нила: плевать ему на наказание! Но опасался, что из-за застилающей глаза ярости случайно заденет одну из девушек, лианами обвившихся вокруг великана. Они-то понимали, что ему угрожает, и хотели по-своему защитить. Это было трогательно. Но не для Шуорда.
Десятник бросил в ножны один из клинков, схватил за плечо ближайшую из трех и дернул к себе. Девушка завизжала.
Добродушное лицо Нила вмиг стало безумной маской. Его длинная рука сцапала лодыжку Шуорда, и десятник снова оказался в воздухе. Взмахнув им, как палицей, гигант во второй раз зашвырнул мечника в злополучный куст.
Но на сей раз северянин к девушкам не вернулся. Похлопав себя по бедру и обнаружив, что меча при нем нет, Нил на глазах у изумленных солдат выворотил из земли небольшое деревце, обломил тонкую верхушку, и в руках его оказалась дубина в десять локтей длиной, с тяжелым, облепленным землей комлем, из которого, как клыки, торчали белые обломки корней. Уперши ее в землю, наклонив голову, он ждал, пока десятник выдерется из куста и, окровавленный, ослепший от ярости, бросится на него…
Тяжелый ствол в два с лишком роста длиной смел Шуорда вместе с его гневом и саблями, как палка мальчишки сшибает дрянной гриб. Десятник перелетел через поляну (третий его полет всего лишь за четверть часа) и покатился по траве. Сабли он не выпустил и почти не пострадал. Палица скорее толкнула его, чем ударила. И не усмирила. Он бросился снова, увернулся от комля, нырнул вперед… Он уже чувствовал своим клинком живот великана, когда второй конец дубины, которую Нил держал посередине и перевернул в руке, подсек ноги Шуорда. Мечник извернулся в воздухе, как дикая кошка, и упал на четвереньки. Сабля по-прежнему была в его правой руке. Но Нил толчком свалил его на спину и придавил толстым концом ствола к земле.
Мечник барахтался, как перевернутая черепаха. Он сек мечом основание ствола, но ему было не замахнуться как следует, и из-под клинка летели только ошметки коры.
Постепенно удары Шуорда стали слабеть, он не мог даже крикнуть: попробуй крикни, когда в живот тебе упирается целое дерево, на которое к тому навалился сверху мужик в три тебя весом!
Нил мог бы раздавить десятника так просто, как посох давит змею. Но зачем ему? Когда конечности Шуорда перестали трепыхаться, великан снял с него комель, аккуратно прислонил палицу к дереву, взял бурдюк и стал пить прямо из горлышка.
За сим его и застал Сихон, приведенный встревоженным соглядатаем.
Углядев распластанного на земле Шуорда, Начальник Внешней Стражи подошел к десятнику и тронул его ногой.
Шуорд застонал, глаза его открылись, и он что-то прошептал. Сихон еще раз тронул десятника ногой, и тот жалобно скривился: должно быть, Нил все же сломал ему пару ребер.
– Твоя работа? – сурово спросил Сихон великана, утирающего подбородок краем куртки.
– Моя, – признался Нил. – Не ругайся, командир. Мозгляк сам налетел на меня. Если б я его не вздул, он, пожалуй, попортил бы мою шкуру, хоть она у меня и крепкая!
Тут все воины разом закричали, и Сихону с трудом удалось их унять.
– С тобой все в порядке, парень! – успокоил он Нила, оценив ситуацию. – Я не сержусь! (Еще как не сержусь, парень! Ты лихо стряхнул с него спесь!)
– Ну, так я… пошел? – спросил Нил, поглядывая на девушек.
Сихон кивнул.
– Эй, ты и ты! Несите его к лекарю! Да поаккуратней! – добавил Начальник Стражи, заметив, как грубо схватили воины бедного Шуорда.
Но лекарь уже пришел сам. Большой, толстый, с писклявым голосом и жирными щеками. Мягкими умелыми ладонями он ощупал десятника и похлопал его по исцарапанной щеке, вытащив предварительно из нее иглы.
– Мог бы и сам прийти! – сказал ему лекарь. – Косточки целы. – И Сихону: – Пусть поваляется денек в тени, а потом – за работу! Знаю вас, медномудых (это – солдатам). Как в седло – так задница болит. А как девок щупать…
– Завидуешь, слизень? – прошипел, морщась от боли, Шуорд.
Лекарь взял его за подбородок.
– Утром, – сказал он своим тонким противным голоском, – ты, ублюдок, придешь ко мне. Припарки сделаю.
Нил посадил на шею одну из девушек, подхватил двух других под мышки и трусцой покинул поляну. Девушки радостно повизгивали. Воины с уважением поглядели вслед.
– Крутой парнишка! – сказал рослый рыжий солдат с поломанным носом.
– Ты тоже красивый! – прижалась к воину его подружка.
Она не преувеличивала, если за эталон брала Нила.
Воины разбредались по роще. Кто – с подружкой. Кто – с дружком. Кто – просто поспать на теплой, мягкой от опавших листьев земле.
Владение погружалось в сон. Но хозяйка его не спала. С масляной лампой в одной руке и небольшим ящичком – в другой тихо поднималась Нассини по спиральной лестнице.
Вот она достигла верхней площадки и бесшумно приподняла входной люк…
Снаружи желтая луна уже почти обежала небо. Иглы созвездий горели в глубокой небесной черноте, как загадочные письмена. Но с запада навстречу им уже двигалась тьма. Тучи, пожиратели звезд, наплывали на высокое небо Конга.
«Должно быть, пойдет дождь!» – подумал Сихон, плотнее заворачиваясь в плащ. Листья шуршали над ним вечную колыбельную песню.
Синеватый серебряный свет падал на неподвижное лицо Этайи, пульсировал, оживал в нем, как оживает луч в драгоценном камне, гладил смеженные перламутровые веки, шевелил пушистые волосы, смешивался с бледным сиянием, исходящим от дивного тела фьёль, плавал и волновался над ней, будто был он дымом, а не лунным светом.
Чудесны грезы фьёль. Не сон – танец напоминают они. Удивительный и прекрасный полет живого в мертвом лунном сиянии над спящим грузным, усталым телом Тверди.
Воздуху и свету принадлежат фьёль. Так говорят они сами: воздуху и свету. Но боль земли – их боль. Вот странность для существ, безразличных к любой боли, своей ли, человеческой ли, – если то не боль души.
Ласкает серебряный свет луны спящее тело Этайи. Нежит его в подобной не раскрывшемуся цветку, потерявшейся между кровлями Дворца башенке. А бесплотная и невесомая душа ее кружит над поющими вершинами Золотого леса.
Не смешивается голос фьёль с чистыми голосами. Одинока душа Этайи. Одинока стеной Отражающего Заклятья, что одно лишь дает ей силу странствовать вдали от родины. Но сама земля фьёльнов открыта для Этайи. Она слышит медленные вздохи Заповедных гор. Ловит их мощное движение: можно его удержать ненадолго, как умеют маги. Удержать – не остановить. Как можно удержать Время, которое сами боги людей не властны повернуть к истоку.
Этайа слышит небо. Слышит она и тех, кого люди зовут богами. Слышит и Того, Кто выше богов. Так мы, люди, слышим дыхание ветра: не видя, не понимая слов его песни… Обычно не понимая…
А для фьёль горы едины. Молодыми и старыми видит она их. В тверди, в камне прошлое и будущее живут рядом, как в образах полированной яшмы. Вот огненная река меж утесов. И крылатые чудесные существа над ней. А разрежь правее – только источник маленький между розовых теснин. И крылатых еще нет – лишь загадочные точки. Возьми левее – иссохла река. А крылатых поглотил Паук, черный, страшный. Все это вместе, в одном камне, что умещается на ладони ребенка. И в каждой картине – век. И век веков – на одной ширине пальца. Каменная река. Так фьёлны видят Будущее. И Прошлое видят они так. Каменная река.
Но сами они – всегда в Настоящем. И потому так жестока печаль Этайи. Потому сродни лунному свету Моны песня ее над Золотым лесом.
Слышит ее Лес – не поможет. Такова воля самой Этайи. Такова воля народа Фьёльн. Недолго осталось.
