Валькирия - Семенова Мария Васильевна (читаем книги онлайн txt) 📗

Благо всякому, кто со светлой совестью опускает ложку в котёл: ем – своё! Сам посеял и вырастил, сам добыл, в море выловил, из лесу принёс. Не дарёное, никто по милости за стол не сажал. Я уж сказывала, старейшине Тре-Iтьяку была прямая корысть кормить чуть не сто прожорливых молодцов. Каждый череп, что скалил с забрала белые зубы, прятался раньше в крепкий шелом. Каждый принадлежал воину. И все эти воины могли бы в погожий денёк втащить свои корабли на берег возле сельца. Жаль – не видал дядька Ждан тех черепов. Ну да, может, братья поведали.

Всю зиму с весной я ела хлеб, которого не заслужила. Не пасши коров – пихала за щеку сыр. Не кормив поросёнка – резала сало. Совесть знала безлепие, но я её утешала: как только нас опояшут, вздымем на кораблях пёстрые паруса, пойдём измерять широкое Нево, доискивать новых даней для князя, себе – справы, чести – вождю... Кто не видел вражеской крови, не воин, полвоина, надо же испытать, на что мы годны. Да и лето шло к середине... Так я думала. В жизни выходило инако. Не мне, глупой, было отгадывать, что там на уме у вождя.

Корабли сползали с берега в воду, но далече не отбегали. Самое дальнее до реки Сувяр. Больше кружились в виду крепости, то на вёслах, то под парусами. Учение длилось. Вчерашние отроки, привыкшие к легким маленьким лодкам, возвращались побитые качкой, с опухшими намученными руками. Даже Блуд, служивший князю Вадиму, сознался мне как-то, что До сих пор не видал близко моря и настоящей морской лодьи. От весла у него трещали все кости, он очень боялся, не заболел бы снова живот, но вслух об этом не говорил. Он ходил на корабле воеводы, и тот жалел парня, заказывал ему впрягаться в полную силу. Однако Блуду хватало. Возвращаясь на берег, он стаскивал полинялую, прополосканную ветром рубашку и молча падал в траву, а я садилась верхом и пальцами мяла его от поясницы до плеч, как выучил Хаген.

Зубастые кмети смеялись над нами, глумливо просились в ученики, замышляли показывать ещё другие приёмы – на моей, понятно, спине. Бедный Блуд! Я и дома знала таких, что с трудом выкарабкивались из страшной болезни... но прежнее весёлое пламя в них никогда уже не воскресало. Я помнила троюродного брата Яруна. Мальчишку зло порвала рысь, раны кое-как зажили на молодом теле, но с тех пор он целыми днями молча сидел у огня или на солнышке... что-нибудь плёл из соломы или совсем ничего не делал, а когда звали есть, шёл медленно, по-стариковски... Гордый Блуд однажды даже сказал вождю:

– Поторопился ты посадить меня с воинами. Варяг, несший весло, остановился и внимательно посмотрел на его дрожавшие губы.

– А ты уверен, – спросил он неожиданно, – что это и есть самое главное, грести лучше других?

Он не замечал меня, словно меня там и не было. А что ему меня замечать. Побратим, озадаченный такими словами, впервые не смог тут же выдумать что-нибудь колкое и смешное в ответ и заметался, а я рассудила: самое главное, это... такое, про что невозможно сказать, зачем нужно. Ни для чего, само для себя, а и не обойдёшься.

– Зачем воину мужество, новогородец? – спросил вождь.

Блуд совсем растерялся. Я не привыкла видеть его растерянным. Действительно, все знают, что нужно. А вот почему? Но нельзя же сказать, мол, не знаю, зачем воину мужество. Засмеют, сраму не оберёшься. Блуд выговорил:

– Для... победы, для славы...

– А слава?

Вождь улыбался. Бедный парень раскрыл рот и закрыл. Потом он сознался мне: мигом припомнилось Посвящение и загадки, которые тогда загадывал воевода. Совсем беда, коли пришлось бы на этакую напороться... Варяг не стал его мучить, ответил сам:

– Чтобы женщина тебя, бестолкового, полюбила. И как-то так усмехнулся углом рта, что я сразу подумала: вот почему ещё идут за ним люди. Он и тут знал что-то такое, что мне откроется, может, только под старость.

Меня в море не брали.

Каждый вновь посвящённый уже привыкал к своему месту на корабле, и я, тугодумная, наконец поняла, что обо мне не просто забыли. В самом деле, воевода не забывал ничего. И никого. Если бы он вдруг сказал мне: готовься! поход боевой завтра! – я не спала бы ночь, думая о жестоких врагах, о собственной трусости, о тяжёлом весле и о том, надо ли так упорно лезть, куда меня не пускают... Но позволять, чтобы вновь обнесли из-за косы на затылке?.. До каких же пор буду брать с бою всё, что другим давалось в подарок?

Сперва я хотела идти со своей бедой к Славомиру. Опамятовалась. Вспомнила, как он темнел и ожесточался лицом, когда парни затевали со мной шуточную перебранку. Нет уж. Да и при чём тут Славомир. Я собралась с духом и пошла прямо к вождю.

До сих пор вождь ни разу не гневался на меня по-настоящему. Однажды я видела его ярость со стороны и знала, что не решусь больше восстать, как зимой или ныне, при Посвящении. Глупая щенячья отвага два раза меня выручала. Больше не выручит.

Я выбрала время, когда он расседлал серебряного Мараха и чистил его после скачки по берегу. Мне показалось, он был доволен конём. Глядишь, и ко мне вдруг окажет себя немного добрей.

Он посмотрел на меня, как обычно, без всякого выражения.

– Девка глупая... – сказал негромко. – Того ли тебе надобно?

Он видел меня насквозь и, конечно, был прав, под стрелами недосуг отказываться и плакать, проситься домой... .

– Будешь ходить на моём корабле, – приговорил он наконец. – Дело найдёшь, но у весла чтобы я тебя не видал.

Я успела уже понять, что в его глазах соколиное знамя прибавило мне не много достоинства. Я почувствовала, что краснею... Я выговорила:

– Я умею грести...

Воевода молвил спокойно:

– Пока меня здесь ещё слушаются, грести ты не будешь. А не любо, так я никого силком не держу.

Мне потребовалось усилие, чтобы сказать не слишком поспешно:

– Любо, вождь...

– Дитятко, – улыбнулся мой наставник, когда я пришла к нему за советом. – А ведаешь ли, где Бренн добыл своё прозвище?..

Этого мы с Блудом не знали, и я наморщила лоб: в самом деле, я нарекла бы Мстивоя... Строгим. Может быть, ещё Гордым. Но Ломаным? Того ради, что жизнь нелёгкую видел?..

– Однажды, – поведал нам Хаген, – ему перебило ноги веслом в бою, когда сталкивались корабли.