Подземный левиафан - Блэйлок Джеймс (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Первым, что он заметил после этого, был серый свет, пробивающийся с улицы сквозь щель между занавесками оконца ванной. Так вот на что был направлен заговор — у него пытались отнять время. И преуспели. Вид останков тюбика в раковине приносил мало облегчения. Он не умел держать себя в руках — вот в чем штука. Психиатры были правы от начала до конца. Доставая из раковины побежденный тюбик и смывая с рук зубную пасту, Уильям взвешивал все за и против того, чтобы прикрепить его к стене кнопкой в качестве трофея в необъявленной войне. Но Эдварду это не понравится — он начнет закатывать глаза. Ничего он этим не добьется. Какие бы иррациональные силы ни вселялись в неодушевленные предметы, сейчас они ушли. Уильям явственно это чувствовал. Он торопливо оделся, набил на кухне бумажный пакет едой и выскользнул через черный ход на задний двор, по пути к сараю-лабиринту выбросив останки тюбика в заросли плюща у забора. Пройдя в отделение с аквариумами, он проверил и приоткрыл вторую дверь, которую снаружи можно было заметить, только остановившись в пяти или шести ярдах от заднего забора, а с большей части двора вообще не было видно. Сразу за этой дверью стоял старый широкий пень около двух футов высотой, расположенный с таким расчетом, чтобы, выскочив в случае опасности через вторую дверь из сарая и встав на пень, Уильям смог бы легко перебраться через забор во двор соседнего брошенного дома. Оттуда в случае продолжения погони он мог без особого труда выбраться на улицу к ближайшему канализационному люку, за которым лежала свобода.
Прокручивая в голове план бегства, он раскурил трубку и поставил на плитку кофейник. Дожидаясь, пока кофе остынет, он жевал вчерашний пончик с глазурью и курил, размышляя по поводу открытия Т. Г. Иеронимуса, а именно созданной им машины Иеронимуса, высмеянной недальновидными представителями официальной науки. Но камень, отвергнутый строителями, думал Уильям, был краеугольным. В этом утверждении заключалась глубочайшая истина. А машина была толковой и даже более того — если подходить к ней без предубеждения. Взять тех же френологов, столь долго служивших предметом издевательств для психиатров при рассуждении на темы психиатрии век назад и вдруг одним махом получивших невиданную поддержку после открытий Джонса и Буссака, которые прочно ввели в повседневный лексикон своего «человека прибрежного неловкого». Три следующих часа Уильям усиленно ломал голову, пытаясь придумать способ связи, хотя бы теоретически, между машиной Иеронимуса и приводом Дина.
Он набросал в общих чертах сечения слегка модифицированной коробки Иеронимуса с укрепленным на ее вершине металлическим диском с электросхемой внутри. Коробка, по мнению Иеронимуса, заработает даже в том случае, если схема внутри диска будет просто нарисована. Суть сводилась к проецированию, а вовсе не к электричеству. Человек должен был тереть диск по кругу и по возникающему сопротивлению судить о состоянии своего здоровья. Дальше этого Иеронимус не пошел. В своем роде он был пуристом, зашоренным сторонником точных приборов и определений, невероятно аккуратным, но лишенным зачатков воображения, чувства мистического. Дополнив машину Иеронимуса мандалой, желательно изготовленной из меди, возможно было получить устройство, отчасти напоминающее символические «вечные двигатели» типа молельных индийских колес.
Если такой аппарат можно создать и найдется способ соединить его с приводом Дина, преобразующим вращательное движение в поступательное, то их батисфера сможет плыть под водой. Энергию, необходимую для работы, машина будет получать фактически из ничего. По сути дела, не было причин сомневаться в том, что чудесное устройство сможет также вырабатывать из морской воды кислород, одновременно действуя как оксигенератор и преобразуя атомы водорода в топливо, — так сказать, вечный двигатель с двойной функцией. Мысленно Уильям уже представлял себе основные его черты. Подобный двигатель был вполне реален. Ему не хватает только одного — получить консультацию у Гила Пича! Эх, если бы Эдвард не потерял Ашблесса в канализации…
Машина Иеронимуса может стать ядром отличного рассказа, гораздо более обоснованного, чем «релятивистский», по крайней мере с научной точки зрения. Этот рассказ с руками оторвут в любом журнале. Машина Иеронимуса приведет в движение звездолет — в таком случае ее лучше будет укрепить на корпусе снаружи, с тем, чтобы полнее использовать энергию солнечных лучей. Он уже видит астронавта, седого и бородатого после многовековых странствий на световой скорости меж неизведанных галактик, и истончившийся от неустанного трения диск, от коего в пространство разлетаются волшебные искры. Устройство можно бы снабдить могучим языком, приводимым в движение храповиком, после чего оно заговорит, застонет, снова и снова взывая со своими неумолимыми вопросами к звездным далям. Уильям очень явственно представлял себе это. Иллюстрации к его рассказу впитают в себя смесь мистицизма и науки — мчащийся по небу с булавочными проколами звезд корабль с ротором, приводимым во вращение машиной Иеронимуса, чем-то схожей с вращающимися со всех сторон созвездиями. Тут же и Господь Бог — а почему бы и нет? — выглядывает из-за облаков, приложив ладони рупором ко рту и выкрикивает кристально-ясные ответы на неумолимые вопросы.
Усилием воли Уильям заставил себя вернуться к чертежам. Если Земля в ближайшую неделю не развалится на части, потом у него найдется достаточно времени для литературных услад. Сейчас не музы, а машина была первой необходимостью. Уильям поднял голову и принялся рассматривать мышей, суетящихся в клетке прямо перед ним, потом повернулся к выводку, который с самого начала соседствовал с аксолотлем. Обрывки распашонки сохранились только на одной из мышей. Но в конце концов это была не их вина, а его. Не стоило ожидать, что зачатки цивилизации привьются грызунам за один день. С ними нужно было работать.
«Насколько мала может быть такая машина?» — внезапно подумал он. Если совместить идеи антигравитации Гила с принципами устройства Иеронимуса, то, снабдив ею, скажем, мышь, вероятно, можно получить очень интересные результаты. Такова уж природа науки — одна идея цепляется за другую, и их цепочка уходит в бесконечность; эти связи обязательно будут рваться, но бестрепетные пионеры, топающие в своих жестяных башмаках к восходящему солнцу, всякий раз будут их выковывать заново.
Дверь сарая открылась, и в нее заглянул Джим.
— Почему ты не в школе? — спросил сына Уильям, бросая взгляд на часы.
— Сегодня суббота. — Уильям кивнул.
— Да, верно. А где дядя Эдвард — все еще спит?
— Нет, — отозвался Джим, — поехал в Гавиоту вместе с профессором Лазарелом — они собираются поработать с батисферой.
— Напрасная трата времени. Без Гила все равно ничего не получится. Боюсь, Джим, твой друг здесь — решающий фактор.
Джим кивнул. По всему так и выходило. После погони за грузовичком мороженщика дядя Эдвард мучился — ему не давала покоя какая-то важная мысль, которую он никак не мог ухватить за хвост. Все это время он не находил себе места.
Уильям тоже ощущал нечто подобное, ему не давало покоя нечто, связанное с исчезновением Ашблесса в канализационном подземелье, причем Эдвард каким-то боком тоже был в этом замешан. Он принялся шаг за шагом вспоминать события их последней операции, похищения Гила. Представил себе объемистый зад профессора Лазарела, выбирающегося через люк на дневной свет, и отчетливо услышал крики удивленных детишек. Уильям хорошо помнил выражение лица Эдварда, когда он откинул ковер и перед ними предстал подвал с круглым бассейном посередине, помнил их поспешное бегство обратно в подземелье от улюлюкающей за окнами толпы: уходящая в бесконечность темнота тоннеля, три железные скобы в бетонной стене под опускной дверью — три точно такие же скобы на противоположной стороне тоннеля, под другой, второй опускной дверью. Уильям потрясенно замер и несколько секунд сидел без движения, не в силах думать из страха перед тем, что возникшая у него столь внезапно уверенность может так же внезапно исчезнуть. Но все осталось на своих местах. Вот оно — то самое, что не давало покоя и Эдварду, — вторая дверь в противоположной стене тоннеля, о которой они в пылу бегства просто забыли. Эта дверь объясняла таинственное исчезновение Ашблесса. Теперь сомнений в этом не было. И если только Уильям не совсем выжил из ума, эта дверь объясняла и многое другое.
