Нож сновидений - Джордан Роберт (версия книг .TXT) 📗
– Кроме этой дивной кобылки породы «лезвие» у меня на продажу только мерины, милорд, – откликнулся Фирним, выделив слово «лезвие». Повернувшись к рядам стойл, он крикнул. – Адела! Приведи того здорового гнедого, что мы продаем!
Из глубины конюшни выскочила худая прыщавая девица в жилетке и бриджах и бросилась исполнять приказание. Сначала Адела привела гнедого, потом, по требованию Фирнима, серого в яблоках, после чего за веревочные поводья вывела обоих на свет. Это было сделано по просьбе Мэта. Оба мерина отличались неплохой статью, но гнедой оказался слишком крупным, выше семнадцати ладоней в холке, а серый в яблоках постоянно прижимал уши к голове и пару раз попытался укусить Аделу за руку. Девушка умело управлялась с животными и легко уворачивалась от злобных нападок мерина. Мэт без всяких сожалений отверг бы обоих, даже если бы заранее не нацелился на «лезвие».
Появился тощий серый полосатый котяра – этакая скальная кошка в миниатюре, уселся у ног Фирнима и принялся вылизывать окровавленную ранку на плече.
– Крысы что-то в этом году разбушевались, прямо даже не припомню, когда было такое, – пояснил хозяин конюшни, хмуро посмотрев на кота. – И их становится все больше. Я уже подумываю, купить еще одного кота, а то и двоих. – Он вернулся к исходной теме. – Не соизволит ли милорд взглянуть на жемчужину моей конюшни, раз остальные не подходят?
– Пожалуй, я все-таки взгляну на пегую, мастер Фирним, – с сомнением протянул Мэт. – Но о десяти кронах не может быть и речи.
– Причем золотом, – добавил Фирним. – Хурд, приведи сюда «лезвие» для милорда. – Он снова подчеркнул название породы. Да уж, заставить его сбавить цену – задачка не из легких. Разве что поможет тот факт, что Мэт та’верен. Хотя его удача никогда не помогала в таких прямолинейных вещах, как торг.
Хурд оказался тем, кто менял солому в стойле «лезвия»: на голове у мужчины осталась лишь парочка седых волос, а во рту наблюдалось полное отсутствие зубов. Последний факт становился очевидным, когда Хурд улыбался, что он, собственно, и делал, выводя кобылу на свет. Ему явно нравилось это животное. Еще бы.
Шла кобыла ровно, но Мэт все равно тщательно ее осмотрел. Зубы подтвердили, что насчет возраста Фирним оказался честен, – только дурак станет врать про возраст лошади, разве что покупатель сам окажется дураком. Но, как ни странно, большая часть торгашей сейчас придерживается именно такого мнения. Лошадь повела ушами, когда Мэт погладил ее по носу, проверяя глаза. Они оказались чистыми и ясными, без намека на мутные выделения. Мэт ощупал ее ноги и не нашел ни воспалений, ни опухолей. Нигде не было ни намека на ссадину, болячку или лишай. Мэт мог спокойно просунуть кулак в промежуток между грудной клеткой кобылы и ее локтевым суставом, – у нее, несомненно, размашистый ход, – но втиснуть ладонь между ее последним ребром и бедром было сложно. Она вынослива, и большая скорость вряд ли повредит ее сухожилиям.
– Милорд, я смотрю, вы знаток.
– Вот именно, мастер Фирним. Десять золотых крон – это слишком, особенно за пегую. Знаете, говорят, они приносят несчастье. Не могу сказать, что я в это верю. Иначе я даже не стал бы предлагать свою цену.
– Несчастье? Ничего такого не слыхал, милорд. И какова ваша цена?
– За десять золотых я куплю себе чистокровного тайренца. Не самого лучшего, но все-таки тайренца. Я дам за нее десять крон. Серебром.
Фирним запрокинул голову и вызывающе громко расхохотался. Отсмеявшись, он посерьезнел, и они продолжили торговаться. В итоге Мэт вручил ему пять крон и четыре марки золотом и еще три кроны серебром. Все монеты были отчеканены в Эбу Даре. В сундуке под кроватью у него имелись монеты из разных стран, но с иностранной валютой всегда много мороки, потому что надо искать банкира или обменщика, чтобы взвесить и высчитать, сколько же она стоит по-местному. А Мэт не только не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, но и понимал, что в таком случае ему придется заплатить больше, а то и все требуемые десять золотых крон. Курсы у обменщиков всегда не в пользу клиента. Мэт не предполагал, что ему удастся сбить цену настолько, но, судя по довольной физиономии Фирнима, тот не ожидал получить так много. Самый замечательный конец торга – когда обе стороны считают, что заключили выгодную сделку. Как-никак день начался отлично, и плевать на эти проклятые игральные кости. Ему следовало знать, что так не может продолжаться вечно.
Когда к полудню Мэт вернулся к балагану, сидя верхом на «лезвии», потому что нога не давала покоя, – в голове по-прежнему крутились треклятые кубики, – очередь на вход оказалась еще длиннее, чем утром. Люди ждали, когда наступит их черед пройти под большой голубой вывеской, натянутой между двух шестов, на которой красовалось название представления, написанное аршинными красными буквами. Как только люди опускали монетки в чистый стеклянный кувшин, который держал плечистый конюх, одетый в грубый шерстяной сюртук, – из этого кувшина под бдительным присмотром другого еще более внушительного конюха монеты перекочевывали в обитый железом сундук, – новые любители зрелищ пристраивались в хвост очереди, так что короче она не становилась. Вереница людей тянулась вдоль оградительной веревке и заворачивала за угол. Как ни странно, никто не толкался и не пихался. Среди посетителей было много крестьян, которые распозновались по шерстяной одежде и грязи, въевшейся в ладони, однако личики их жен и мордашки детей были тщательно вымыты. К сожалению, Люка таки собрал свою вожделенную толпу. Бесполезно убеждать его уехать завтра. Игральные кости свидетельствовали: что-то вот-вот произойдет, что-то очень важное для Мэта, разрази гром, Коутона, но вот что? Хотя были случаи, когда кубики переставали перекатываться, а он так и не знал, что же такое случилось.
Уже за холщовой стеной, где поток зрителей растекался по главной улице, на обеих сторонах которой выступали артисты, Алудра принимала заказанный товар – две телеги, уставленные бочками разных размеров. Необычными бочками, судя по всему.
– Я покажу вам, где оставить телеги, – пообещала стройная женщина первому извозчику – парню с выпяченной вперед челюстью. Длинные косички Алудры, украшенные цветными бусинами, взметнулись, когда она на секунду обернулась, чтобы проводить Мэта взглядом. После женщина вернулась к разговору с извозчиком. – Вы потом отведете лошадей к коновязи, да?
И что же это она купила, да еще в таком количестве? Наверняка, что-то для своих фейерверков. Каждый вечер как только стемнеет, пока еще никто не успел улечься в постель, она запускала в небо свои огненные цветы. Штучки две-три для такого города, как Джурадор, или для группы расположенных рядом деревень. У Мэта были соображения, зачем ей потребовался литейщик колоколов, но лишь одно из них несло в себе хоть толику смысла, да и то, если задуматься, все равно выходила полная ерунда.
Мэт спрятал кобылу у коновязи. Ну, «лезвие» спрятать, конечно, сложновато, но ее сложнее заметить среди других лошадей, тем более что время еще не наступило. Шест для лука он оставил в фургоне, где жил вместе с Эгинин и Домоном – их на месте не оказалось, – после чего направился к выцветшему фиолетовому фургону Туон. Сейчас ее фургон стоял неподалеку от обиталища Люка, но Мэт предпочел бы, чтобы он остался на прежнем месте – рядом с грузовыми фургонами. Только Люка и его жена знали, что Туон – Верховная Леди, а не служанка и что она собирается выдать Мэта и Эгинин за влюбленных перед своим предполагаемым мужем, но особо досужие артисты уже недоумевали, почему Мэт большую часть времени проводит с Туон, а не с Эгинин. Недоумевали и не одобряли. Все они, как ни странно, отличались строгим нравом. Даже акробаты. Сбежать с женой жестокого лорда – романтично. Путаться с горничной высокородной дамы – постыдно. А то, что фургону Туон выделили такое удобное место, вызовет массу толков среди людей, которые находятся рядом с Люка уже долгие годы, и среди его лучших артистов.
