Единственный воин Королевы - Иващенко Валерий В. (лучшие книги .TXT) 📗
– Неужто я такой страшный? – хмыкнул Гуго, осознавая, что его прошибает мандраж, словно новичка. И что он попросту тянет время. Сигнал от невидимой Фионы, ошивающейся где-то здесь и обезвреживающей магические ловушки да особо опасные каверзы, поступил. Пора. Воин скинул и отбросил в сторону куртку, оставшись в белоснежной рубашке и тёмных, заправленных в полусапожки брюках. И его правая ладонь, затянутая в полуперчатку тонкой, но особо прочной выделки кожи, привычным жестом легла на рукоять. Медленно, не спеша, смакуя этот звук и эти мгновения словно благородное вино, Воин плавно и неспешно потянул клинок из ножен. С туговатой податливостью сталь вышла на свет, явив миру свою готовность к тому единственному делу, для которого она была рождена. Чушь пишут борзописцы в своих романах – мол, «молниеносно выхватил меч». Нет, это движение преисполнено достоинства, проявления уважения к благородному оружию, к себе – и к противнику. Ножны Гуго использовал складные – новомодной, но оказавшейся весьма удобной конструкции. Хлопнув ими по носку сапога, он прицепил получившийся неширокий брусок чуть сзади к поясу. Положил левую ладонь ниже правой на противовес с вделанным в него бубенцом – чтобы позвякивало при перехвате. Заботливо пошевелил пальцами, укладывая их поухватистее, как делал тысячи раз. Не стиснул рукоять, как тупо друг за другом повторяют сочинители, нет! Клинок надо держать нежно, как женщину – или птицу. Слишком сильно сожмёшь – сломаешь. Ослабишь хватку – улетит… Плавным, текучим движением он чуть проверил готовность всего тела. Хоть и размялся утром, а всё же – в битве нет мелочей. Вкрадчиво сделал «кошачью лапку» – клинок словно заигрывая поплыл вперёд и тут же вернулся. Вроде и нехитрый приём, да и один из самых медленных. Казалось, что стоит такой отбить или увернуться – а вот поди ж ты угадай, куда тебя тронет такой котик и с какой точки траектории «лапка» перейдёт в стремительный колющий или рубящий удар. Завороженно следящие солдаты, маги и стрелки даже не успели заметить, как фигура воина рванулась вперёд, размазывающейся тенью замелькав уже среди них. И дальше был один только хаос, которому они столь ревностно служили…
В себя он пришёл только на крыльце, жадно хватая воздух запалённым дыханием и ощущая, как гулко заходится сердце. Что творилось сзади, в остатках дворцового парка, он не хотел даже смотреть – от оставшихся в памяти хаотических отрывков совсем не по-дворянски тянуло попросту проблеваться. Но по-прежнему на устах огненным цветком пылал последний поцелуй Рыжей Ведьмы – да такой, что у воина жарким румянцем горели щёки. Выждав пару минут, пока хоть отчасти восстановятся силы, Гуго ощутил, как саднит плечо, о которое барон ван Хольм сломал свой меч. Как ноет спина и грудь от изломавшихся о невидимую броню десятков арбалетных болтов. Как остывает получившая несколько дюжин боевых заклинаний пропотелая рубаха.
– Ну что ж, начало неплохое, – заметил он стоящему чуть в стороне барону. По какой прихоти он пощадил его, не знал и сам Гуго – но наверняка знал Воин, живущий в нём. Надо будет на досуге обдумать, зачем… Здание впереди оказалось вовсе не самим дворцом, как показалось поначалу из парка – а всего лишь внешним то ли зданием, то ли главной проходной. Пройдя его насквозь без особых хлопот, Гуго выбрался с той стороны на широкую площадь
– а уж за нею хмурое небо подпирал Железный Дворец. Если при взгляде из города он казался просто большим, то вблизи оказался и вовсе огромным. Подавлял своим мрачным великолепием, словно закованный в сумрачную сталь конный рыцарь оробевшего перед ним крестьянина.
– У-у, вы какие! – чуть насмешливо протянул Воин, стоя на широких ступенях – с той стороны вытянулись в стороны ряды готовой к атаке конницы. Вообще-то, это было что-то новое – атаковать на таком ограниченном пространстве тяжелобронированными рыцарями, но по прикидкам внимательно оглядевшего новое поле боя Гуго, места для разгона тем хоть впритирочку, но хватало. Потому он одобрительно проворчал пару слов о командире кавалерии и самым пристальным образом осмотрел, всем естеством Воина прочувствовал свой клинок – уж не затупился ли? Уж не появилась ли где крохотная, но грозящая переломить лезвие трещинка? Меч отозвался радостным, слышным только хозяину звоном. Разумеется, даже гномья сталь не выдержала бы такого боя. Да, Гуго не соврал, сказав не так давно, что на клинок нанесены лишь простейшие чары. Но появилось и ещё кое-что. Знаете, какой самый лучший в мире запах? Нет, не угадали – не драгоценные духи из южных стран, что смуглолицые торговцы продают на вес ста мер золота. И вовсе не материнское молоко, и даже не персик из небесных садов Ледды. Если бы кто с острым обонянием оказался бы столь догадлив и безрассуден, чтобы принюхаться к залитому кровью клинку – то сообразил бы сразу. Есть, есть один аромат, воистину наилучший для знающего и умеющего – это запах женщины, когда она исполнена нежого желания. И вот капельку этого драгоценнейшего, дразняще и томно пахучего эликсира стонущей от наслаждения Фионы нынче под утро Гуго самолично добыл кончиком языка – и подарил своему клинку. Потому Гуго улыбнулся от нежности, вспомнив свой любимый запах и только пренебрежительно усмехнулся на недоумённый вопрос неотступно следующего за ним барона:
– Сэр Майкл или как вас там – воистину вы величайший из бойцов нашего мира. В другое время я бы почёл за счастье пойти за вами хоть за край земли. Но неужели вы надеетесь в одиночку выдержать удар пяти сотен отборных рыцарей? Взглянув в забрызганное кровью лицо где-то потерявшего шлем ван Хольма, он медленно кивнул. А сам терпеливо ждал, не сходил с крыльца. И когда сердце уже вновь начало биться ровно и спокойно, незримый поцелуй на устах моргнул. Это Рыжая Ведьма подала свой знак. В ответ Гуго незаметно послал нежный, легчайший – и всё же дошедший до улыбнувшейся Фионы воздушный поцелуй. И – шагнул с внутреннего крыльца на каменные плиты широкой площади. Отсалютовал клинком.
– Господа, я имею честь атаковать вас! Это был словно тяжёлый и неприлично затянувшийся кошмар. Одинокий Воин вертелся волчком, ускользал, каждый миг меняя место и дистанцию. А сам непрерывно рубил и колол, будто выполняя какой-то дикий извращённый танец. Словно сквозь сон чувствовал тупые тычки ломающихся о тело копий и разлетающихся на осколки мечей. Обычно Гуго в конных стычках не трогал лошадей
– благородные животные не должны страдать. Но сегодня он работал грязно и тупо, как мясник, разя мечом всё, до чего мог дотянуться. Рыцари были крепкими ребятами – но всё же были. Ибо пришёл миг, когда Гуго темнеющим взором огляделся – и убивать оказалось больше некого. Спохватившись, он остановил опускающийся на распростёртое перед ним тело клинок, и тот с неохотным ворчанием подчинился. Утерев заливаемые потом глаза, Воин обнаружил перед собой пожилого худощавого дворянина с седыми вислыми усами. Доспехи того оказались не так уж и сильно задеты мимолётным ударом – но падение на каменные плиты с высоты седла не осталось бесследным. А в руке ещё бессильно блестел куцый обломок тяжёлого палаша, разлетевшегося вдребезги после сильнейшего удара по голове.
– Граф ван Зее? – с трудом сдерживая никак не унимающееся, рвущееся из груди дыхание, спросил Гуго. Обнаружив на ладони кровь пополам с потом, он ощупал голову. А, не смертельно – Фиона или Берта залечат так, что и следа не останется. Лежащий пошевелился и слабо застонал.
– Да, сэр, – через силу выдавил он, хрипло пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха – так приложило его о камни. Гуго нагнулся, подал ему руку – и помог пожилому ветерану кое-как подняться.
– Граф, сегодня вы не можете защитить вашего короля.
– Увы, да, – согласился тот. Ван Зее вздохнул с трудом, скрежеща покарёженным сочленением где-то в изуродованных доспехах. Затем взглянул за спину Гуго, пошатнулся – и побледнел.
– Ох, боги! С негодованием отбросив мелькнувшую было мысль, что благородный граф таким образом может просто пытаться отвлечь его, дабы подобно грабителю сунуть меж рёбер кинжал, Гуго обернулся. И сам почувствовал, что вновь покрывается потом – на этот раз холодным. Когда-то он видал картину, написанную спятившим монахом, в одном из своих видений наблюдавшим зрелище заваленного телами грешников ада, где бессмертный дракон Снирр пирует на выпотрошенных трупах. Вечно голодный и бессмертный, он жадно, с чавканьем и хрустом хватает и жрёт, жрёт, жрёт… И усыпанная перемешанными останками площадь вполне могла бы служить тому провидцу натурой. Кошмар, бред спятившего мясника, попавшего на бойню и изрубившего там щербатым топором всех подряд. Клочья мяса, белеющие кости, блестящие груды вывороченных внутренностей и чья-то нелепо дёргающаяся в агонии нога – и всё это плавает в озерце из крови и экскрементов. В высшей степени неприглядное зрелище – и Гуго на миг ощутил омерзение к самому себе. Глухо застонав, он повернулся в ту сторону, где заметил какое-то движение. Сквозь застящую глаза дурманную пелену он признал осторожно пробирающегося сбоку барона. Шатающийся, с бессмыссленно шарящими безумными глазами, ван Хольм в противоположность графу позеленел лицом, но шёл. Вот он поскользнулся, упал на четвереньках, и тут же зашёлся в спазмах. И всё же он поднялся. На трясущихся ногах, расстёгивая и роняя по пути измятые и испачканные доспехи, барон наконец приблизился.
