Неуловимый Хабба Хэн. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - Фрай Макс (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Знаю. По крайней мере, теоретически, – ухмыльнулся шеф. – А ты, сэр Макс, молодец. Мне понравился ход твоих рассуждений. Хорошо аргументировать интуитивное знание – это надо уметь. Даже жалко, что завтра это счастье закончится навсегда, я только начал входить во вкус... Ну что, проведаешь своего друга? Мне кажется, если там появлюсь я, это будет выглядеть довольно бестактно. Вмешательство начальства в личную жизнь сотрудника – фу! Дурной стиль.
– Мой визит его тоже вряд ли обрадует. Но вы правы, лучше больше не оставлять Шурфа без присмотра, – сказал я. – Уж я-то могу себе представить, что с человеком сейчас творится.
– Даже ты не можешь, – заверил меня шеф. – Давай, отправляйся. А если окажется, что чутье и логика тебя подвели, немедленно назад, будем думать дальше.
– Лишь бы не оказалось, что я утратил умение путешествовать между Мирами. Теоретически, не должен бы, но...
– Вот и проверишь опытным путем, – пожал плечами Джуффин. – Единственный известный мне способ получать удовлетворительные ответы на вопросы. Ничего, по крайней мере, если теперь еще и ты бесследно сгинешь, драма приобретет комический привкус. И это лучше, чем ничего.
Для того чтобы попасть в Коридор между Мирами, который в древних текстах называется красивым словом «Хумгат», мне в ту пору требовались сущие пустяки – открыть любую дверь в полной темноте или просто с закрытыми глазами. Поэтому я не стал медлить. Встал с места, взялся за ручку двери, ведущей в Зал Общей Работы, зажмурился, шагнул вперед и сразу же понял, что все у меня получилось. Нечего было сомневаться. Умение странствовать между Мирами – достояние, которое нельзя утратить, на время одолжив приятелю. Шурф, надо понимать, получил от меня вовсе не чудесную способность, а лишь уверенность опытного путешественника, помноженную на легкомыслие баловня судьбы. Все остальное – призвание, страсть к перемене мест, храбрость и одержимость неизвестностью – у него было и прежде. Тут я ему, честно говоря, в подметки не гожусь.
Поскольку я уже давно освоился в Хумгате, привык осознавать себя и ориентироваться в абсолютной пустоте, безошибочно выбирать из бесконечного числа равнозначных возможностей вход в нужную мне реальность, все произошло очень быстро. Из кабинета на улицу выйти – и то больше похоже на приключение.
Миг спустя в лицо мне подул свежий ветер, ноздри дрогнули, почуяв аромат йода и подгнивших водорослей. Я еще глаза открыть толком не успел, а уже шел к морю, чуть ли не по щиколотку увязая в сухом, теплом песке. Все это: ветер, аромат, шум прибоя, рассеянный свет, скудное, но изысканное пиршество красок, соприкосновение тонких подошв с песчаными дюнами – заставило меня испытать такую гамму дивных чувственных переживаний, что я на короткое время утратил представление о реальности, забыл не только о цели своего визита, но даже о самом себе.
Привычка (не моя, ясное дело) к самоконтролю взяла свое, миг спустя все вернулось на место. Строго говоря, я сам вернулся. По-прежнему вполне невозмутимый, но обогащенный и даже в каком-то смысле сраженный новым опытом. Я и вообразить не мог, что обычная, в сущности, прогулка у моря может стать источником столь интенсивного наслаждения. Выходит, до сих пор я был инвалидом – тугоухим, полуслепым, почти напрочь лишенным обоняния, с телом, бесчувственным как бревно. Интересные дела.
Это открытие меня по-настоящему взволновало, что, впрочем, никаким образом не отразилось на моем поведении. Я ни на миг не забывал, зачем сюда пришел, не терял самообладания и не поддавался искушению отложить дела ради наслаждения красотой этого пустынного Мира.
Цель моя была близка. Сэр Шурф, безусловно, находился здесь, где-то совсем рядом. Следы на песке, наглядное свидетельство его присутствия, выглядели некоторым излишеством, я бы и так его нашел. Что-что, а это было проще простого.
Лонли-Локли, конечно, не сидел на самом видном месте с плакатом «Внимание, я тут!» – но и не прятался. Надо думать, все это время он гулял и успел довольно далеко зайти. Мне понадобилось больше часа, чтобы повторить его маршрут, оставить на песке еще одну цепочку отпечатков мягких угуландских сапожек. Назвать линии наших следов прямыми не рискнул бы ни один безумный геометр, но я внимательно следил, чтобы они оставались параллельными, то есть не пересекались. Когда не можешь оставить человека в покое, нужно постараться хотя бы не наступать на его след – звучит как бред собачий, понимаю, но тогда эта дикая формула была для меня самым настоящим нравственным законом, из тех, что захочешь, да не переступишь.
Мой друг сидел на берегу, мокрый, растрепанный, явно утомленный долгим купанием, бесконечно счастливый и бесконечно же печальный. Знакомое настроение. Один из великого множества приятных способов нелепой растраты душевных сил – это наконец-то было мне вполне очевидно.
– И ведь я в очередной раз совершенно не удивлен, – насмешливо приветствовал меня сэр Шурф. – Джуффин поднял тревогу, вытащил тебя из постели и отправил в погоню?
– Совершенно верно, – согласился я, усаживаясь рядом с ним на песок. – Именно так все и было.
– Я, в общем, и не надеялся, что мне удастся удрать, – вздохнул он. – От Джуффина – еще куда ни шло, а от тебя – невозможно. Тебе даже голову ломать не пришлось, верно? Сразу понял, где я?
Я молча кивнул.
– Неудивительно. Об этом побочном эффекте Обмена Ульвиара в рукописях не было ни слова. Хотел бы я знать почему. Может быть, терминов нужных не нашли, чтобы объяснить? Или решили, что это священная тайна, о которой нельзя даже заикаться? Кто их разберет, этих древних колдунов... А эффект занятный, на мой вкус, даже слишком. Мне вот совершенно не хотелось совать нос в твои дела, тем не менее я откуда-то знаю, что ты уже успел найти своего драгоценного Хаббу Хэна. И не получил то, чего искал. Но при этом почему-то не испытал разочарования. Все так? Это ведь не мои фантазии?
– Все так, – подтвердил я.
Мы помолчали.
– Ты что смурной такой? – наконец спросил Лонли-Локли. – Несладко в моей шкуре? А я предупреждал.
– Да нет, пока мне скорей нравится. Особенно интенсивность восприятия. Сейчас, пока шел вдоль моря, понял, что прежде был бревном бесчувственным. А ведь всю жизнь полагал, что дело обстоит ровно наоборот.