Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман (книги онлайн .TXT) 📗
Марк подумал, что это все же лучше, чем картина, нарисованная Виридовиксом. К тому же замечание центуриона было не совсем точным — видессиане составляли большую часть армии Маврикиоса, и около трех тысяч местных солдат уже ждали их прибытия в Гарсавре. Но все же в циничных словах центуриона скрывалось и зерно правды.
Люди, которых собрал Баанес Ономагулос, были скорее крестьянами, чем солдатами. Они привели с собой целую коллекцию кляч, их вооружение и доспехи устарели и прохудились, дисциплина и военный опыт вообще отсутствовали.
Командир их, однако, резко отличался от своих солдат. Это был военачальник той школы, из которой вышел и Маврикиос Гаврас. Скаурус внимательно изучал его на приеме, который устроил в честь Баанеса Император. Направляясь к Маврикиосу, Ономагулос проехал мимо рядов римлян. Время от времени он вонзал шпоры в бока лошади, поднимая ее на дыбы. Он не был великаном, но его уверенная посадка и твердый взгляд говорили о том, что он опытный воин. Ему было далеко за сорок, на макушке у него светилась лысина, волосы и густые усы серебрились сединой.
По этикету он должен был подъехать к Императору, сойти с коня и простереться перед ним. Вместо этого он заорал:
— Гаврас, старый ублюдок, как дела?!
Марк ожидал, что сейчас поднимется буря и телохранители-халога разорвут Ономагулоса на куски. Некоторые из молодых стражников уже взялись за мечи, но Зеприн Красный внимательно следил за Маврикиосом. Видя, что Император не сердится, офицер подал сигнал, и его люди остановились.
Гаврас улыбнулся.
— Я занят только тем, что придумываю — чем бы мне заняться? Может быть, эта работа подошла бы лучше тебе.
Он подъехал совсем близко и хлопнул его по спине. Ономагулос повторил этот жест, и Император покачнулся. Улыбка его стала еще шире.
Неожиданно трибуну стало ясно очень многое. Для Баанеса Ономагулоса Маврикиос был не далеким, всевидящим божеством и повелителем, а просто более удачливым соперником. Он думал о том, давно ли эти два вождя знакомы друг с другом и через какие испытания прошли вместе, если их дружбе не помешал даже высокий ранг Маврикиоса.
Баанес взглянул на Туризина.
— А как дела у тебя, малыш?
— Не смею пожаловаться, — ответил Севастократор. Его тон не был таким теплым, как у брата. Марк заметил также, что он не присоединился к Маврикиосу и Баанесу.
— «Малыш», а? — прошептал Виридовикс на ухо Марку. — Да, редкой прямоты человек. Называть Туризина «малышом» с такой легкостью!
— Ономагулос, вероятно, знает его с того дня, как он начал ходить, — прошептал в ответ Марк.
— Ну что ж, у него есть причины называть Туризина «малышом» и даже сейчас. А у тебя нет старших братьев?
— Нет, — признался Скаурус.
— Нет ничего хуже, чем друзья твоего старшего брата. Сначала они знают тебя маленьким карапузом, а потом уже никогда этого не забывают. Для них ты останешься пацаном, даже если обгонишь их всех в росте.
В голосе кельта звучала нервозность, чего с ним почти никогда не бывало, и когда он отвернулся, на лице его появилось мрачное выражение, как будто вспомнил что-то очень обидное и неприятное.
Река Арандос гулким водопадом обрушивалась с плато на равнину. Армия шла мимо больших каскадов воды, двигаясь на запад. Струи сверкающей голубой влаги были неиссякаемым источником животворящей силы. Арандос, сорвавшись с уступа, направлял свое течение по равнине. Днем и ночью в воздухе висели мириады водяных брызг, и над водопадом, как мост, сияли две большие радуги. Водяные капли, попадавшие на лица солдат, были единственным, что облегчало их страдания от палящего зноя. Холмистая местность, по которой они сейчас шли, совсем не напоминала покрытую зеленью равнину побережья. Земля здесь была твердая, растрескавшаяся, коричневая от пыли, иссыхающая за девять месяцев безводья, а после сильных гроз превращающаяся в непролазную грязь. Пшеница росла и здесь, но по сравнению с тем изобилием, которое они видели на востоке, неохотно. Длинные полосы земли были слишком бедны, и их покрывал лишь тонкий налет травы, чертополох и колючие кустарники. Пастухи перегоняли большие стада овец, коров и коз. По образу жизни они больше походили на кочевников-каморов, чем на жителей Видессоса.
В первый раз дали знать трудности с продовольствием, которых так боялся Марк. Хлеб с равнины все еще продолжал поступать по Арандосу на баржах. Это помогало, поскольку местные пекарни были малы и немногочисленны. Но мяса не хватало, и римляне понемногу начали жаловаться. Впрочем, в походах они предпочитали растительную пищу, чувствуя, что обилие мяса сделает их тяжелыми, медлительными, к тому же это усилит вероятность солнечного удара. Большинство видессиан привыкли к климату, напоминающему климат Италии, и довольствовались тем же, что и легионеры. Но халога и их родичи намдалени набивали себе животы говядиной, жареной козлятиной и, как всегда, страдали от жары больше, чем остальные. Каморы же ели все, что было съедобно, и не жаловались.
Марк все больше и больше проникался благодарностью к Арандосу. С каждым днем он все больше убеждался в мудрости императора, ведущего их этим путем. Без Арандоса и его редких притоков плато было бы мертвой пустыней, где ничто живое не смогло бы существовать. Вода реки была теплой, иногда мутной, но все же пригодной для питья. Трибун не знал большего наслаждения, чем набрать в шлем воды под палящим солнцем и окатить себя с ног до головы. Воздух был таким сухим, что через полчаса ему приходилось повторять эту процедуру снова.
К середине третьей недели марша армия стала наконец походить на регулярное боевое подразделение, а не на ту пеструю орду, которая выступила из Видессоса. Маврикиос ускорил этот процесс целой серией маневров, затевая учебные бои, перебрасывая отряды с одного фланга на другой. На такой жаре маневры были утомительны, но зато солдаты стали ближе друг другу и уже знали, чего могут ожидать во время боя от своих товарищей — железной стойкости халога, твердости и аккуратности римлян, неодолимой конной атаки намдалени, дерзких налетов легкой кавалерии катришей, скорости и ярости орд каморов и убежденности в победе, свойственной большинству видессиан. Видессиане не проявили специальных тактических успехов в чем-то одном, как это умели делать их союзники, но могли принять участие в любом виде боя.
Левое крыло отнюдь не уступало центру и правому крылу, когда речь шла о маневренности и быстром развертывании сил. Марк начинал думать, что, возможно, был несправедлив к Ортайясу Сфранцезу. Но однажды он услышал мощный голос Нефона Комноса, который кричал, перекрывая слабый голосок Ортайяса, впрочем, неизменно выступая от его имени:
— Вперед, ленивцы, вперед! Слышали, что сказал командир? А теперь… — И он добавлял то, что было необходимо.
Гай Филипп заметил:
— По крайней мере, теперь мы знаем, что на левом фланге все не полетит к черту.
— Полностью согласен, — подтвердил Скаурус. Его уважение к Маврикиосу стало еще более глубоким. Император сумел дать знатному юнцу из соперничающей с ним партии пост, который выглядел высоким, но не наделил его властью, которая неизменно сопровождает такой пост. Иногда видессианские интриги не так уж плохи, подумал Марк.
Однажды усталые римляне медленно возвращались с учений, как вдруг трибун заметил знакомую толстую фигуру верхом на муле.
— Нейпос! — позвал он. — Я не знал, что ты с нами.
Толстый маленький жрец медленно подъехал к римлянам. Коническая соломенная шляпа закрывала его выбритую голову от палящих лучей солнца.
— Бывает время, когда я с тоской думаю о своей кафедре в Академии, — признался он. — Моя задница не рассчитана на долгое сидение в седле. Это ужасно. Боюсь, я не очень похож на наездника. Прошу прощения за эти жалобы.
— Я думал, что Император смог бы найти достаточно жрецов, которые неплохо благословят воинов и закалят их дух перед боем. Зачем же было отрывать тебя от твоих исследований? — сказал Горгидас.
— Жрецов здесь немало, — ответил Нейпос, удивленный недогадливостью врача. — Я тоже занимаюсь этим, но не ради благословений меня сюда призвали.
