Избранные - Рот Вероника (мир книг .TXT) 📗
– Но его было трудно разглядеть, – поясняет Брендан. – Весь в темном с головы до ног. Я не сумасшедший. Я видел то, что видел.
3
Речь мэра представляла собой набор банальных фраз о том, как надо двигаться вперед, от горя к жизни, про торжество добра над злом, про почитание мертвых. На половине речи Инес наклонилась и прошептала ей в ухо цитату из сериала «Огни ночной пятницы» – «Ясные глаза, чистые сердца, впереди только победа», – и Слоан пришлось прикрыть лицо, чтобы в толпе никто не увидел, как она смеется. Алби сделал вид, что на него напал приступ кашля, Эстер толкнула Инес локтем под ребра, Мэтт сделал серьезное выражение лица, и Слоан показалось, совсем на мгновение, будто к ней вернулось что-то важное.
Речь подошла к концу, повсюду засверкали фотовспышки, зааплодировала толпа. Слоан присоединилась к овациям, пока у нее не зачесались ладони. Затем последовала серия крепких рукопожатий, и, наконец, настало время Избранным благословить Монумент Десятилетия своими святыми стопами, или как там еще говорил мэр Клейтон. Слоан подумала, а не воспользоваться ли этим предлогом, чтобы снять туфли пораньше, потому что они жали ей в районе пальцев ног. Какое уж тут благословение, если у тебя на ногах неудобные туфли на высоченных шпильках.
Площадка вокруг металлического ящика была покрыта бетоном. Слоан спустилась по ступенькам со сцены и почувствовала тепло через подошвы своих туфель. Ей казалось, что она стоит на поверхности серого моря, а монумент – это бронзовый остров где-то впереди на горизонте. Это было единственное теплое светлое пятно посреди пустоты – невесомое, похожее на мираж. Глядя на него, она с удивлением обнаружила, что у нее текут слезы. Со временем бронза на памятнике состарится, ее блеск сменится ровным зеленоватым оттенком. Их воспоминания о том, что произошло, тоже сгладятся и станут тусклыми, и памятник будет забыт, останется стоять здесь для школьных экскурсий и автобусных туров любителей истории.
И она со временем начнет тускнеть. Они останутся навсегда известными и знаменитыми, но увядающими, как старые кинозвезды, несущие на лицах призраки своих молодых «я».
Странно осознавать, что пик твоей жизни остался в прошлом.
К памятнику она шла вслед за Алби, остальные шли за ней. Она не могла не смотреть на другую сторону реки, туда, где во время последней битвы стоял Мэтт, высоко над собой подняв Золотую Ветвь, которая отбрасывала на его лицо сверхъестественный свет. Она поняла это только позже, но уже тогда влюбилась в него.
В стене было узкое отверстие, через которое люди могли войти внутрь, и Алби прошел прямо через него. Инес собралась было последовать за ним, но Слоан жестом руки остановила ее.
– Дай ему минуту, – сказала она. Инес остановилась.
Все они по-разному сочетались друг с другом, каждый знал друг о друге что-то свое. Эстер знала, как рассмешить Алби, Инес практически читала его мысли, а Мэтт знал, как его разговорить. Но именно у Слоан получалось лучше всего ладить с Алби в его плохие дни, и вряд ли сегодняшний день был исключением.
– Эту штуку точно обоссут со всех сторон, – сказала Инес.
– Тебе не обязательно что-то говорить каждый раз, когда возникает пауза, – одернул ее Мэтт.
– Я схожу, посмотрю, все ли с ним в порядке, – сказала Слоан. – Дайте мне пару минут.
– Конечно, – ответил Мэтт.
– Ага, как раз Эстер хватит времени на то, чтобы подгадать правильный угол камеры для съемок или что-то в этом роде, – подколола подругу Инес.
Эстер шлепнула ее по руке и достала телефон. Слоан сбежала с места преступления прежде, чем Эстер успела уговорить ее сделать еще одно селфи, отыскала щель в стене и проскользнула внутрь монумента.
Стены памятника были усыпаны вырезанными на металле буквами – именами погибших от рук Темного. По словам художника, потребовались годы, чтобы найти информацию об этих людях и вырезать по металлу каждое имя. Большинство были такими крохотными, что их едва можно было прочитать. За металлическими листами художник установил световые панели, поэтому каждое имя светилось, как маленькое созвездие. Создавалось впечатление, что ты находишься где-нибудь в глуши, под звездным небом, там, где городской свет и смог не мешают человеку любоваться бесконечной красотой нашей Вселенной.
Алби стоял в центре, пристально всматриваясь в имена на одной из панелей.
– Привет, – сказала ему Слоан.
– Привет, – ответил он. – А тут ничего так, вполне симпатично.
– Да, бронза – удачный выбор. Даже можно сказать, уютненько, – произнесла она. – Ты нашел имя своего отца?
– Нет. Искать тут кого-то – как искать иголку в стоге сена.
– Может быть, стоит спросить автора?
Алби покачал головой.
– Я думаю, весь смысл состоит в том, что ты не можешь увидеть имени каждого погибшего. Задумка в том, что ты погружаешься в состояние шока, когда осознаешь, сколько же людей погибло на самом деле.
«Так много, что уже нет никакой разницы», – подумала Слоан. Она знала реальное количество тех, чьи жизни унесли те события. Все, что находилось между цифрой «сто» и цифрой «миллион», для нее было просто цифрой, ей было слишком тяжело по-настоящему осознать масштабы этих чисел.
– Мне нравится эта идея, – сказал Алби. – Это напоминает мне, что на самом деле мы всего лишь горстка людей, которые потеряли всё и вся, среди тысяч других, которые тоже всё потеряли. И нам больнее не меньше и не больше, чем всем семьям этих погибших.
Он указал на панель перед собой. Они с Алби были ровесниками – ему было двадцать восемь, но волосы у него стали легкие, как перышко, и начали редеть на висках. На лбу пролегли морщины, такие глубокие, что она обратила на это внимание. На его лицо неумолимо и медленно ложилось время.
– Я устал быть особенным, – сказал Алби с дрожащим смехом. – Я устал оттого, что я получаю почести за самое ужасное, что произошло со мной. За то, что разрушило мою жизнь.
Слоан подошла к нему и встала так близко, что их руки соприкоснулись. Она подумала о стопке правительственных документов в нижнем ящике своего стола, о статье Рика Лейна, который писал о ней, как о куске мяса, о ночных кошмарах, которые преследовали ее от рассвета до заката.
– Да, – сказала она, вздохнув. – Я понимаю, о чем ты.
Или, по крайней мере, она думала, что понимает. Но когда Слоан увидела, как дрожит рука Алби, когда он поднял ее, чтобы вытереть свое лицо, она спросила себя, а знает ли она на самом деле, что происходит с ее другом.
– Тук-тук! – Эстер вошла внутрь, ее волосы были идеально уложены, камера направлена под правильным углом, чтобы показать ее и происходящее в самом выгодном ракурсе. Она повернулась так, чтобы в кадр попали Алби и Слоан. – Ребята, передайте привет моим подписчикам в Insta!.
– Мы в прямом эфире? – спросила Слоан.
– Нет, – ответила Эстер.
Слоан взглянула на Алби и подняла вверх оба средних пальца. Одновременно Алби начал хлопать себя ладонью по щеке, симулируя неприличные звуки. Инес, явно нервничая, вошла следом за Эстер и увидела, как Слоан размахивает факами прямо перед лицом Алби. Нахмурившись, Эстер убрала телефон.
– Это должен был быть мой первый прямой эфир из здания монумента Десятилетию! – проворчала она. – А теперь мне надо все снимать заново и при этом делать вид, что я зашла сюда в первый раз!
Она выбежала, снеся по дороге Мэтта.
– Я что-то пропустил? – спросил он.
– Держись, – ответил Алби и прикоснулся пальцем к губам.
Эстер зашла во второй раз, держа телефон наготове подальше от лица. Когда она смотрела на светящиеся имена, в ее глазах появилось притворное удивление. Алби бросился вперед, наклонил голову так, чтобы оказаться в кадре с Эстер, и сказал прямо в камеру:
– Она заходит сюда не в первый раз! Не дайте ей провести вас!
Эстер оттолкнула его и опустила вниз телефон.
– Да что с вами такое, ребята? – требовательно спросила она.
