Когда наступит вчера - Свержин Владимир Игоревич (читаем книги .txt) 📗
– Не смейте повышать на меня голос! – Старец топнул ногой. – Я стою на своей земле и занимаюсь своим законным промыслом. У меня о том и особливая Почетная Грамота имеется!
– Да ты знаешь, что с ней можешь сделать? – заорал мой соратник, приподнимаясь в седле и оттого еще больше нависая над не в меру расшумевшимся кудесником с большой дороги.
– Вадим! – попытался было я перебить своего друга.
– Свернуть ее в трубочку…
– Вадим! – Мой голос звучал громче и требовательнее.
– Ну что Вадим, что Вадим?! – не унимался витязь. – Если этот долбаный пенсионер своими желудями мне еще и покрытие на «ниссане» повредил, – я его здесь урою, как последнюю тварь!
Копьеобразный «мосберг» угрожающе раскачивался у меня перед носом, так что я счел за лучшее отвести его в сторону.
– Перед тобой – субурбанский мздоимец.
На лице моего боевого товарища отразилась внезапная задумчивость.
– Че, в натуре? – явно не совсем веря услышанному, проговорил именитый муж осиротевшей державы.
– Он так говорит. – Я пожал плечами.
– Улет! – Лицо грозного воителя расплылось в улыбке, определенно не располагавшей к смертоубийству. – Дедуля, так ты ж, чисто, не в теме! Я ж тебе не хрен с бугра, я ж конкретно подурядник этого самого, этого, как его… – Вадюня пощелкал пальцами.
– Уряда Коневодства и Телегостроения, – тихо напомнила фея.
– Во-во! – Указующий перст Злого Бодуна опустился на уровень груди Вдохновенного Кудесника. – Короче, мужик, ты попал!
Восковая бледность покрыла дотоле румяные щеки седобородого старца.
– Да нешто вправду подурядник? – с затаенной тоской проговорил осанистый дед.
– Все конкретно, без балды! – Вадим Ратников вскинул разведенные по трем векторам пальцы. – Хошь, мандат засвечу?!
После этих слов он, не спрашивая дальнейших пожеланий умудренного сединами провидца, выхватил из сапога полученный некогда в казематах елдинской тюрьмы документ, свидетельствующий о высоком статусе предъявителя.
– Воткни глаза и убедись! Все чики-пики, в натуре!
– Охо-хо-шеньки, какая досада! – Сконфуженный дед Пихто поскреб пятерней затылок. – Оно, конечно, прощеньица просим! Неувязочка вышла, недоглядели, стало быть. Только вот просьбочка у меня к вам нижайшая имеется… – Старик огорченно вздохнул. – Вы уж того, щеночка своего назад отзовите. А то ведь негоже станется, коли он мою внучку по недомыслию и малолетству когтями подерет, или, того, клювом тюкнет.
Опасения лесного ведуна были довольно обоснованны. Когти даже молодого леогрифа достаточно велики и остры, чтобы располосовать в клочья, скажем, бычью шкуру, не говоря уже о тонкой человеческой коже.
– Это, стало быть, внучка ваша? – с плохо скрытым подозрением в голосе кинул я.
– Ну так, знамо дело, моя! Чья ж еще? – Кудесник махнул рукой, точно призывая кого-то, и со всех сторон из-за деревьев начали появляться человеческие фигуры. – Я ж все ж таки не просто Пихто, а дед Пихто.
Появившиеся с разных сторон незнакомцы все как один походили на лесного патриарха, все как один имели сконфуженный вид и не проявляли ни малейшей склонности к агрессии.
– Проглот, к ноге! – рявкнул грозный, но справедливый подурядник, и возбужденный удачной охотой щен, послушно оставив законную добычу, перепрыгнул чащобный люд и в одно мгновение оказался на тропе. В клюве Дашкин любимец держал по живому оторванный рукав из зеленой, в ягодах и цветах, материи.
– Фу! – возмутился Вадим. – Брось немедленно! Таскаешь всякую гадость!
Грифон скосил на витязя хитрый желтый глаз и затряс головой, требуя немедленно поиграть с ним в «отнималки».
– Выбрось, кому сказал! – вновь сурово потребовал Ратников.
Между тем дед Пихто что-то негромко скомандовал многочисленным потомкам и те, перестав глазеть на высоких гостей, занялись делом. Одни сгребали в кучу разбросанные желуди, другие грузили их в невесть откуда взявшиеся короба, третьи поднимали на блоках поваленные вокруг нас дубы. Одним словом, приводили тропу в исходный вид.
– Старый плут! – Делли насмешливо покачала головой. – А я ж еще и чувствую, что волшебства-то здесь со змеиное ухо, в самый раз, от двух-трех мурлюкских безделиц, а тарарам – точно взаправдашний.
– Ну так, чего уж там… – Кудесник развел руками. – Нам, вещунам, нынче по-другому никак! Это ж раньше, бывало, иные человеци приходили за сто верст об жизни потолковать да вещее слово послушать. А нонешние людишки совсем поплошали! Иные всякому трезвону верят, рты разинув, точно Переплутневым байкам. Другие же, напротив, хоть кол на голове теши, а словам, что от самого Вышнего Творца исходят, просто так не внемлют. Вот, стало быть, и приходится всяко видимость создавать, токмо б слово правды до иных дурней стоеросовых довести.
– За немалую мзду, – усмехнулся я.
– А то как же! – без тени смущения подтвердил дед Пихто. – На то ж мы и мздоимцы! Семью-то прокормить надо! На одних ягодах да орехах тело не нагуляешь. Но у нас все по-честному, без обмана. Страху вы уже, стало быть, натерпелись, видение еще впереди, а теперь извольте отобедать от лесных щедрот. Ну и там поговорить о том о сем. Все чин-чином, согласно уложению достопочтенного Уряда Народных Увеселений.
Немудрящая лесная трапеза шла своим чередом. Поджаристая дичь и разносолы обильно запивались самодельными наливками, по всему видать, составлявшими предмет особой гордости хлебосольного Кудесника.
– Вот, положим, брусничная, – вещал он, разливая красновато-прозрачную жидкость по резным деревянным ковшикам. – Здесь же ж чтобы абы как – так ни-ни! Тут особливый подход нужен. И когда Луна возрастает, знать надо, и в какой день Солнцелик во всей красе и могути своей пред очи кажется, а в какой – в туге-печали за тучами хоронится. Коли всем тем пренебречь, сдуру рукой махнуть, такая, доложу я вам, косорыловка выйдет, что и в голове туман, и в ногах заблуждение. Не то что от правильного питья, в котором вся земная сила заключена! А от той силы в человечьем, – тут дед Пихто с извиняющимся видом поглядел на фею, – ну и, стало быть, в вашем многопочтенном животе теплота и радость всякая разливается. А это, ежели хотите знать, потому, что от начала начал всякой травинке, всякой ягодке свой, вестимо, сокровенный толк положен. Нам сей толк ведом. Тем, стало быть, и пробавляемся. Правду баю, Оринка? – обратился к бывшей пленнице, оказавшейся при ближайшем знакомстве вполне миловидной девицей, ее многомудрый пращур.
– Правду, дедуля, – кивнула внучка, принимая из рук старца опустевшую березовую бутыль и ставя взамен другую.
Теперь леогриф ластился к ней, выражая нежную симпатию, обвивал девичьи ноги своим длинным хвостом, подставлял голову для почесывания и требовательно щелкал клювом, призывая не скупиться на мясные подачки.
– Ишь, юлит! – Старец погрозил пальцем Проглоту, который пытался было нахально стащить запеченную в глине утку. – У, зверюга! У, тать ненасытный! Пошто внученьку мою перепугал?! – С этими словами дед Пихто поворотил седовласую голову к Делли и Злому Бодуну. – Одна она у нас! Сколько наш род в этих местах живет, одни мужики рождались. А чтоб девка – так это лишь когда рак на горе свистнет.
– И чего в натуре свистел? – живо поинтересовался подурядник левой руки.
– Свистел! – вздохнул уже изрядно поднабравшийся зелена вина провидец. – Прям-таки соловьем заливался! А это, я вам доложу, знак верный. По всему видать, судьбина ей уготована не тутошная, не чащобная. Даров-то лесные духи ей в колыбельку немало положили. Она, ежели что, и будущее прозревает, и в травах да кореньях сведуща. А коли щи сварит, так и пальчики оближешь! Но, правда, чего таить, она хоть тихоней прикидывается, а егоза каких мало! Ни за какие коврижки на месте усидеть не может. Однако же мыслю, ежели ей правильную науку дать… – Тут дед Пихто уставился на фею долгим вопросительным взглядом.
– Я не набираю учениц, – покачала головой фея.
– Жаль, – разочарованно вздохнул старец. – А то вот намедни Оринушка сказывала, что пришел ей срок из лесу идти, – он вздохнул печально, – чтобы, значит, косу расплести.
