Земля Серебряных Яблок - Фармер Нэнси (прочитать книгу .txt) 📗
— Это я сказал, не подумав. На самом деле богов никто не ниспровергает, — тихо отозвался Бард. — О них просто забывают — и боги погружаются в сон.
— Так оно и вышло в ходе обряда «огня бедствия»?
— Не совсем. — Бард начертил в снегу концом посоха какой-то знак. Ни дать ни взять солнечные лучи, пробившиеся из-за туч, вот только каждый лучик разветвлялся во все стороны, словно расцветающее деревце. Охранная руна! — В судьбоносный час самое пустячное событие — допустим, ястреб унесет не того цыпленка, а этого, зернышко прорастет там, где не надо, — может обернуться последствиями, провидеть которые не в силах даже мудрые. Когда Люси не справилась с обрядом и ее место заняла Пега, в жизненной силе произошла грандиозная перемена. Перемена, суть которой как-то связана с вами тремя, но как — я пока что не понимаю. Прошу лишь об одном: относись к своим обязанностям со всей серьезностью.
— Я не подведу тебя, господин! — горячо заверил Джек.
— Надеюсь, что так.
Старик нахмурился, задержав взгляд на кузнеце: тот рухнул в снег, а отец склонялся над ним в пьяном раскаянии.
— Ох, почему я не монах? — рыдал Джайлз Хромоног, раскачиваясь на коленях взад-вперед. — Никакой тебе работы на ферме, никаких хлопот. Не жизнь — рай земной!
— Ну полно, полно, не плачь, — сочувственно утешал его кузнец.
— Набрось, что ли, на этих идиотов овчину, пока не замерзли насмерть, — велел Бард.
И зашагал прочь. Его белые одежды мгновенно слились с белизной снега: казалось, он просто исчез.
Глава 4
Рабыня
Мать с Джеком стряпали весь день напролет. Мальчуган загодя вычистил костровую яму у дома, наполнил ее углями, прикрыл угли камнями и влажной соломой. А сверху водрузил глиняный горшок с двумя ощипанными гусями. Под вторым слоем соломы и углей не первый час тушились гуси.
Отец закрепил над дверью ветки остролиста. Как христианин, он, конечно же, в древнюю религию не верил, однако ж остролист — штука полезная: отгоняет незваных богов, эльфов, демонов и прочих тварей, что рыщут по земле в Великий Йоль. Кое-кто из поселян вешал и омелу, но отец говорил, это опасно: омела посвящена Фрейе, богине любви.
— Мне скучно, — ныла Люси, тыкая в костровую яму палочкой.
— Займись чем-нибудь полезным. Вон вымой репу.
Люси неохотно принялась за работу, оставив столько грязи, что Джеку пришлось заново перемывать овощи.
— Расскажи сказку! — упрашивала она отца, дергая его за рукав.
— Позже, принцесса — пообещал Джайлз. — Мне еще нужно остролист развесить вокруг дымовых отверстий. Мало ли что может пробраться сквозь них в дом — в нынешнее-то время года!
— Давай я все сделаю, — вызвался Джек.
Отцу, с его хромотой, взбираться по приставной лестнице было непросто, и, хотя тот любил приносить свою боль в дар Господу, порою он с превеликим облегчением перепоручал ту или иную работу сыну.
— Ладно. Нечего тебе сидеть сложа руки. — Отец сел и подхватил дочку на колени.
«Ну и пожалуйста», — подумал Джек.
Когда-то он не на шутку обижался на такое обращение, однако теперь научился лучше понимать отца. Джайлз Хромоног на самом деле не был человеком жестоким; он просто-напросто отчаялся и разочаровался в жизни. В детстве он натерпелся с лихвой и полагал, что Джек более счастливой участи не заслуживает.
«Зато о семье отец заботится ревностнее любого другого», — преданно подумал мальчик.
Джек вскарабкался к дымовому отверстию с одной стороны крыши. Поглядев через весь потолок, он видел и противоположную дыру. Мышь, негодующе пискнув, зарылась в соломенную кровлю. Джек закрепил остролистовые ветки и спустился вниз.
Мать пекла в золе очага особые йольские лепешки. Из самой лучшей овсяной муки, смягченной медом и вкусным гусиным жиром. Края лепешек вытягивались наподобие лучей солнца, а в середине у каждой проделывалось отверстие. Получался амулет против троллей, которые в это время года, сами понимаете, кишмя кишат. Вообще-то своими глазами троллей видели только Бард да Джек, и то далеко за морем, но мать говорила, что лишняя предосторожность не помешает.
К тому времени, как солнце опустилось за западные холмы, вся семья собралась на пиршество в честь Великого Йоля. Отец нагрузил Ромашку корзинами с тушеным гусем, лепешками и репой. Люси семенила впереди, а Джек брел следом, нагруженный мехами с сидром. Длинные синие тени путников скользили по заснеженным полям. Над дорогой витал дым дюжины кухонных костров. В животе у Джека забурчало. За весь день у него маковой росинки во рту не было: чтобы побольше места осталось для праздничного угощения.
И оно того стоило. Столы на козлах, повсюду расставленные в доме вождя, просто-таки ломились от снеди. Тут и пирожки с крольчатиной и с куропатками, и расстегаи с голубятиной, и жаворонки в тесте. Тут и копченая пикша, и солонина. Несколько видов сыра и ячменные лепешки, щедро намазанные топленым салом. А на десерт — целые корзины чуть сморщенных, но по-прежнему вкусных яблок. Семьи приносили с собой, кто что может, а те, у кого нет ничего, — как, скажем, вдова кожевника с детьми, — угощались чем и сколько хотели.
Каждый дом потчевал односельчан своим особым печевом: пампушками из ячменной муки с тмином, мушмулой в соли, хлебцами с привкусом золы, в которой и выпекались. А лучшим лакомством все считали мамины лепешки благодаря подмешанному в них меду.
Самое внушительное блюдо поставлял вождь: овечью голову, расколотую надвое, так, что можно было угоститься и мозгом, и языком. Подавалась голова на огромном деревянном подносе, со всех сторон обложенная ломтями баранины. Поднос обрамлял декоративный узор из вареных яиц, репы и лука, и в каждом углу красовалось по овечьей ноге.
Селяне ели до отвала — пока щеки не залоснились от жира. Один за другим дети помладше засыпали; их переносили в соседний дом. Приглядывать за ними поставили Пегу; она же поддерживала там слабый огонь в очаге. Джек порадовался про себя, заметив, что и Пегу не обделили. Жена вождя подарила ей новое платье. Поношенное, конечно, но из хорошей шерсти и не слишком замызганное.
А до того Пеге позволили положить себе на поднос всяческой снеди. Сгорбившись, девочка проворно набивала рот, как будто боялась, что еду у нее отнимут. У Джека снова заныло сердце, как тогда, во время обряда Малого Йоля. Каково это — всю жизнь быть рабыней? Он прожил в рабстве всего-то несколько месяцев, но и это было ужасно.
А ведь Пега — не единственная рабыня в деревне. Огонь в кузнице поддерживают двое дюжих, молчаливых здоровяков. Весь день рубят дрова, а на ночлег устраиваются в хлеву, вместе со скотиной. Их отец, родом из Беббанбурга, продал сыновей на север: они-де соображали туго.
А сами они что на этот счет думают? — гадал Джек, глядя, как эти двое поглощают пищу в темном углу зала. Они ни с кем не разговаривали, даже друг с другом. Может, немые? Каково это — быть проданным в рабство собственным отцом?
Когда гости наелись до отвала, брат Айден рассказал историю про младенца Иисуса. Ужас до чего интересно, аж дух захватывает: тут тебе и ангелы, и пастухи, и животные, согревавшие божественного малыша своим дыханием. Джек попытался вообразить себе огромную звезду, что указывала путь царям с Востока. Какое, должно быть, чудесное зрелище!
Потом монах завел на латыни «Слышим ангелов с небес», приглашая остальных подпевать. Однако никто из поселян латыни не знал: они могли только подтягивать ему нестройным гулом. Зато позже все воздали должное святочным песням. Кузнец зычно ревел «Остролист и плющ», а его хорошенькие дочки в паре со своими ухажерами отплясывали между столами.
Бард, устроившись в тени, слушал. Арфу он не принес. Малый Йоль и святочные обряды принадлежали ему, а вот Великий Йоль он любезно уступил брату Айдену. Джек надивиться не мог, как сдружились эти двое. Монахи в большинстве своем осуждали и порицали древние обычаи, но брат Айден был не из таких.
