Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Нет! – Гостяй мотнул головой. – Я и раньше видел, где они место пометили. А сейчас Леденичи там все вырубили, до самого оврага.
Лежень в удивлении повернулся к Путиму, который недавно был в тех краях, будто ожидая от него разъяснений. Путим хмурился. Он сам был при этом, когда Хотиловичи прошлым летом выбрали новый участок под будущую жарынь и пометили его знаками на четырех березах. Перед уничтожением у леса следовало попросить прощения, угостить его и задобрить: приносили жертвы Лесному Хозяину, а четырем межевым березам по углам – особенно, прося не гневаться, защитить и помочь будущему урожаю. Тронуть участок, уже помеченный чужими знаками, было все равно что украсть. А такое для старинного рода, пользующегося уважением и связанному родством с остальными, было делом совершенно невозможным.
– Сам я видел, – добавил Гостяй. – Мы там были неподалеку, топоры услыхали. Пошли посмотреть. А Травень говорит: беги к своим, Гостяйка, упреди.
– Хотиловичам сказали?
– К ним сам Травень пошел.
– Что же они не услыхали? – спросила Муравица.
– Далеко уже делянку выбрали от жилья, – покачал головой Путим. – От веси не слыхать. Но коли правда… что будем делать, отец?
– Старейшин созывать да разбирать дело. – Дед нахмурился. – Нет такого закону, чтобы чужую делянку рубить. Что же, Леденичи стыд и совесть потеряли – на чужой каравай рот разинули?
Стоя в толпе женщин, Веснояра слышала этот разговор. «Но если Леденичи не будут к вам свататься, ты ведь пойдешь за меня?» – всплыли в памяти слова Травеня. Как быстра бывает мысль, когда речь идет о делах, важных для сердца; родичи еще не уразумели толком, как такое могло выйти, а Веснояра уже сообразила, чем новость может обернуться для нее. Если Леденичи действительно вырубают делянку, помеченную Хотиловичами, то Заломичи, конечно, не останутся равнодушны к такой обиде, нанесенной их ближайшей родне. С Леденичами не миновать ссоры, а то и настоящей вражды… какое тогда уж сватовство? И все назначенные для них невесты останутся свободными для кого-то другого… И ей вдруг так захотелось, чтобы Гостяева новость оказалась правдой, что она даже испугалась. Вот ведь дура! Радуется, что ближней родне нанесена такая обида, что собственный отец, дед и прочие близкие будут втянуты в долгую свару. И все ради того, чтобы ей идти не за Вышеньку Красинегова, а за Травеня…
Веснояра опустила глаза, испугавшись, что кто-нибудь угадает ее мысли.
В недоумении Заломичи оставались недолго: уже через два дня к ним явился Углян, младший сын покойного Хотилы, и подтвердил, что все правда: помеченную ими делянку вырубили мужики Леденичей, да еще прихватили большой кусок леса, на который Хотиловичи пока не предъявляли прав, потому что у них не хватило бы рук его обработать. Стука топоров они поначалу не слышали, поскольку новая делянка располагалась довольно далеко от жилья: за пятнадцать лет все подходящие участки поблизости были уже вырублены, но еще не успели вновь покрыться лесом. Услышали, когда явились сюда сами с той же целью. Возле вырубки собрались чуть ли не оба рода целиком: кроме мужчин, в сведении леса принимают участие все, кроме совсем маленьких детей, даже глубокие старики, которые иной раз именно там находят свою смерть, не успев увернуться из-под падающего ствола. Мужчины рубят и разделывают деревья, женщины и подростки перетаскивают на места будущих кострищ кусты, ветки, обрубки полегче и тонкие стволы, короче, что по силам. Работа эта занимает не один день, поэтому и приезжают основательно, ставят шалаши, посылают мальчишек удить рыбу, бабки варят уху на кострах…
Появлению Суровца с родом Леденичи во главе с Красинегом сильно удивились, потому что, по их словам, никаких межевых знаков на деревьях не видели. Возмущенный такой бессовестной ложью, Суровец повел их к известному месту, но среди множества сваленных стволов не нашел той березы, на которой в Перунов день лично вырубил свой родовой знак. Сколько ни ворошили мужики стволы и ветви, покрытые первыми нежными листочками, затеса не нашли. Пошли искать другие – с тем же неуспехом, и лишь на одном углу участка, возле оврага, Суровец обнаружил пень. В этом краю береза росла только одна: дальше начинался сосняк, поэтому туда рубщики не пошли – пал из-под сосны дает урожай куда хуже, чем из-под березняка.
– Вот тут была береза и знак на ней был, чурами клянусь! – восклицал Суровец. – Кривовата была малость, да в этом конце другой не сыскать, одна только береза и выросла.
Его братья и сыновья удрученно кивали, а Леденичи хмурились и разводил руками. И в этом конце поиски ствола ничего не дали, хотя братья Хотиловичи облазили весь овраг.
Осмотр пня показал, что срублена береза не вчера и не третьего дня, а еще зимой, пока дерево спало. Поискав еще раз, нашли три пня такого же возраста. Но это, опять же, ничего не доказывало. Знаков нет, а стало быть, Леденичи имели право вырубить якобы ничейную делянку.
– Пень – он и есть пень, его не спросишь, а знак-то где? – восклицал Красинег, разводя руками, в одной из которых был зажат топор.
– Можно и пень спросить! – быстро вставил Углян, пока Суровец только возмущенно открыл рот. – Моя мать может спросить пень!
Все взгляды обратились на него, в глазах родичей засветилась надежда. Угляну явилась верная мысль: его мать, волхвита, могла разговаривать с деревьями.
– Поезжай-ка за ней! – кивнул Суровец. – Коли пришла такая нужда, и с пнем поговоришь!
Оба рода остались возле спорной вырубки, а Углян в челноке как мог быстро пустился к устью Сежи, где его мать жила в избушке в лесу, поодаль от старой веси Заломичей. По дороге Углян завернул и к ним, чтобы ввести ближайшую родню в суть дела. Это был молодой мужик, лет двадцать пяти, высокий, как сама Углянка, такой же чернобровый. Сам он был давно женат, имел шестерых подрастающих детей, отличался рассудительностью и пользовался уважением в роду.
Забрав Углянку, он снова завернул к Заломичам: мать велела взять взаймы курицу. Вместе с ними снова поехали Путим и братанич Ярко. Женщины остались в тревоге дожидаться новостей. Споры из-за лесных делянок время от времени случались. Под пал годится не всякий лес: сосновый бор пригоден мало, ведь хвоя, сыплющаяся на песчаную почву, почти ее не удобряет, и урожай с такого пала будет низким, едва оправдает обилие тяжелой и грязной работы. Зато еловые боры, где встречаются березы и осины, либо березняк, ценится выше: там и почва лучше, и перегноя больше, и в удачный год можно собрать зерна в сорок, семьдесят, а то и девяносто раз больше, чем было посеяно! Такой пал обеспечивает род хлебом на несколько лет, что и хорошо, ибо на следующий год урожай с того же участка сильно падает, дает лишь в двадцать-тридцать раз больше посеянного, а потом земля и вовсе истощается. Всем были известны рассказы о многолетней родовой вражде, возникшей из-за дележа участка, и нередко бывало, что не только отдельные люди гибли в ходе этой вражды, но и целые роды исчезали с белого света. Столкнись тут чужие, дело быстро дошло бы до побоища, но Заломичи и Леденичи жили по соседству поколениями, хорошо знали друг друга и в наступившем году собирались обмениваться невестами!
Три дня ждали Углянку; все ходили злые, настороженные, тревожно и враждебно поглядывая друг на друга. Все понимали, что уходит время, такое дорогое в эту пору: пал есть пал, но кроме него надо обрабатывать и старые участки. Приближалось время, когда прошлогодние палы пора распахивать и засевать, и в случае затяжки дела оба рода могли остаться без хлеба вообще.
Наконец Углян привез свою мать-волхвиту. Это была высокая, худая, будто высохшая женщина, однако из-под морщин еще проглядывали остатки давней красоты, и по-прежнему на увядшем бледном лице выделялись угольно-черные брови. Вид у нее всегда был отстраненный, будто ничто на белом свете ее уже не волновало, держалась она просто, говорила мало.
Суровец проводил ее к пню, оставшемуся от березы, на котором сделал когда-то затес со своим родовым знаком. Углянка походила вокруг пня, потом знаком велела подать курицу и взялась за нож на поясе. Положив хлопающую крыльями птицу на пень, Углянка ловко отрезала ей голову, обрызгала кровью пень и землю вокруг, закрыла глаза и принялась бормотать. Народ к тому времени уже отодвинулся подальше, так, чтобы только видеть происходящее: никому не хотелось оказаться рядом, когда на запах свежей крови слетятся призываемые духи. Обладавшие острым зрением видели, что призыв не остался напрасным: не открывая глаз, Углянка разговаривала с кем-то, умолкала, слушая ответы, слегка кланялась, будто упрашивая, хмурилась, спорила, убеждала… Потом сделала знак, отсылающий неведомых собеседников и затворяющий за ними дверь Навьего мира. Открыв глаза, она так и осталась сидеть на поваленном бревне, опираясь подбородком о сложенные ладони и в задумчивости глядя куда-то в полупрозрачную зелень весеннего леса.
