Вторая жизнь - Марченко Ростислав Александрович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Повалявшись под шкурой, встал. Одел лежащие на скамье напротив холщовые рубаху и штаны, сунул ноги в тапки из медвежьей шкуры и, выйдя из комнаты, поймал летящую по лестнице двенадцатилетнюю сестренку Хильду.
— Что за суета? Что происходит?
— Ты проснулся? О, как хорошо! Как отдохнул? — затараторила та.
Надо же, а женский пол и здесь в своем репертуаре, ничем от прежней сестренки Олеськи не отличается. Осталось надеяться только, что сходство миров не доходит процветания и здесь феминизма. При поправках на царящие нравы, борцуньи за права женщин и гомосексуалистов должны выглядеть лицом как Валерия Ильинична Новодворская при росте метра в два и телосложении здоровенного мужика, прошедшего операцию по смене пола, с габаритами известного калифорнийского губернатора.
— Ярл вестников прислал. Ледунг собирает. Отец в поход готовиться. Бьерн с Харальдом тоже идут. — наконец поделилась полезной информацией девчонка.
— Морской поход или сушей? — уточнил я.
— Морской, морской. Драккар Кнубассоны давно вытащили, смолят на берегу. А у нас уже целый день колдун сидит.
А вот это новенькое мне совсем не понравилось. Что-то рановато за своими порошками старикашка прикатил.
— Ко мне заходил?
— Да, заходил. Сидел долго у тебя. Мы подглядывали. Колдовал что-то. Травы жег.
— И что?
— Потом вышел, сказал, что все хорошо. Жаль амулета только, говорит. Что рассыпался. — Поспешила успокоить меня Хильда.
Это дело не могло не радовать. Хотя пора было подумать о хлебе насущном.
— Ты же не ел? Пойдем, покушаешь. — как прочитала мысли сестра.
Проследовали в обеденный зал. Сестренка усвистела насчет покушать. По закону подлости, там же сидел и кисло жевал мясо с хлебом колдун. Запивая пивом. Проявив твердость духа, я уселся рядом с ним.
Старик спокойно спросил:
— Что снилось?
— Не помню. Возможно, плохое что. Так кажется.
Непонятно хмыкнув, колдун спокойно откусил кусок мяса. Прожевал, проглотил:
— Неудивительно.
— Что неудивительно?
— Что плохое снилось. — Взял кусок хлеба, откусил. Повторил с мясом. — Когда я в душу кому лезу, и бодрствующему ужасы мерещатся. А после тех трав, что ты выпил, и колдовать много не надо.
Я обмер. Причем как-то двойственно. Дикий ужас шел откуда-то из здешней памяти, например, из виденного еще одиноким в своем теле Краем случая, когда колдун, подойдя, взглянул в глаза огромному орку из купеческой охраны, перепившемуся какой-то гадости и начавшего, хохоча, рубить рабов-рыбаков на пристани. Отчего тот упал в похожем на эпилептический припадке. А когда перестал биться — умер. Вновь закачанная память не дала старой воздействовать на организм, например, наложив в штаны, однако тоже не осталась абсолютно спокойной. Причем не от мыслей о принятых внутрь местных аналогах ЛСД, каких-нибудь мухоморов. Напротив, сильное душевное волнение начало прямо толкать руку к лежащему на столе ножику, дабы решить проблему страха-ужаса радикально. Остановили остатки разума, обосновывающиеся абсолютно спокойно жующим колдуном. Несколько прийти в себя дала время сестренка, вылетев из кухни с огромной чашкой мяса с лежащими на них кусками хлеба и кувшином с взваром-компотом. Осталось только окончательно успокоить нервы хлебом насущным.
Колдун как ни в чем ни бывало продолжил:
— Кто и умирает, бывает. Если глубоко и долго гляжу.
Оставалось только ответить:
— Так зачем до смерти-то доводить?
— А зачем с ума сошедшему жить? Всю жизнь под себя ходить, родных не узнавая?
— Чем я-то такое внимание заслужил? Ты же в пещере сказал, что все в порядке?
Старик блеснул умными глазами и улыбнулся:
— Тебе никогда не говорили, что язык твой — источник бед твоих?
— Мне нет, — проявил я некоторую нервозность. Поскольку этого только Краю не говорили.
— Ну так знай отныне.
— Надеюсь, все, что нужно было рассмотреть, увидел? Больше я твоего внимания не удостоюсь?
— Увидел. Немного, но достаточно. Редкая у тебя ценность на шее висела. Других таких в мире и нет, наверное. А уж кто сделал и кому принадлежала, боюсь и представить.
— Так кому же?
— Значит, интересно? Узнать хочешь?
— Хочу.
— Расскажу когда-нибудь. Наведайся ко мне, молодой воин, как созреешь. Для разговора долгого и о вещах многих.
— А сейчас почему не хочешь?
Колдун хмыкнул:
— Я лжи не люблю. Ни сам говорить, ни слушать. А солгать мне так, чтобы я лжи не почувствовал, могут в этом мире немногие. Готов ли ты, молодой воин, со мной говорить?
Я промолчал. Старик понимающе улыбнулся, блеснув клыками, встал из-за стола.
— Счастья этому дому. Благодарю за пищу.
На выходе обернулся:
— Как будешь готов, приходи.
Что после этого оставалось? Только плотно покушать, не обращая внимания на сестренку, живое изображение одного сплошного уха, уколотого здоровенным шилом в мягкое место. Не забывая о пропитанном холестерином, но, надеюсь, без генетических модификаций натурпродукте, постарался оценить ситуацию.
Колдун если не все выкупил, то о многом догадывается, однако по каким-то причинам молчит. Что его на это подвигло — шкурный мотив или любопытство? Вот вопрос.
Скорее любопытство. На демона я явно не тяну. Но демаскирующие признаки моего «Я» старый хрен сто процентов обнаружил. Опасным он меня не считает, иначе сидеть бы мне в яме под воротной башней уже. Хочет поговорить.
Какой вывод? Я раскрыт. Если не на сто процентов, то на девяносто девять. Старик не знает только деталей.
А старичок не профессор-ботаник из столичного университета. Из трех одержимых, что помнил Край, двоих он сжег на костре. Третьего зарезал на алтаре. Не моргнув глазом, без всяких угрызений совести. В то же время справедлив, умен, пользуется колоссальным авторитетом, притом отнюдь не только за сверхъестественные таланты. И должность и.о. жреца Одина. Фактически кардинал Ришелье поселка.
Стар, сколько ему лет, неизвестно никому. Судя по татуировке на щеке, раньше был воином, притом дружинником. Даже род его никому не известен. Долго жил рядом с Кортборгом, почему-то увязался за поселенцами в Тайнборг, оставив за себя ученика. Как колдун не слаб, в походы ходит регулярно. Несмотря на возраст, легкости движений позавидуют молодые. Как, судя по всему, и мастерству владением тяжелым копьем. Оно же рогатина, как ее звали на Руси.
К слову, местный пантеон ставил множество вопросов о связи с Землей. Ибо отец богов Один и его сыновья Тор, Тюр и прочие не оставляли других вариантов, как и вполне скандинавские имена жителей.
Но эти вопросы можно отложить до разговора с его преосвященством, Сигурдом Проницательным.
Обстоятельный прием пищи был окончательно скомкан появлением обнявшей и поцеловавшей в макушку матери. Зашедший вслед за ней озабоченный батя, потрепав по той же макушке, посмотрев на тарелку, распорядился:
— Как доешь, иди в оружейную. Вытащишь доспех мой и братьев. Поддоспешники вывеси сушиться. Кольчуги почисти, на моей ржавчина. Братьев, коли и у них есть.
— Поверх кольчуги что взять хочешь? Чешую? — припомнил содержимое оружейной.
— Байдану эльфийскую, что в последнем походе взял.
— Оружие как, посмотреть?
— Меч, полуторник. Большой кинжал, который с этим мечом ношу. Копье большое, две сулицы. Луки не надо, там все нормально. Секиру подточи, потупилась о доспехи. Щиты. Братьев оружие не трогай. Сами займутся, коли надо.
Потом остановился, вспомнив:
— Я тебе доспех подобрать обещал?
— Было дело, отец.
— Мы в поход идем. Ярл клич кинул родам. Ты остаешься, как мужчина в доме. Металл, что они в городе откопали и брони, рубленные с людей, на кузне. Посмотри, отбери, что тебе по нраву. Пока нас не будет, рабы в твоем распоряжении.
Задачу я проследовал исполнить после окончания ритуала набивания желудка.
Вынес из оружейной в кузню отцовское и братцев барахло, занялся работой. Кожаные поддоспешники отнес и повесил на кухне за печью. Сам тем временем занялся папиной кольчугой, которая за время нашего вояжа в Седрикгард успела несколько поржаветь.
