Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр (книги онлайн полностью .txt) 📗
Опять шум у двери. На этот раз не грубый стук, а осторожное, почти ласковое царапанье.
На пороге никого не было. Только вязанка хвороста валялась. Раньше ее здесь не было, трактирщик не побрезговал бы унести. И опять знакомое чувство — как будто кто-то смотрит в глаза. Она невольно улыбнулась ласково серому закатному небу.
"Ты всё напутал, милый ангел. Не поможет, печка — то сломана. Но всё равно спасибо", — подумала она, но вязанку в дом все-таки затащила. Осмотрела обломки печи — может, удастся сложить из них подобие очага. Топят же как-то и без трубы, далеко на востоке...
А господин трактирщик тем временем с нараставшей яростью смотрел на зимний лес. Выходил он из своего трактира за дровами, а в лесной домик забрёл по дороге. И вот тебе — там, где всего пару минут назад оставил добрую вязанку, её не оказалось. А ещё на пушистом раннем снегу не было ничьих следов, но этого трактирщик уже не заметил — красная ярость залила глаза, крепкая сучковатая палка сама прыгнула в руки.
— Ещё и воровка. Ну я ей... — прорычал он, разворачиваясь обратно.
На тропинке встала, загородив дорогу, серая неверная тень. Трактирщик, не сбавляя хода, замахнулся — и еще какое-то время не мог понять, почему он лежит, если только что стоял, куда делась из рук изломанная палка, что такое тёплое и густое течёт по груди и руке... И чья кровь капает с кривых жёлтых клыков....
1-7
Мертвый дом
Небо над дорогой чернело, заволакиваясь тучами. Короткий злой ветер сдувал снег с поросших густым черным лесом холмов у дороги. Капитан Яков Лесли ругался. Ругался он виртуозно, со всем богатым армейским опытом — щедро мешая немецкие слова с английскими и удобряя изящной французской речью. Иногда в цветистых оборотах промеж иных слов мелькала и таинственная kusma's mother, подслушанная капитаном у шведских костров — эти ребята хорошо разглядели её у себя, в землях полуночных и обещали в Германии всем ее показать. Когда-нибудь, если сочтут немцев достойными. А теперь и Яков возносил ей хвалу, облегчая заодно командирскую душу. Было от чего — рота умудрилась сбиться с пути, потеряв тропу в этом поросшем скелетами деревьев лабиринте. Да еще обоза чуть не лишились — посланный поторопить задние ряды юнкер умудрился свернуть не туда и заблудиться. В итоге день марша псу под хвост и... Капитан с чувством проговорил последнюю фразу, старательно, как бы ни к кому не обращаясь, сплюнул и сказал, уже нормальным голосом:
— Придется ночевать в поле, делать нечего, — солдаты заметно погрустнели. Дело, конечно, привычное, но зимой и в непогоду — приятного мало. Юнкер, всю капитанскую речь простоявший столбом, встрепенулся, оглядел шевелящийся под ветром кроны деревьев и неуверенно сказал:
— Тут, вроде, в той стороне дом есть. Слышите, дымом пахнет...
Капитан ничего такого не слышал, но на всякий случай, приказал проверить.
В той стороне дом и вправду нашёлся. Крепкая деревянная, обложенная понизу тяжёлыми валунами постройка — то ли трактир придорожный, то ли чье-то небогатое поместье. Пара конюшен и каких-то сараев, высокий забор вокруг. Хороший дом, крепкий. Но мёртвый — не дымится на крыше труба, не горит свет в тёмных, забитых наглухо окнах. Сорванные с петель ворота сиротливо лежат на земле. И никого, хотя человеческих следов вокруг немало. Люди Лесли осторожно вошли внутрь, капитан дёрнул дверь — заперто. Огляделся, ударил в неё кулаком. В окне наверху с треском распахнулись ставни, в лицо Якову уставился мушкетный ствол и чей-то голос довольно грубо предупредил Якова, что место занято.
Яков упёр руки в бока и ответил, что такие аргументы и у него найдутся.
Вслед за стволом в окне показался и его владелец, настоящий гигант, мушкет казался в его руках детской игрушкой.
— Эй, господа, этот дом мы первые заняли, — голос у него был под стать росту.
— Имперская армия, рота капитана Якова Лесли. У меня сотня человек под ружьём и все замёрзли как котята. Именем императора открывайте, пока мы не начали греться, подпалив тут все к чертям.
— Подождите. — вмешался ещё один голос. Этот не грохотал литаврами, не рычал и не сыпал командами. Он лился тихо и вежливо — но так, что перебранка разом смолкла. Гигант в окне исчез, зазвенели засовы, и дубовая дверь распахнулась настежь перед капитанским носом.
— Прискорбное недоразумение, господа, — поприветствовали капитана на немецком — правильном, но с чётким французским акцентом.
Яков учтиво приподнял шляпу, поёжился — зимний мороз больно укусил за уши, и внимательно рассмотрел человека перед собой. Невысокая, узкоплечая фигура, ладный и удобный, несмотря на портновские изыски кафтан, утончённое лицо, хоть и не первой молодости.
— Согласен, прискорбное. — ответил Яков. — С кем имею честь?
— Рене, Аббат Эрбле, к вашим услугам. Пользуясь миром путешествую по Германии. Мой спутник принял вас за грабителей.
— По нынешним временам — предосторожность разумная. — согласился капитан, кивнув для порядку.
— Я так понимаю, что грабить никто никого не собирается, так что заходите, господа.
— А где хозяин дома ? — спросил Яков, оглядывая еще раз темную в лучах закатного солнца громаду.
— Висел какой-то бедолага на воротах. Наверное, это был он.
— Довольно невежливо с его стороны, — прогрохотал громкий голос. Вниз спустился обладатель мушкета — высокий, широкоплечий, громогласный человек с немыслимо закрученными усами. Яков чуть поморщился — в глаза ударил блеск золотого шитья на его перевязи.
Первый из французов сделал изящный жест в его сторону.
— Разрешите представить моего спутника — Исаак де Брасье, шевалье из Пикардии.
Капитан ещё раз приподнял шляпу, подставив морозу закоченевшие уши.
— Очень приятно, — пробасил гигант.
— Так что с владельцем ? — спросил Яков еще раз.
— Мы его похоронили и, раз уж я духовное лицо пусть и без кафедры — прочитали молитву. Больше сделать для бедолаги мы все равно ничего не могли, а ночевать в лесу из-за этого глупо...
— Война, что поделаешь. — пожал плечами капитан.
Вообще-то уже мир, но бедолагу эти тонкости сейчас явно не волновали. Капитан обернулся и махнул своим — располагайтесь, мол. Его люди давно вошли и привычно, без лишней суеты разбрелись по двору, устраивая лагерь.
Последний, ярко-алый луч заходящего за ёлки солнца ударил капитану в глаза, заставил поморщиться. На арке ворот чёрной тенью сидел человек — кто-то из солдат залез срезать верёвку повешенного — на амулеты.
1-8
Непростой разговор
Все заботы о размещении роты капитан без зазрения совести свалил на сержанта. Пока тот, иногда порыкивая на подчинённых аки лев рыкающий на газелей, носился взад и вперёд, капитан засел в холле. Один невезучий сундук был мгновенно пущен на дрова, весело затрещал огонь в печке. Капитан придвинул стул поближе к поплывшему по зале приятному теплу. Французы расположились напротив, за длинным, изрядно истёртым столом тёмного дерева. Их было двое — гигант и его изящный спутник. И ещё десяток слуг, старший из которых — высокий полноватый парень с наглым лицом что-то долго говорил своему патрону по-французски, опасливо косясь на капитана. Впрочем, слуг француз сразу отослал прочь коротким жестом, велев подать вина, и не беспокоится попусту. Капитан в ответ приказал выставить на стол курицу из юнкерской добычи. Огонь трещал, отбрасывая мерцающие пятна жёлтого света на тёмные балки потолка и белёные стены. Постепенно подходили на огонёк люди капитана — Лоренцо, чернявый и обманчиво-мелкий итальянец, ротный прапорщик, Мушкетер Ганс — этот встал у входа, подперев плечом дверь и глядя в никуда холодными серыми глазами. Потом подошёл погреться и разобравшийся с делами сержант.
Капитан отдыхал и немного бесцеремонно рассматривал французов, а они его — точнее его плащ, небрежно брошенный на один из стульев. Хороший, тёплый плащ, недлинный и с широкими рукавами — покроя, который на восток от Рейна называют мушкетёрским, а на запад — a-la cossak. Шведы привезли его в Германию, вместе с кузькиной матерью, из стран полуночных, а уж у них переняли покрой все, кому не лень. Капитан пару минут удивлялся такому интересу к заурядному, в общем то, предмету гардероба, потом кое-что вспомнил, кивнул на плащ и сказал одно слово:
