Ритуал тьмы - Хардебуш Кристоф (книги бесплатно .txt) 📗
— Я получил новости из Рима, сестра! Наши братья с той стороны Альп напали на след чудовища, которого разыскивает Его Высокопреосвященство.
Его эмоции передались и Жиане. Она почувствовала, как в ней поднялась волна страсти, которую она всегда испытывала во время охоты.
— Они обнаружили его укрытие? Они уверены?
— Да, сестра.
— Торопитесь. Скоро будем выезжать, — громко крикнула она и схватила Иордана за руку. — Ну наконец-то!
3
Никколо набрался мужества. Он долго раздумывал, не купить ли ему цветы для Валентины, или, может, написать стихотворение… Но потом решил, что этого делать не стоит. Если она ответит отказом на его признание, он будет торчать посреди ее комнаты с цветами, как идиот. К тому же сейчас он не чувствовал себя в состоянии изливать свою душу в стихотворной форме. Он хотел бы прославить Валентину эпической сагой, которая по красоте превзошла бы «Вертера». Но Никколо сомневался в своем таланте и не хотел неудачным рифмоплетством испортить единственную возможность признаться Валентине в любви.
Что ж, время пришло. Через несколько дней начнется его путешествие, поэтому сегодня он должен предстать перед Валентиной как мужчина. И если все пройдет удачно, то Никколо надеялся получить от девушки локон, конечно, в обмен на свой собственный. Да, локон. Это намного лучше цветка или стиха.
Еще раз откашлявшись, юноша поднял руку, собираясь постучать в дверь сестры, где в это время дня обычно находилась Валентина. Из комнаты донеслось хихиканье и шуршание юбок. Не успел он коснуться двери, как она открылась, и перед ним возникла Валентина…
Ей было шестнадцать лет — чуть меньше, чем ему, и ростом она доходила ему до подбородка. «Прекрасные классические черты лица», — сказала его мать после приезда девушки, в особенности графиня расхваливала ее профиль. Сегодня на Валентине было темно-синее платье, удачно подчеркивавшее тонкую талию. Белокурые локоны она завязала на затылке в хвост лентой такого же цвета. Глаза девушки блестели.
— Никколо! — радостно воскликнула Валентина. — А я как раз собиралась тебя искать.
— Как удачно, — робко ответил юноша. — А я шел к тебе.
Уже не впервые в ее присутствии он почувствовал себя полным дураком.
— Вот как? — Взяв его под руку, девушка махнула Марцелле и закрыла за собой дверь. — Я так взволнована. Просто поверить не могу.
Такой фразы Никколо ожидал только после своего признания, поэтому слова Валентины совершенно сбили его с толку. Вместо того чтобы опуститься перед ней на колени, как он намеревался, Никколо повел девушку по лестнице вниз в прихожую.
— Что же так взволновало тебя? — спросил он.
— Марцелла только что мне обо всем рассказала. Твой отец считает, что я должна воспользоваться этой возможностью и поехать домой к родителям.
Никколо не сразу понял значение ее слов.
— Ты едешь домой?
— Да, уже через пару дней! Только представь себе! Я буду сопровождать тебя в первой части твоего гран-тура. Мы поедем вместе, разве это не замечательно?
Юноша чувствовал себя, словно пьяный. «Да, это замечательно». Перед поездкой ему не придется прощаться с возлюбленной. Она останется рядом с ним, по крайней мере, до тех пор, пока они не приедут в Швейцарию. Никколо молча вознес благодарственную молитву небесам за то, что теперь Валентина не только будет сопровождать его в дороге, но ему не придется признаваться ей в любви, по крайней мере, сейчас.
Никколо ожидал слез, но мать проявила выдержку, как и надлежало наследнице семьи римских патрициев, ведь ее предков можно было проследить до времен самого цезаря. Графиня напоминала античную статую с тонким прямым носом и выразительными глазами. И такая же холодная, как мрамор. Отец же, напротив, несмотря на все предположения Никколо, явно пытался сдержать свои чувства.
— Заставь меня гордиться тобой, сынок, — вот уже в который раз произнес граф.
Такое ласковое обращение приятно удивило Никколо, хотя и вызвано оно было лишь необычностью происходящего.
Весеннее утро было прохладным, серое небо и густой туман портили красоту Тосканы.
— Помни обо всем, чему ты научился, — добавила мать, наклоняясь к нему. Ее и без того бледная кожа в предрассветных сумерках казалась еще белее. — И пиши нам почаще.
Но тут она уже не смогла сдерживаться. Напускная холодность была отброшена, нижняя губа задрожала. До этого момента Никколо держался молодцом, но сейчас, глядя на мать, и он почувствовал, как у него сжалось горло, и потому лишь кивнул, когда мать поцеловала его в щеку.
Марцелла стояла в дверях поместья и на фоне дверного проема казалась еще меньше. Девочка надела свое любимое платье ярко-желтого цвета со светлыми узорами. Она крепко прижимала к себе куклу Миму. Марцелла еще не простила его за то, что он уезжал из Ареццо без нее.
— Мы отправляемся, — Никколо подошел к ней, поднявшись по ступенькам к двери. — Хочу попрощаться с тобой.
Юношу и самого передернуло от холодности своих слов, но другие не пришли на ум. Ему хотелось обнять сестру, но она была настолько напряжена, что он не решился на это.
— Вы с Валентиной плохие! Вы бросаете меня здесь одну! — выдохнула она. — Ты будешь обо мне думать? — Она так и не посмотрела ему в глаза.
— Конечно буду, глупышка. И я буду писать тебе много- много писем. Уверен, что Валентина тоже тебе напишет. Кто знает, может быть, вы как-нибудь съездите проведать ее в Швейцарию.
Когда она бросилась ему на шею, юноша все-таки расплакался. Опустившись рядом с сестрой на корточки, он крепко ее обнял.
— Не забывай меня.
Никколо был ошарашен глубиной ее слов. Объятья затянулись, но в конце концов брат все же отстранился. Девочка тоже плакала и сердито утирала слезы рукавом платья — за это ей еще достанется от мамы.
Прежде чем вновь повернуться к родителям, Никколо промокнул щеки носовым платком, несколько раз вздохнул и взял себя в руки.
Четыре лошади перед каретой уже нетерпеливо били копытами. Карета напоминала немецкие «берлины» [8]. Она уже давно принадлежала семье, но всего лишь пару лет назад ее полностью отремонтировали. Колеса — высотой с человека. И внутри Никколо с Валентиной могли свободно разместиться. Его слуга и две камеристки Валентины устроились на крыше. Туда же уложили и всю кладь. Сперва Никколо казалось, что ему мало что потребуется в дороге, но потом он понял, что это не так. Кроме своего сундука, он увидел два больших чемодана и две сумки с одеждой, которая, по мнению родителей, могла пригодиться ему в дороге.
Последний раз оглянувшись на мать и отца, юноша поднялся по ступенькам и занял свое место в карете. Валентина улыбнулась ему. Очевидно, она не могла дождаться того момента, когда они покинут Ареццо и начнется их путешествие. Ее восторг и нетерпение передались и Никколо. Глубоко вздохнув, он улыбнулся в ответ и, взмахнув рукой, хлопнул ладонью по потолку кареты.
— Поехали.
Тяжелая повозка величественно двинулась вперед, покачиваясь на булыжниках. Родовое поместье Вивиани осталось позади.
4
Ему снилась охота. Белые, бесконечные поля, холодный снег в лунном свете, ощущение бега. Легкие горят, существует только тело. Чистая радость ничем не стесненных движений. Бесконечные силы, ведущие вперед и вперед. Эти силы не оставляют его, он не может устать, он схватит добычу и разорвет ее в клочья. Какой сладкий сон о безудержной дикости и чистой страсти охоты.
Реальность была менее приятна. Земля под ним была твердой, но почему-то чувствовались и вкрапления чего-то мягкого. Было холодно, и его зазнобило, руки и ноги дрожали от усталости. Мир казался черно-белым, какие-то смутные тени, не желавшие складываться в единую картину. Голова сильно болела, и эта острая боль удушала все мысли. Казалось, что виски вот-вот взорвутся. К горлу подступила тошнота. Он не смог удержаться, его вырвало. Изо рта хлынула теплая кровь, потекла по подбородку, залила обнаженную грудь.
