Старая эльфийская сказка (СИ) - Фрес Константин (книга регистрации .txt) 📗
Один из Эльфов как бы между делом, видя, что я морщусь от боли, пристроил на моей порванной щеке зеленый травяной пластырь и заклеил им же рассеченную бровь. Второй, чуть нагнув мою голову, внимательно рассматривало мое ухо. Он поворачивал мою голову то так, то этак... а потом вдруг резко дернул меня за оба уха сразу.
От неожиданности я вскрикнул и ухватился за них руками, а Эльфы разразились разнокалиберным хохотом. Каково же было мое удивление, когда вместо привычных мне ушей я нащупал два длинных, острых, как перья лугового лука, эльфийских уха!
Теперь Эльфы уверились в том, что я не лазутчик. Они признали во мне своего.
Странное это было чувство; наверное, так же чувствует себя цветок, чей бутон только что открылся. Один легкий щелчок, и лепестки свободны от своего тесного плена.
Предводитель Эльфов обернулся к изумленной Гурке и жестом позвал её к себе. Она повиновалась, все так же изумленно и затравленно тараща на него глаза.
С её головой Эльф возился дольше. Он поворачивал её осторожно, держа обоими ладонями. В конце этого странного ритуала он легко щелкнул по её ушам, словно стряхивал чешуйку тонкого пепла с шелкового рукава.
Ушки Гурки оказались маленькие, чуть заостренными, как нежные цветы калы. Рассмотрев их, Эльф лишь покачал головой. Он долго смотрел в перепуганное, жалко скривившееся лицо Гурки, в её умоляющие глаза, на её безжалостно отсеченные как попало волосы, торчащие в разные стороны, и произнес:
— Изу-ро-довали. Люди унич-то-жают все прек-расное.
Тот самый Эльф, что заклеил пластырем мои раны, из своего походного мешка вытащил какую-то склянку. Зубами вырвав из неё пробку, он жестом потребовал, чтобы я дал ему руки.
— Посмотрим, то за кровь течет в твоих жилах, — сказал главный.
Что это было за зелье я не знаю, но от одной его капли на руке моей расцвели узоры, похожие на те, что рисует на стеклах мороз. Синие прекрасные тончайшие нити оплели мои пальцы, перевили запястье и лозой взобрались на плечо. Синие яркие светящиеся звезды и полумесяцы были нанизаны на них, как бусины.
— Ты Ночной Эльф, — пояснил предводитель. — Тебе нужно на север. Судя по звездам, отмеченным на твоей коже, отец твой был рожден под созвездием Четырех и Одной, — он махнул рукой. — Тебе нужно идти туда. Там твоя родня.
У Гурки на плече разрослась нежная вьющаяся зеленая лоза, с цветами, и на трепещущих веках появились синие рисунки, как лепестки васильков, как крылья бабочек.
— Ты дитя Цветов, — сказал предводитель. — Твои родичи живут там, — и он махнул в другую сторону.
Мы с Гуркой переглянулись. Расстаться? Теперь, когда мы так далеки от людей?
Я вспомнил умоляющие глаза Гурки, протягивающей мне зелье, её тощее тельце, прижавшееся ко мне, старающееся совладать с моим буйным припадком. Оставить её одну? Просто расстаться с ней? Нет! У меня никогда не было друга, кроме неё. Нет...
— Нет, — сказал я твердо, и Эльф усмехнулся.
— Ты упрямый, Ночной Терновник, — произнес он, по своему обыкновению спотыкаясь на каждом слове. — Это хорошо! Интересно, от кого ты рожден? Если б ты не взял от людей их короткий век..!
Эльфы странные существа; они молча приняли наш отказ расстаться и разойтись в разные стороны, как того велел здравый рассудок. Верно, решение наше сулило нам много бед и тягот, но это было наше решение, и Эльфы его уважали, а потому не стали ни отговаривать, ни рассказывать длинные страшные истории.
Одежду мою, от которой невыносимо смердело человеческим жильем, дымом, потом, грязью и болезнью, всем тем, что наполняло до недавнего времени мою жизнь, они безжалостно сожгли в костре, а мне, покопавшись в своих походных мешках, нашли более-менее подходящую рубашку и штаны, припасенные на тот случай, если дорога уведет их слишком далеко от дома. Вместо моих развалившихся старых сапог с окаменевшими от въевшейся грязи подошвами, Эльфы дали мне такие же мягкие, как у них самих.
Впервые в жизни я почувствовал заботу о себе, и живое участие. Кто мы были для этих Эльфов? Никто. Завтра они уйдут по своим делам, патрулировать свои леса дальше, и забудут о нас. Но они не могли уйти просто так, оставив нас беспомощными. Не знаю, что им не позволяло так сделать. У людей я этого не встречал.
Боль не могла заставить меня плакать, а вот от этого почему-то предательски защипало в носу, и на глаза навернулись слезы.
— Плачь, юный мэлроп, — сказал Эльф, увидев, как слезы сами собой текут из моих глаз. — Плачь. Пусть последний яд выйдет из твоего сердца.
На Гуркины босые грязные ножки оказалась велика вся предложенная обувь, и Эльф, покачав головой, взялся тут же, у костра, сшить ей сапоги из лоскутков кожи.
— Мы следили за вами давно, — пояснил он. — Только люди или мэлроп, не знающие законов этого места, осмелились бы остановиться здесь и купаться в Священном Источнике. Люди? Но как вы сумели обойти наши ловушки и пройти вглубь леса так далеко, невредимыми и незамеченными? Мэлроп? Но вы сильно были похожи на людей, ничего эльфийского в вас не было.
Теперь вам нужно идти в Свободный Город. Там живут те, кто не знает своего места ни среди людей, ни среди Эльфов.
— А почему нам нельзя вместе податься к ночным Эльфам, скажем? — спросил я. Эльф пожал плечами, щуря глаз от дыма костра.
— Ты же ночной Эльф, — сказало он. — Ты ночью силен. Ночью ты и твой род станете охотиться, воевать, жениться и жить. А дитя Цветов на ночь закрывает свой бутон. Еще немного, и вы уже не будете видеться. Ты станешь спать днями, а она — спать ночью. Какой смысл вам оставаться вместе?
Глава 8
Эльфы пробыли с нами на поляне до наступления темноты. Если б не они, то нечего было б нам есть. Об этом мы совершенно не подумали, удирая прочь от людей. Я не прихватил с собой ни ножа, ни какого-нибудь клинка, хотя бы и самого завалящего. Да и откуда было б мне его взять? У Гурки на подоле её рубахи нашлась лишь иголка с суровой нитью, вот и все наше снаряжение.
Этого Эльфам объяснять не нужно было, они поняли наше бедственное положение без слов.
— Держи, — предводитель их расстегнул свой пояс и протянул его мне, вместе с охотничьим крепким ножом. — Это тебе пригодится обязательно. По моему поясу дозорные на севере поймут, что ты не шпион, а нож не раз сгодится тебе в твоем путешествии. Может, тебе не стать великим охотником, но уж вырыть этим ножом притаившиеся в земле грибы, коренья, да и просто нарезать веток для костра ты всегда сумеешь.
Эльфы, как могли, снабдили нас всем необходимым для путешествия, и даже поделились со мной своим лечебным пластырем. Один из них сходил в лес и подстрелил кроликов, и вечером мы с Гуркой уписывали за обе щеки наваристую похлебку с кореньями и это охотничье варево было моей первой вкусной и хорошей едой за долгое-предолгое время.
Несмотря на то, что Эльфы к нам были очень добры и вкусно накормили нас, Гурка все равно боялась их. Ото всякого слова, обращенного к ней, она пугливо вздрагивала и втягивала голову в плечи. Ела она торопливо, словно боялась, что у неё отнимут её кусок, и Эльф, глядя на неё, качал головой.
— Она почти потухла, — с изумлением произнес он. — Так, словно жила долгое время среди людей и сама почти стала человеком... Сколько тебе лет, Дитя Цветов? — внезапно спросил он, и Гурка вздрогнула и перестала жевать.
— Так сколько? — продолжал Эльф. — Четырнадцать? Пятнадцать? Ты выглядишь почти зрелой девушкой, а вот твои глаза тебя старше на десятилетия. Или на пару столетий? На пятьсот лет?
От изумления у меня глаза на лоб полезли, когда она кивнула и низко опустила голову. Гурка — девчонка из поселка, вечно оборванная и тощенькая — бессмертная Эльфийка?! Гурке пятосот лет?!
— Почему же ты не ушла от них раньше, Дитя Цветов? — мягче спросил Эльф, увидев, какую боль он причинил Гурке своим вопросом.
— Я... — ответила она, поднимая на него глаза, полные слез. — Я боялась. Пятьсот лет назад в этой части леса полукровок не лечили. Их превращали в рабов, в бессловесных животных, и заставляли выполнять самую тяжелую работу. А тех, кто осмеливался бежать... Их убивали, их убивали сразу, разрывали на части! Я не осмелилась; меня били, меня много били, и передавали от хозяина к хозяину. Те умирали; переезжая с ними из поселка в поселок, я уж позабыла, где родилась. Последний хозяин привез меня сюда, и в поселке все думали, что я его дочь от Эльфийки. Он был добр ко мне, и люди верили, что он хочет вылечить меня...
