Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
В голосе его была такая убежденность, что и не думай я так же – поверил бы.
Но я и сам так думал…
– Маленький мальчик, прочитавший старую книгу… он возомнил себя Искупителем, но конец его будет страшен… – В голосе теперь была печаль. – И все вы, дерзнувшие встать с ним рядом, придумавшие себе служение, будто та горстка иудеев… вы все разделите его судьбу.
– Зачем ты это говоришь?
– Потому что я хочу помочь.
– Чего нам будет стоить эта помощь?
Снова раздался тихий смешок, от которого меня холодом пробрало до костей.
– Ничего. Совершенно ничего. Допустим, я не желаю, чтобы Изначальное Слово узнала Держава. Но если Слово узнает Руссия или Османская империя – это тоже меня не порадует.
Представь сам, вор, что случится вслед за этим? Чего захочет любая страна, преисполнившись могущества и утопая в железе? Ведь еще Искупитель говорил: «Где железо – там и кровь»! Войны прокатятся по всему миру, войны, подобных которым еще не знал род человеческий. Если каждый солдат пойдет в бой с пулевиком в руках, если тысячи планёров наполнят небо, а линкоры станут тесниться в портах, будто утлые рыбацкие лодчонки, что станет с миром?
– Потому мы и бежим из Державы, – сказал я.
– Можно убежать от Стражи. Но нельзя убежать от себя. Ильмар, послушай мой совет.
Я ждал.
– Самая главная тайна мира – в руках зеленого юнца, Ильмар. В руках мальчика, не знающего ни жизни, ни смерти. Как сможет он распорядиться своим знанием? Как можешь ты смотреть на его метания, прислушиваться к детской блажи… разве не помнишь, что стало с каторжниками и матросами? разве забыл, как ловко он управлял вами всеми? каких мук ты чудом избег в темницах Урбиса, спасая его? Достоин ли Маркус решать судьбу мира, вправе ли он?
– И что же? Мне самому взяться за нож и выпытать из него Слово?
– О нет. Ты не способен на это, да и зачем? Маркус – лишь ребенок, тщащийся стать взрослым. Ребенок, дерзнувший принять на плечи непосильную ношу. Не служение ваше нужно ему, а советы и наставления.
– Ему уже не нужны советы… – начал я. И замолчал, вспомнив, как преобразился Маркус при появлении Жана.
Так ли он вырос? Так ли он прав? Мы зачарованно смотрим, как Маркус творит чудеса Изначальным Словом, но и неразумный ребенок, взявший в руки пулевик или ставший у рычагов паровой машины, способен творить чудеса.
– Он не станет слушать советов, – сказал я.
– Станет. Если ты сделаешься его наперсником – он будет слушать тебя. Ты спас его от каторги. Ты защищал его, даже не зная о Слове. Тебе он поверит.
– У меня нет такой мудрости, чтобы давать ему советы, – пробормотал я.
Странный это был разговор. Будто во сне – хоть я и не спал. Будто весь мир вокруг замер – и стих ветер, и перестали мерцать звезды в небе, и ни звука не доносилось из спящей гостиницы. Лишь я сидел напротив таинственного незнакомца и спорил с ним, холодея каждый раз, когда раздавался его голос.
– Тогда послушай меня, Ильмар. Ты был нищ, был и богат. Разве не постиг ты, что главная беда человеческая проистекает из голода и нищеты? Жалкими деревянными плугами ковыряют крестьяне землю, дурными изношенными инструментами работают ремесленники. Две тысячи лет люди прячут на Слово свои жалкие достояния, унося их от мира. Так пусть же Маркус даст людям изобилие. Пусть бедность обернется богатством. Пусть Слово станет открыто для всех.
– Не имеющий ничего завидует тому, кто имеет грош. Но если дать ему грош, он станет завидовать тому, у кого есть стальная марка. Я не верю, что природа человека изменится лишь от того, что он сыт и одет. Летунья Хелен – из состоятельного рода, но разве богатство дало ей счастье? Может быть, не хлебом единым жив человек?
– Люди разделены меж собой… – помолчав, ответил мой собеседник. – Ты сам видел граничные рубежи. Ты знаешь, каково быть чужаком в чужом краю – и что такое чужой край для чужака. Разве не понял ты, что вторая беда человеческая – в различии между людьми? В разных языках, перемешанных со времен Вавилонской башни, в разных законах, насажденных жадными и трусливыми правителями. Слово даст Маркусу богатство и силу – так пусть же он употребит Слово, чтобы стереть границы. Пусть мир станет един, пусть рухнут все сторожевые вышки на границах, пусть люди, как прежде, заговорят лишь на одном языке. Не стоит лить ради этого кровь – богатство и сила Маркуса будут таковы, что мир сам упадет к его ногам.
В единый миг у меня перед глазами будто пронеслись все страны, что довелось повидать. Золоченые и голубые маковки руссийских минаретов, юрты киргизских кочевников в бескрайней степи, изогнутые крыши китайских пагод. Даже те страны, где не случалось быть, представились ясно, словно цветные литографии в печатной книге: вигвамы индейцев и пирамиды ацтеков, глинобитные лачуги чернокожих и построенные изо льда иглу эскимосов. Страны дикие и страны просвещенные, большие и малые, с обычаями смешными или страшными…
– Я бывал в разных странах, – прошептал я, сбрасывая наваждение. – Учился разным языкам, видел разных людей. Но разве не воюют меж собой провинции в единой Державе? Разве крестьянин больше ненавидит неведомого ему китайца, горбящегося на рисовом поле, чем такого же крестьянина из соседнего села, вырастившего больший урожай? И надо ли забывать свой язык, чтобы понять чужака? Разве под разноцветной кожей не течет у всех красная кровь? Все люди и без того едины.
Тот, с кем я говорил, засмеялся вновь.
– Еще одна беда человеческая в том, что вера ослабла. Когда Искупитель произнес Слово – все поверили, что Слово то – свыше. Страны и народы – все пришли к нему, как послушные овцы идут к доброму пастуху своему. Но две тысячи лет миновало с тех пор, а обещанный Рай так и не расцвел на земле. Тысячами осколков разлетелось Слово по земле, утратило силу и величие. Пусть же Маркус не испугается сделать шаг! Пусть он возродит Слово во всем прежнем могуществе, пусть докажет его силу. Пусть люди падут перед ним на землю во всем восторге вернувшейся веры, пусть несут его на руках, не давая коснуться земли!
– Если вера требует доказательств – это не вера, а знание, – ответил я. – И разве люди стали верить меньше? Брат Рууд, святой паладин, верил в Искупителя и Сестру всей глубиной своей души. Был в нем порок тщеславия, но лишь потому, что хотел Рууд доказать свою веру. Но ведь не помешала ему вера убивать! Так зачем искушать людей новыми чудесами?
И мой собеседник опять рассмеялся.
– В твоих советах не было надобности, – сказал я тогда. – Маркус и без того собирается дать каждому богатство, объединить все страны под своей рукой, доказать, что владеет Изначальным Словом. Он сам так решил.
– Что ж, – с иронией ответил ночной гость. – Тогда в моей помощи и впрямь нет нужды.
– И все-таки кто ты? – спросил я.
– Незваный гость, имеющий обыкновение давать советы.
Я вновь ждал смешка, но его не последовало.
– Тогда, быть может… – Я запнулся на миг. Кем бы ни был мой собеседник, как бы ни тяготило само его присутствие… но… – Может быть, ты присоединишься к нам?
Кажется, впервые за все время беседы он опешил. И в голосе, до того неизменно доброжелательном, появилась едкая ирония:
– Ты говоришь это серьезно, Ильмар? Мне чудится, что я был тебе чем-то неприятен.
– Все мы не ангелы, – сказал я, пожимая плечами. – Но если ты тоже хочешь прийти к Богу – нам по пути.
Он молчал очень долго. Потом засмеялся – будто захлебывался.
– Может быть, мне даже жаль, что я отклоню это предложение. Может быть.
В первый раз за весь разговор его смех вызвал у меня не дрожь, а смущенную жалость.
– Но… – начал я.
Налетел порыв холодного ветра, и, видно, прорвался под стеклянный колпак фонаря – фитиль замерцал и погас. Мой собеседник поднялся – тяжело, словно старик.
– Мне пора, вор. Наша беседа была любопытной. Пускай и не слишком плодотворной.
– Постой. – Я тоже встал. – Куда ты так спешишь?
Но он уже сделал шаг в темноту, а света звезд было слишком мало. Лишь веял холодный ветер, будто проснувшись от тяжкого сна.
